Последний день лета
То мглеет, то брезжит,
То сякнет, то брызнет —
Как многозначима мистерия света!
Времён – человечьих, иных – порубежье:
Последний день жизни —
Последний день лета.
Последний день лета
Господня.
Сегодня
Мы вымыли окна,
Как в детстве, в Трёхпрудном,
Чтоб видеть – оттуда! —
К кому мы и кто к нам
(Последние меты
Грядущего чуда)
В последний день лета.
В последний день света
Заминка у входа…
А дальше? За-светье.
(За-цветь, за-цве-тайность, за-тайность —
Свобода!..)
Ты скажешь: «А помнишь,
В последний день лета
В звучащем огромье
Встречали поэта?
Ни в флейты, ни в трубы,
Петард не взрывали,
Лишь в бледные губы
Меня целовали».
Встречали – и, значит,
Допытана, Боже!
Допита! Допеты
Последние плачи,
Последние вои
Довыты.
Довиты
Последние пяди удачи и вервья.
Как в завтра ни верь я —
Билет мой – в за-светье —
Проплачен
С лихвою!
В последний день лета.
В последний день лета…
«Что я вне того, из чего стихи…»
Что я вне того, из чего стихи?
Хороши, плохи —
Из бук букв —
Вкус, цвет, звук —
Из метели слов,
Из строк бус —
Три, семь, туз —
Из чепухи
Снов —
Их пыл
Жарче дней, честней правд
(Кроме вас, Макс, Пра).
Из обломков крыл,
Из обрывков жил,
Из обносков сил,
Из таких малостей,
Что и не снести:
Из моей жалости,
Из твоей чести,
Из моих тоск,
Из твоих неласк,
Из твоих – за дверь!
Из моих потерь —
Поверь! —
Из всего, что дал,
Обронил во мне:
Из – ни разу – «да»,
Из ста тысяч «не».
Сам стихами стал —
За тобой вдогон
Мои соль и сталь,
Мои кривь и кровь…
Что я вне того, из чего любовь?!
«Кровь – от цыганки до немки и польки…»
Кровь – от цыганки до немки и польки
Да в русских венах!
Что за Марина без польской толики,
Без искр Шопена?
Без верхнего «до-нна»,
Без Наполеона
Детского плена?
Без горькой доли
Утрат стотонных
На руслах бренных?
Без сладкой дольки
Ночей бессонных
Во мхах вселенной?
Без боли?
Дочь разнотравья – ночь нетопырья.
А плен – недетский:
«Родного есть родней – немецкий».
Такую фразу
Не скажет фрау —
Зашкалит ширью,
Сорвёт и вырвет
Кровь разнотравья – ночь нетопырья.
На мир – покровы.
Глотнём за здравье
Из красной скляни
Для жара прений:
Скажите, пани,
Кто вы по крови
Своих творений?
Скажите, фрау,
Мадам, скажите,
С какой из аур,
С каким из житий
Вас соизмерить
На карте страсти?
Всех разноверий
Все души – настежь!
И век – паренье.
На повторенье – Господне вето.
И мы – повинны.
Что делать после вас поэтам,
Марина?
Ново-годнее
Подражанье.
Подражанье – унисонность
По дрожанью
Жилок в теле.
По рожанью из —
Из ничего! – из торричеллей,
Маракот, пустот, квадриг терлецких —
Стихосфер, мыслебукетов,
Душ, пространств…
Подражанье – пораженье? Поражённость!
Жжёность на одном огне – и крыльев,
И надежд на вечность.
Жизнь сама по сути – подражанье,
Повто-рвенье,
Подорожанье на похожесть
(С Ним!),
На продолжание того же
(Т. е. – гоже!)
В череде зеркал,
В колоде эх.
Сознание подобья. Пре-подобье.
Радуешься: пуховым надгробьем
Не помять елабужской землицы,
Как и память не утяжелится
От случайных формы повторений
В ворохе падений и парений…
В запространство я не крикну: «Где ты?»
Знаю (от тебя? Тобой!): Поэты
Не в когда встречаются, не в где, а – как:
От-кров-веньем,
Пожиманьем звука
Ласковыми лапами словенья.
Пролетая (Линдбергом – за час полнеба!)
Над (не ошибусь – изгиб!), над Камой,
Думал: будь я камень,
Так ли быстро б в реку канул,
Как твоя оттуда поднималась?
Как тебе излука показалась
Свысока? Как лопалась —
Разлука с хворым чревом —
Пуповина? Легко ль промчалась
Через все семь (иль было больше?)
Воздусей – пустых ли? Звучных?
Все ли были настежь?
Иль, как души наши не крылатить,
Лёт – такая ж мука? Вычревленье?
