Вы теперь с котом дружите —
В тесноте, да не в обиде…»
Кузька молча на печи
Трёт спиною кирпичи…
Посопел и мне в отместку
Позадёрнул занавеску.
Я с дороги отдыхать
Повалился на кровать.
Кот калачиком свернулся,
К Кузьке задом повернулся
И мурлычет песнь свою:
«Баю-баюшки-баю».
Котика рукою глажу,
Он всех песенкой ублажил,
Сон с дремотой навевает
И со мною засыпает.
Солнце вновь за лес заходит,
Снова месяц гордый всходит.
На мир сонный он глядит,
Только лишь Кузьма не спит…
Яркий луч в окно ворвался.
Ух, ну я и разоспался!
«Ну-ка, Кузька, хватит спать,
Уж пора давно бы встать», —
Крикнул, а в ответ молчок,
Запиликал лишь сверчок.
«Что такое, Кузя, где ты?» —
Ни ответа, ни привета.
Огляделся: нет кафтана,
Нет сапожек из сафьяна.
Нет ни шапки меховой,
Ни подстёжки шерстяной.
Я на улицу бегом
Выбегаю босиком.
Вдруг след вижу одинокий,
Маленький и неглубокий…
Что же делать мне теперь?
За собой захлопнув дверь,
Пригорюнившись, сижу
Да в окошечко гляжу.
Не окликнет меня друг,
Не пошутит со мной вдруг
И не схватится за веник,
Чтобы грязь смести с ступенек…
Вон лежат его монетки,
Бусины и этикетки
В приоткрытом сундучке,
И жилетка на крючке…
Может, всё-таки вернётся,
Погуляет – обернётся?
Нет, не слышно никого,
Кроме ветра одного,
Что в трубе моей гудит
Да за окнами шумит.
День прошёл, сгустилась ночь,
Извертелся, спать невмочь,
Думы грустные свербят:
Иль замёрзнет, иль съедят.
Утром рано одеваюсь
Да в дорогу собираюсь.
Помолился на дорожку,
Потеплее взял одёжку,
К часу доброму присели
И пошли с котом отселе.
Долго, коротко ли шли,
К лесу тут мы подошли.
Вот стоят, как исполины,
Предо мной дубы старинны,
Мрачно вороны кружат,
Сосны снежные скрипят
И качают белой шапкой:
Знать, тебе не будет сладко.
Почесал я лоб тогда,
Если горе не беда,
Если нет пути иного,
Размышлять не буду много,
А отправлюсь в лес дремучий,
Не страшась сосны скрипучей.
Может, знает водяной,
Куда скрылся домовой?
Он сидит зимой в болоте
В ностальгической дремоте,
Он от скуки закисает,
Сплетни-слухи собирает.
Я к болоту подхожу,
Встал у края и гляжу:
В полынье под коркой льда
Вдруг забулькала вода.
Жутко стало мне чего-то.
Пар клубится над болотом,
Всё вокруг заиндевело,
Камыши застыли белы;
На корягах тины клочья
Шелестят среди полночья,
В тучах прячется луна,
Да сплошная тишина.
Что же делать? Я с опаской
Всё смотрю на тину с ряской.
Кто подскажет, как мне быть:
Водяного разбудить?
Потоптался я на месте
Под узорами созвездий,
Огляделся и потом
Камень отбил сапогом.
Бросил камень в полынью,
Лихо свистнул и стою.
Всколыхнулось в полынье,
Промелькнула тень на дне,
Что-то хрустнуло, всшумело,
С уханьем сова взлетела
Так, что снег посыпал с ёлки.
В лунном свете, как осколки
Хрусталя, снежинки вились
И на сонный пруд ложились.
Вдруг всплывает водяной —
Пучеглазый, с бородой.
Вместо ног его плавник,
В волосах застрял тростник,
В шляпе фетровой музейной,
И камзол с мусье трофейный.
От него запахло тиной,
Стовековою трясиной.
Чешуя при звёздах блещет,
Плавниками зло скрежещет.
Громко выплюнул лягушку
И сказал: «Чего, Ванюшка,
От меня ты захотел,
Что встревожил мой удел?
Иль на мельнице твоей
Колесо сломал злодей?
Или пасеку у речки
Кто разрушил? Человече!
Может, в этом ты винишь
Водяного? Что молчишь?»
«Что ты, что ты, Водяной!
Хлеб беру я покупной.
Ну а пасека цела,
Ждёт лишь летнего тепла, —
Отвечаю ему смело. —
Тут другое вышло дело:
Друг мой Кузька потерялся,
Я вот здесь и оказался.
Где найти его – не знаю,
Вот в потёмках и плутаю
Средь заснеженных дубрав».
И добавил, помолчав:
«Кузькин следик меня вёл,
Да вот снег его замёл.
Стало тёмно… ни души…
Что мне делать, подскажи».
