Неземной, глубокий взгляд.
Или ты и вправду ангел
И стихов его исток…
Медальон в простой огранке
Знает правду… видит Бог…
Ты осталась овдовевшей
В самом цвете лучших лет,
А Россия – онемевшей,
Лишь уста сомкнул поэт.
Ты глядишь с небес на город,
Где он знал и боль, и холод,
Но тепло твоей руки
В глубине его строки.
И теперь на самом деле
После горькой той дуэли
Честь чиста и жизнь чиста —
Словно с белого листа
Так же ты жила и дальше,
Как хотел поэт – без фальши…
Новый путь и новый друг…
Петербург!
Октябрь
Подсолнухи уже уходят в осень…
Я вместе с ними молча постою,
А листья клена тихо бьются оземь
У замершего лета на краю.
Живой стеной по краешку заката
За горизонт подсолнухи идут,
Откуда им отныне нет возврата,
Где лишь поля пустеющие ждут.
Так день за днем – по воле, по неволе,
Как будто дав неведомый зарок,
Как странники спешат на богомолье,
Они бредут в тумане, без дорог
И пусть ветра все дальше гонят осень
От ветхой, поредевшей городьбы
И золото подсолнухов уносят,
А дождь клюет их, словно воробьи,
Свое предназначение исполнив,
Всегда в слезах тоскующих дождей,
Подсолнухи, как будто что-то вспомнив,
Еще с надеждой смотрят на людей.
Полночь
Все из рук, будто связанных, валится…
Подниму ли котомку судьбы,
Или сяду на камень печалиться
У забитой гвоздями избы?
Может, темная воля пытается
В мою душу тоску заронить,
И судьбы лоскутки не срастаются,
Разрывается кровная нить.
Но когда я в сомненье и в робости
У иконы молитву шепчу,
Кто-то словно уводит от пропасти,
Крылья ангела бьют по плечу.
До утра погружаюсь в молчание,
Согреваюсь теплом на плече,
И глухое, слепое отчаянье
Тихо тает, как воск на свече.
Этюд
Склонилась ночь при солнечном огарке
Над сонною землею, как художник,
Хотя и краски у нее неярки,
И прост сюжет: закат, дорога, дождик.
Пусть заросла тропинка между сосен,
А солнца блеск лишь в лужах, вдоль аллеи,
Но все прекрасно – дождь, закат и осень…
А что душе и ближе, и милее?
Весь мир вокруг исполнен и наполнен
Застенчивыми красками этюда —
Закат угасший, в небе вьется ворон,
И каплет дождь осенний беспробудно.
Так что же нам еще на свете надо,
Ведь здесь есть все, хоть нет ему названья, —
Закат, и дождь, и шорох листопада,
А значит – грусть, надежда, ожиданье.
Такое все глубинное, родное
На вечно недописанной картине,
Зовущее, томящее, земное
И в прошлом, и доныне, и отныне…
Корни
Я знаю – корни память берегут
О Соловках, Урале или Вологде,
О той земле, где рос когда-то дуб,
Роняя в бурю бронзовые жёлуди.
Они, как наконечники копья,
Пронзали все отжившее и слабое,
Их корни в вечной хляби бытия
Удерживали твердь орлиной лапою
И дерево выталкивали вверх
Натруженными, жилистыми спинами,
Где вьется ворон, где взлетает стерх,
Курлыча над бескрайними равнинами.
Так и растут дубравы на земле,
Сражаясь с бурей, обжигаясь в пламени,
Их корни возрождались и в золе,
Сдвигали камни по веленью памяти.
В них что-то человеческое есть,
Они, как мы, в спокойной жизни маются.
И будто молча защищают честь —
Не гнутся, не сдаются, не ломаются.
Разносят заповедные ручьи
По всей земле бунтующие желуди,
Их крохотные легкие ладьи
Находят пристань в поле или в городе.
И корни их, очнувшись в тот же миг,
Уже растят побеги своенравные,
И листиков мистический язык
Слагает новый эпос над дубравами.
Здесь девясил растет из тех корней,
Как иван-чай, как все дубы столетние.
И разве что-то может быть родней,
Чем эти рощи – светлые, заветные…
Возвращение
Я вернее собаки был предан отцовскому дому,
Я вылизывал взглядом крыльцо, и дорожку, и сад
И представить не мог, что когда-то смогу по-другому
Где-то жить вдалеке и сюда приходить невпопад.
Дом давно замолчал, прислонившись к ветрам одиноко,
Даже скрипом дверей он мне сердце теперь не корит.
А в остуженных комнатах печь погасили до срока,
Лишь над сонной трубой еще ласточек стайка парит.
Неужели теперь я в саду заплутать не сумею,
Там, где старый забор мое детство еще стережет,
И сегодня родным этот двор называть не посмею,
Хотя листьев пожар мою душу по-прежнему жжет.