Тебя спрошу, ведь все, не зная,
Прутся в храм
Готический (а тот уж сам
За шпилем…)
Ты ж без слёз и служб – одна
В том (этом!) мире —
Зря и ширясь,
Без стука – раньше стука! —
Стрелой из лука? Пузырьком со дна
В вместилище под килем?
Сколько перебежек? Пересадок
На кольце? Задержек рейсов?
Неполадок в путеводьях света?
Контролёрских блях – ведь без билета?!
Может, там и консульства? ОВиРы?
Без придирок
Обошлось ли? Без обгона стайных и не певчих?
(Стайных – стадных – певчих – легче?)
На спевцов не обижайся слишком:
Сладкоежки, так и ныне
(Твой – через сто лет – ещё мальчишка,
Травится смутьём, в угарах стынет,
Выживет, но будет петь с одышкой).
Так и ныне им не как, а сколько,
Инструмент не ручка – ложка,
Рай для них – в обгон! – и тот делёжка
Неба на куски, на дачные участки:
Ближе к речке (Богу?),
Больше соток (счастья?).
И в любви всё: мало? Много?
Есть – иль нет! Любовь ведь притяженье,
Просто гравитация живого,
Без условий, без раскрас и меток.
В Люблино живу. Из слёз и деток
(«Люблю, но» – они всегда попутны)
Островок в твоей Москве-Марине:
Светофоры, пробки. Не Трёхпрудный.
Небо прячут
В фонарей липучей паутине —
Не увидеть твоего созвездья. Небо, значит, —
Тоже пропадающее даром (море – плошка!)
Место для ходьбы? Каково без бот и без одышки?
Без куста на взгорке (цели)? Возвращенья
Часа? Каково без времени? Наверно,
Время – это розовое платье (кожа?),
Здесь не подаренное? Соразмерно?
Или времена и сроки – строки?
А всё же
Как ходится по тонким
Льдам Христосова надрыбья
Ходоку? Как видятся потомки
Под слюдой, на дне – подонки все? Подёнки?
(Читатели газет теперь – гиганты,
Смотрители – вот рыбы!)
Под воздушной глыбой
Минуло столько ж.
Где время не течёт,
Должно быть, все ро-весны, ро-осенны?
Осенены, осанны? Со-счастливы
В счастилище? Иль тоже там
Можно осчастливеть, лишь
Осчастливив? Как нечет-чёт?
Так сколько ж там тебе,
Пре-песенной, п-речистой
Дочери Лавранса и Татьяны
От Рождества Христова?
(Капельки мучнистой —
Из двух зыбей – прочней, чем прочно!)
Рождество – Ему, тебе – зачатье
(Зачатье ведь любое непорочно),
Заготовленье плотью и печатью
Весовой (весомой!) для грядущих крыльев.
От замысла Творца —
Скрещенья двух лучей – узла на свете
(Откуда же ещё берутся дети)?
От со-творцов желанья,
Когда чуть клетка-плазма-вирус
И сразу же – душа на вырост?
От письма: «Наш маленький, мне кажется,
Растёт!»?
От октября – по-новому – восьмого
(На Иоанна Бого-слова)
В стихоземное – Гебой?
Иль от сеченья кесарева неба
На тридцать-сорок-первое (как счёт?)?
Как курс воздухоплаванья
У Бога? У которого из них?
Бог ведь не один (един!),
Над ним другой ведь Бог есть?
Сколько их – от всея – вся до крошки?
Не мешают бороды матрёшкам?
Верят в нас?
Не выглядят устало
В нашей части гулкого фрактала —
Мира с неизбывной склокой?
Не преображаю послесмертье —
Хватит теосовестных гурманов:
Как-то пусто «знайте» вместо «верьте»,
Что узнаем? Рождено обманом
Зренья всякое всеведенье и знайство —
Переходы, коридоры, светы…
Можно б было без верёвки ведать,
Кто бы, как не ты, взломала вето?
Всё же, всё же,
Всё же, всё же, всё же…
Смерть спокон – освобожденье духа
(Для чего? Кого? Капризы божьи?).
Травы ведь не пахнут, пахнет сено,
Да и то – не сено, а от сена
Отлетающая травья сущность,
О-сенённость.
Угадаю: в двести раз красивей
Душеизлученье над Россией
Северных сияний —
Знатные веками сенокосы
Над Окой (Тарусы?)! Медоносов гуще
В мире не бывает.
И над Камой…
Я живу… Как? Спрятался в гитару,
В пи-мезоны, бизнес с инолюдьем
(Как ни изнасилуй по-над-бровье,
Руко-псы, чер-но-вяки не кормят).
Общество – пис-чит-ананду – как и ты,
На дух не
Выношу. Блаженство понимаю просто:
По-московски – ночь на кухне.
Ты же знаешь, в нашем Бермудовье
(Тамбов – Москва – ЕлаГуба)
Какие корабли тонули-пропадали?!
Что там море – так, вода: тяжёл – на дно!