А Валентина по дороге к сестре вспомнила Большой Анюй, поселок Островной и приезд к ней Виктора. Вспомнила и надпись на подаренной ему фотографии и подумала: «Кто же из нас невезучий человек?»
Встреча с эвенками
(глава из книги «На заполярной широте»)
Наступил ноябрь с небольшими морозами, днем всего до тридцати градусов. Солнце ненадолго выглядывает из-за горизонта: улыбнется своим желто-красным ликом, предвещающим мороз, и закатится за дальний лес.
Для многих этот месяц – предвестник приближения полярной ночи, для рыбаков – долгожданный период ловли сига, который в это время проходит по Енисею на икромет в малые реки. Этой рыбе, чтобы отметать икру, нужна холодная и чистая проточная вода.
Николай Грохотов, рамщик второго лесопильного завода, давно подал заявление на отпуск, собрал снасти, вещи и ждал срока выезда. Начальник завода скрепя сердце подписал его заявление. Николай – лучший рамщик не только завода, но и всего комбината. Без него руководитель боялся сорвать выполнение годового плана. От мастерства и опыта рамщика зависят качество и объем напиленного пиломатериала, заработок всего коллектива завода.
До работы на лесокомбинате мне приходилось бывать в лесопильных цехах. Я думал, что нет никакой сложности двигать бревно в пилораму с одной стороны и получать доски с обратной. Ан нет. Оказывается, у каждого бревна при сушке появляется трещина, она хорошо видна в торце и называется метиком. Рамщик должен направить бревно в раму так, чтобы метик был параллельно пилам, иначе в каждой доске будет трещина, и их забракуют. Вот такая специальность была у Николая.
Выехали мы на рыбалку поздно, с проблесками утренней зари. Ехать по Енисею без дороги в темноте опасно: можно угодить в майну, выдолбленную рыбаками и занесенную снегом, или укатить не в ту сторону. Лед на Енисее давно окреп, наш «уазик» легко катился по неглубокому снегу, иногда подпрыгивая на небольших торосах. Путь лежит вниз по реке, к заброшенной деревне Носовой. Николай в ней родился, прекрасно знал окрестности и места лова рыбы. Мы планировали за светлое время суток поставить сети, оставить Николая с его другом, Сергеем Ивакиным, проводить свои отпуска в Носовой, а ночью с Володей Архиповым вернуться домой по своему следу.
Подъезжая к Носовой, мы увидели картину, достойную кисти художника. Высокий мыс выдвигался далеко в Енисей, на его белоснежных склонах, на фоне хвойного леса, стояло десятка два бревенчатых домов, покинутых жителями.
– Вот это моя родина, – с грустью произнес Николай. – Машину оставим на льду, я схожу в дом, затоплю печь, и примемся за дело.
Он надел лыжи и по занесенной снегом тропе, одному ему известной, стал подниматься по косогору. Мы последовали за ним. Мое внимание как строителя привлекли дома. Они были добротно срублены, стояли в сохранности, с окнами и дверями, на почтительном расстоянии друг от друга. Тесовые кровли поросли мхом. Дом Николая не был закрыт на замок, он снял щеколду и вошел в просторные сени. Я остался на улице и рассматривал старинное северное поселение.
При подледном лове рыбы требуется много усилий и сноровки, чтобы поставить сеть. Мы прорубили пешней майну – большую прорубь, в которую будет заводиться сеть. Сергей отсчитал от майны пять шагов и буром пробурил лунку. Затем передал бур нам с Володей со словами:
– Бурите лунки по прямой линии через пять шагов.
Николай привязал к шестиметровой белой рейке шнур, запустил рейку под лед и палкой с рогулькой на конце направил к пробуренной лунке. Сергей поймал ее крючком и прижал ко льду, чтобы не унесло течение. К нему подошел Николай и рогулькой протолкнул рейку к следующей лунке. Так, продвигая рейку от лунки к лунке, протянули подо льдом шнур, к которому привязали связку из пяти сетей, затянули их под лед и якорями на концах связки опустили на дно. Местные жители связку из пяти сетей называют паромом. Николай по традиции своих предков перекрестил майну и произнес:
– Ловись, рыбка маленькая и большая, не дохлая, а живая.
Местные жители уснувшую в сети рыбу не берут в пищу. Зимой сети проверяют каждые два-три дня, а летом – ежедневно.
Когда мы пришли в дом, печь прогорала. Николай подкинул дров, они весело затрещали, приветствуя нас теплом.
Дом состоял из двух половин, разделенных русской печью. В первой стояли стол, шкаф, висели полки, вдоль стен – тяжелые лавки из толстых плах. В углу – бачок для воды и два ведра. На полу, около дверей, лежал потертый коврик. Во второй половине, кроме металлических кроватей с пружинными сетками, ничего не было. «Вот в такой бедноте прожили родители Николая всю жизнь», – подумал я.
Пока я рассматривал обстановку и размышлял, Николай сходил к реке, принес два ведра воды, поставил кипятить чай и воду в кастрюле. Когда вода закипела, насыпал в нее вермишель, открыл две банки тушенки и выложил ее в кастрюлю. Затем поджарил на сковородке лук, заправил им лапшу, и ужин был готов.
После тяжелой работы на морозе еда казалась необыкновенно вкусной, мы все быстро работали ложками. Сергей, накладывая в свою миску очередную порцию добавки, произнес:
– Завтра будет уха из осетра.