Водяной поправил шляпу,
Почесал затылок лапой,
Шевельнул слегка ушами,
Да причмокнул он губами
И сказал: «Ну и проказник,
Кузька будет мне племянник.
Рос он с детства сиротой,
Вот и вырос он такой.
Знать мы этого не знали,
Домовые чтоб бежали. —
Водяной подполз тут ближе
И сказал, прищурясь, тише:
– На какой Кузьма дороге,
Я узнал бы от сороки,
Но про это белобока
До сего молчала срока…
Лучше ты, Иван, поди
Да к кикиморе сходи.
Здесь, в овраге, обитает,
Может быть, она что знает.
Ну а я – назад. Лады?
Жабры ссохлись без воды».
Развернулся – и в болото:
Знать, ему там жить охота.
Лес сплотился предо мной
Неприступною стеной.
Вдоль оврага я по краю
С опасением шагаю.
Вот бы знать, куда идти,
Чтоб кикимору найти…
Не успел подумать, кот
Зашипел. Кто ж там идёт,
В темноте ступая тихо?
Знать, так бродит только Лихо…
Развернулся я назад,
Вдруг гляжу: ко мне на спину
Опускается дубина
И глаза во тьме горят.
«Ты чего, – кричу я ей, —
Всех встречаешь так гостей?
Размахалась что ты палкой,
Сдачи хочешь? Мне не жалко».
Ух, уродина какая,
Мама ты моя родная:
В перьях вся она куриных,
Парочка рогов козлиных,
Когти острые на пальцах,
В темноте глаза светятся,
Треугольный длинный нос,
На макушке – прядь волос.
Я поскрёб тогда в затылке
И мораль читаю «милке»:
«Мне обычай чуден твой —
На людей махать клюкой.
Воспитанием, признаться,
Тебе нужно бы заняться,
А то вместо хлеба-соли
Ты меня клюкой до боли».
«А чего бродить ночами,
Хлопать в темноте очами?
Коли ищешь приключенье,
Здесь найдёшь в одно мгновенье». —
«Не пугай меня, не струшу.
Из дому в такую стужу
Может выгнать лишь нужда…»
«Так зачем пришёл тогда?» —
Наша «милка» вопрошает.
Ваня горестно вздыхает:
«С домовым мы Кузей жили,
Не хворали, не тужили,
Но Кузьма оставил дом
И в ночи ушёл тайком».
«Как, мой братец потерялся?! —
Крик кикиморы раздался. —
Вот проказник, вот беглец —
Распоясался вконец!»
Тут она на пень присела,
Повздыхала, посопела,
Напустила скорбный вид
И, гнусавя, говорит:
«Да, теперь и молодёжь!
Нрав – оглоблей не свернёшь!
Но душа болит за брата,
И здоровым видеть рада
Я ведь братца своего.
Ты пойди, найди его».
«Да куда идти мне, знать бы…»
«Так плутать тебе до свадьбы, —
Мне кикимора в ответ. —
Но тебе я дам совет:
Путь один есть необычный;
От других он тем отличный,
Что не шествовал вовек
Им ни зверь, ни человек».
Я затылок почесал:
«Кто же путь тот протоптал?
Не появится и стёжка,
Не пойти коль в лес с лукошком».
Тут кикимора взыгралась,
На весь лес расхохоталась,
Утерев платком глаза,
Пальцем тычет в небеса:
«Промахнулся ты чуть-чуть,
Это, Ваня, Млечный Путь.
Там тебе творог и сливки,
В бочках сырники в подливке, —
От своей в восторге шутки,
Вторит с бульканьем в желудке:
– Видишь низкую звезду?
Прошагай туда версту
И у Волчьего обрыва
Жди Судьбину терпеливо.
Да смотри не заплутай,
Лес там тёмный, так и знай.
Правит бал там бабка Ёжка —
К ней ведёт тебя дорожка.
Нет опаснее тех мест,
Ведь Яга людишек ест!
Так что, Ванечка, прощай
И худым не поминай».
На пенёк замшелый встала,
Подмигнула и пропала.
«Эх, бесовская всезнайка,
Угостить тебя б нагайкой!» —
Я в сердцах ей пригрозил,
Но её и след простыл.
И, найти нам Кузьку чтобы,
Мы с котом идём в чащобу.
Вот иду, куда – не знаю.
Час проходит, я шагаю,
Два проходят, всё иду,
Непроглядной тьмой бреду.
Дико всё вокруг, тревожно…
Я ступаю осторожно,
И сомненье в душу въелось:
Что мне дома не сиделось?
Вспомнил, как тепло у печки,
Как малой бежал по речке,
Разгоняя пескарей.
Эх, домой бы поскорей!..
Ни дороги, ни тропинки,
Лишь овраги да куртинки.
В вышине звезда мерцает,