Здесь на вербные дни мы взрыхляли весеннее поле
И в крещенскую ночь рисовали на стенах кресты…
А когда второпях уходил я на вольную волю,
То обратно, казалось, сжигал золотые мосты.
И не мог я понять, что во мне наше поле взрастило,
Что колючки семян прилипали к ногам на стерне
И, когда мою жизнь возносило, роняло и било,
Семена наконец прорастали корнями во мне.
Вновь весной всполошит забубенный, истрепанный ветер,
Снова память разбудит и истово в дом позовет,
И я встречу, смирившись, нежданный-негаданный вечер,
Как когда-то отец, не дождавшийся нас у ворот.
Михаил Палецкий
Родился на Сумщине (Украина) 14 ноября 1950 года, образование – высшее, специальность – экономист, заочно обучался в аспирантуре, работал в системе потребительской кооперации и сфере государственного контроля. Был основателем и руководителем аудиторской фирмы «Коперник-Аудит». В 2001 году эмигрировал в США. Окончил колледж по изучению эккаунтинга и компьютера. Издал книгу новелл, очерков и стихов «Кристалл небес», сборник стихов «Именем прилагательным» и книгу малой прозы «На грани кристалла». Неоднократно публиковался в альманахах журнала «СовременникЪ». Удостоен медалей ко дню рождения А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, А. С. Грина. Кавалер медали «65 лет со дня основания организации» Интернационального Союза писателей, юбилейной памятной награды «За вклад в российскую словесность».
Лауреат Международной Лондонской премии 2015–2019 годов.
Член Интернационального Союза писателей.
Вдоль или поперёк?
Собрались звери в лесу и решили построить мост через небольшую речушку. Однако, чтобы строить, нужны материалы. Отрядили в центр «пробить» стройматериалы медведя, он у них самый умный. Поехал медведь, и долго его не было, а возвратился без стройматериалов: не убедил в целесообразности строительства и необходимости в материалах. Послали лису, она среди них самая хитрая. Лиса вернулась обратно измочаленная и ободранная, ни с чем. Послали козла. Он еще не вернулся, а стройматериалы поступают в огромном количестве, и на сотню мостов хватит. Наконец их поступление прекратилось, а козел вернулся. Спрашивают у него: и как это тебе удалось? Медведь – самый умный, а лиса – самая хитрая, и ничего у них не получилось. Козел объяснил: приезжаю, а там – такие, как я. Спрашивают: вы мост будете строить вдоль или поперёк? Ответил: вдоль.
Мораль от автора. Все разграничивается и обобщается по категориям: медведям – медведево, лисам – лисово, козлам – козлово.
Дискуссия на тему «Что такое любовь?»
Председательствующий: – Начинаем дискуссию на тему «Что такое любовь?».
По-моему, любовь – это работа.
Главный инженер: – Какая же это работа, если главный механизм простаивает?!
Любовь – это наука.
Профессор: – Нет, это не наука, если студент может, а я не могу.
Любовь – это процесс.
Адвокат: – Это не процесс – обе стороны удовлетворены.
Любовь – это бизнес.
Бизнесмен: – И что это за бизнес, если вкладываешь больше, а вынимаешь меньше. Это – грабеж!
Любовь – это грабеж.
Грабитель: – Это не грабеж, если никто не кричит: «Караул! Грабят!», а кричат: «Давай! Давай!»
Любовь – это кража.
Вор: – Это не кража, если все на месте и ничего не унесено.
Любовь – это прекрасное настроение.
Председательствующий подвел итоги дискуссии:
– Любовь с любовницей – это любовь;
любовь с кумой – это обязанность;
любовь с женой – принудительный труд.
Люблю птиц…(Воспитание прокурора)
Прокурор Фёдоров Владимир Андреевич меня, командированного молодого специалиста областного ведомства в прокуратуру района, воспитывал. Застав во внерабочее время в кабинете следователя Виталия Селюка, ведущего дело по экономическому преступлению, увлеченно о чем-то с ним беседующим, заметил: «Заходите в прокуратуру будто к себе домой. Ваш предшественник здесь бочком и с опаской протискивался».
После чего направил жалобу прокурору области на якобы задержку заключения от ведомственного специалиста, чреватую нарушением срока представления дела к рассмотрению в суде. Мне был объявлен выговор с обязательством в трехдневный срок представить заключение. После его приемки следователем точно в срок он в своем кабинете с чувством удовлетворения и собственной значимости назидательно проинформировал: «Звонил Стрельцов из прокуратуры области, не надо ли направлять еще одно письмо, и я ему ответил: не нужно, он исправился». Потом повернулся к зарешеченному окну кабинета, на подоконник которого к установленной кормушке прилетела синичка клевать корм, и загадочно произнес: «Люблю птиц».