– Ты его сначала поймай, – одернул его Володя.
– Сам попадется, – уверенно сказал Николай.
Я внимательно наблюдал за Сергеем. Большими крепкими пальцами рук он неумело держал ложку и не спеша отправлял в рот порцию за порцией лапши. На его руках были видны следы трудно смываемого мазута. О нем мне было известно только то, что он работал бульдозеристом. Высокого роста, широкоплечий, он был олицетворением силы и мужества. «Вот таким крепким человеком должен быть северянин», – подумал я.
– Почему в Носовой нет жителей? – спросил Володя Николая.
– Сегодня трудно прожить охотой и рыбалкой, не каждый год бывает удачным. К тому же нет электричества, детям надо давать образование, люди потянулись к цивилизации.
Большинство уехало в Игарку, на предприятиях города – надежные и стабильные заработки. Многие постоянно наведываются в родные места, приезжают на моторках за ягодами, грибами, порыбачить, поохотиться.
– Когда ты уехал из Носовой? – продолжал спрашивать Володя.
– Ровно двадцать лет назад, в сорок шестом году. Наша семья оставалась здесь последней. Мать с тремя детьми ожидала возвращения отца с фронта. Она боялась, что в городе он нас не найдет. Отец вернулся из госпиталя без одной ноги. Мы радовались долгожданной встрече, не отходили от него ни на шаг. Он был хмур и озадачен, его мучили вопросы, как охотиться и рыбачить без ноги и прокормить семью. Мать часто, поставив перед нами тарелки с едой, сидя напротив, подпирала голову руками и смотрела на нас печальными, затуманенными глазами. Ее мучили те же вопросы, что и отца. Вскоре мы переселились в Игарку.
Провожая нас в обратный путь, Николай напутствовал:
– Держитесь своего следа, машине легче ехать по колее, быстрее доедете. В следующее воскресенье обязательно приезжайте.
Густая темнота опустилась над Енисеем, свет фар освещал небольшое пространство, за которым стояла стеной темная завеса. Создавалось впечатление, что машина стремится к этой стене, а она, издеваясь над нами, убегает все дальше и дальше.
Володя вел машину, а у меня возникали сомнения: правильно ли мы поставили сети, не запутались ли они, какой в них будет улов?
Фары выхватили из темноты песца, бежавшего по колее. Его белая шерсть сливалась со снегом, прыжки были изящными, пушистый хвост покачивался из стороны в сторону. Володя прибавил скорость и стал приближаться к нему. Белый красавец свернул в сторону и легко помчался по снежному покрову. В азарте гонки Архипов свернул за ним, но скоро прекратил преследование и повернул на свою колею.
– По целине его не догнать, – произнес Володя без сожаления.
– Зачем ты за ним гнался? Ружья ведь у нас с собой нет.
– Интересно было посмотреть на него.
– Тебе интересно, а он страху натерпелся.
– Пускай не ходит по дорогам, впредь умнее будет.
– Зачем он вышел на лед так далеко от берега? – спросил я.
– Это знает только он, вот догнали бы, тогда ты и спросил бы у него…
Неделя прошла в ожидании поездки в Носовую…
Мы едем по накатанной дороге. За неделю по нашей колее прошло немало машин. Этот участок реки был отведен для любительского лова рыбы. Изредка попадались автомашины, стоявшие ближе к берегу. Около них копошились рыбаки, проверявшие сети. Чаще встречались собачьи упряжки с одинокими рыбаками. В Игарке принято в нарты запрягать по две собаки. При коротких переездах они прекрасно могут везти одного человека с грузом. Мне приходилось видеть, как на собаках возят сено и другой груз. Крупный рогатый скот в городе не заводят, а вот кроликов многие разводят. Летом ездовых собак на привязи не держат, они предоставлены сами себе. У меня сложилось впечатление, что их не сильно балуют кормом, поскольку часто можно видеть на многочисленных помойках.
К Носовой мы подъехали, когда солнечное колесо катилось по горизонту. Николай и Сергей давно увидели в окно нашу машину и вышли встречать на лед. Стояла ясная и морозная погода. Температура наружного воздуха – ниже тридцати градусов. При безветрии такой мороз переносится легко. На нас были меховые куртки и брюки, на ногах – унты.
У меня мелькнула мысль: «Как в такой холод голыми руками в ледяной воде выбирать рыбу, ведь можно обморозить руки?»
Свои сомнения я оставил при себе, делиться ни с кем не стал.
Долбить майны было легко, они не успели глубоко промерзнуть. Привязав шнур к одному концу сетей, чтобы за него вновь затянуть сети под лед, мы с Володей начали осторожно выбирать на лед другой конец. Сеть моментально смерзалась, в ней бились, отливая белым серебром, сиги. Они были теплее наружного воздуха, и руки от них не мерзли. Из многих вытекала икра, когда их протягивали через ячею.
– Чаще мочите руки в воде, – посоветовал Николай, – не будут мерзнуть.
И действительно, после наружного холода в воде руки отогревались. Рыбы в сетях было много, мне стало жарко, руки не мерзли. Стоя перед майной на коленях, мы, как заведенные механизмы, вынимали из сети рыбу и бросали на лед. Несколько раз приходилось выпутывать кастрюков. Ячея сети была не по ним, и они сильно запутали сеть.