имания на маленькое суденышко. Резко нырнув, киты обдали старика водой, и это немного развеселило нашего странника. Вдруг лодка резко дернулась вбок и снова замерла, затем через несколько мгновений все повторилось. Старик почувствовал едва уловимую прохладу. Он обернулся. На западе от горизонта плыли мелкие перистые облака, подкрашенные алым светом заходящего солнца. Цвет облаков на глазах становился зловеще багряным, и мелкая рябь уже не шла по ветру, а стала накатывать на лодку с другого борта. Старый моряк знал, как начинаются шторма, и только тихо произнес:
– Ну что ж, значит, предстоит пройти еще и через это, – и крепко схватился за борта лодки.
Он безотрывно смотрел на запад, в сторону горизонта, и хладнокровно отмечал про себя, как рябь становится волнами, поднимающимися все круче, и как гребешки волн начинают образовывать пенистые буруны. Затем ветер начал срывать пену с верхушек волн. Старик ждал появления черной полосы вдоль горизонта.
И вот это произошло. Сначала тоненькая и, казалось, безобидная, она стала разрастаться и вскоре устрашающе закрыла треть неба. Себастьян знал, что времени приготовиться к встрече со стихией у него мало. Еще раз проверил, насколько надежно закреплены продукты, крепко ли держится веревка вдоль бортов лодки, и намотал на руку свободный конец. Времени на это едва хватило: все вокруг почернело, очередная волна поставила вдруг лодку вертикально, носом вниз. Уцепившись за веревки, идущие по обоим бортам, старик какое-то мгновение смотрел в ожидании, нырнет ли судно вглубь. Он машинально набрал, сколько смог, воздуха в легкие и затаил дыхание. Но следующая волна резко ударила судно сбоку, швырнув его в сторону, и оно оказалось на воде днищем вниз. Старик успел только вдохнуть снова воздуха, как очередная волна закрутила суденышко вдоль оси от носа до кормы. Себастьян закружился вместе с лодкой. Он уже не мог понять, где верх, где низ. Вертясь в этом бешеном круговороте, старик каким-то образом успевал вдохнуть свежего воздуха, набирая в то же время в рот и постоянно глотая горько-соленую воду моря. Краем глаза он увидел прямо над собой огромную нависающую массу воды, и в следующий миг она обрушилась на него. Какое-то время Себастьян, очевидно, был без сознания, а когда пришел в себя, увидел беснующиеся волны; лодки нигде не было видно. В свете молний старый моряк, держась всеми силами на плаву, искал ее и… не находил.
Хотя он понимал, что это маленькое суденышко не могло его спасти от шторма, но все же за леера, веревки по бортам, можно было держаться, чтобы не утонуть. Стараться плыть в какую-либо сторону было бессмысленно, и старик вертелся вокруг себя, постоянно накрываемый волнами, кидавшими его в разные стороны, надеясь увидеть спасительное суденышко. В темноте он выкидывал руки то вправо, то влево, надеясь, что вот-вот коснется судна, но… его не было. Силы покидали его, и Себастьян, уже совсем было смирившись с судьбой, произнес про себя: «Святой Христофор!», прекращая бессмысленное сопротивление, как вдруг рука его коснулась веревки. Старик вцепился в нее так, что никто не смог бы заставить его разжать кулак, изогнулся что было сил и схватился за веревку второй рукой. Двумя руками он с трудом подтянулся к лодке. Та была до краев наполнена водой, но держалась на плаву.
Только старик облегченно вздохнул и поблагодарил святого Христофора, покровителя всех моряков, как очередной волной лодку перевернуло, и та накрыла старика, больно ударив его своим днищем по голове. Старик от неожиданности выпустил весь воздух, который только что вдохнул, и проглотил всю воду, что оказалась у него во рту. У него были считаные мгновения на то, чтобы что-то предпринять. И, видно, прав был капитан Мартин: чего только не сделаешь, когда захочешь жить! Старик рванул за веревку, обвязанную по борту лодки, и вмиг вынырнул рядом с суденышком, да еще и залез на днище, уцепившись мертвой хваткой за веревки по левому и правому бортам, и распластался на скользкой деревянной поверхности. «Ни одна сила в мире не сможет оторвать меня от нее», – только и думал старик и все сильнее и сильнее сжимал веревки. Так его мотало еще несколько часов. Наконец силы стали покидать старика: он почувствовал, что пальцы его разжимаются, а между телом и днищем, под животом, пробивается вода. «Всё!» – подумал Себастьян, и пальцы его, последний раз судорожно сжав веревки, стали медленно и неотвратимо разжиматься. Старик, лишившись сил, терял сознание, смутно различая волны вокруг себя и светлеющее небо…
Когда Себастьян очнулся, была ночь. Он не видел ничего поблизости, но понял, что шторм прошел, и чувствовал, что море плавно качает лодку.
Он снова открыл глаза, когда солнце уже всходило, осмотрелся: синее небо, гладкое мирное море – и решил не шевелиться, экономя силы, и лишь когда заметил вдалеке акульи плавники, поджал под себя руки и ноги, хотя понимал, что это его не спасло бы.
К полудню солнце стало припекать. Скрыться от этой жары было невозможно, и старик лишь поворачивал голову, подставляя безжалостному солнцу то одну, то другую сторону лица. Себастьян понял, что еще несколько дней – и солнце изжарит его тело, превратит в скелет, обтянутый кожей. Он попробовал слезть в воду и тем самым охладиться, но вновь вдалеке показались плавники, и он как мог быстрее снова влез на лодку.
Еще через несколько дней старик понял, что без воды он быстро иссыхает и начинает временами терять сознание. Целыми днями он смотрел на воду моря. Ему виделись то ручейки и реки, то городские фонтаны, то продавщица, торгующая бутылками с содовой и пивом… Он грезил и постепенно лишался рассудка, даже попробовал пить морскую воду, набрав ее во флягу, которая уцелела в шторм только благодаря тому, что была привязана к ремню брюк. Его тут же вырвало, и он понял, что это не выход.
Наконец старик вспомнил о канистре с пресной водой. «Почему я решил, что ее сорвало и унесло в море во время шторма? А вдруг она и сейчас там, в корме лодки, под задним сиденьем?» – мелькнула мысль у старого моряка.
Косясь на акульи плавники, Себастьян медленно спустился в воду, поднырнув, нащупал под задним сиденьем канистру и стал развязывать узлы. Та была привязана столь надежно, что старику пришлось несколько раз выныривать и набирать воздуха, чтобы наконец-то справиться с этой работой. Он выплыл на поверхность счастливый, но втащить канистру на днище лодки не получалось: она была тяжела для старика. Между тем акулы сужали круг. Вдруг одна из них развернулась и с разинутой пастью резко бросилась на Себастьяна. Тот, машинально защищаясь, в последний момент выставил канистру перед собой. Челюсть акулы захлопнулась, и ее зубы застряли в металлических стенках емкости. Акула, отчаянно мотая головой, стала пятиться назад, таща вместе с канистрой и Себастьяна. Он в полной решимости изо всех сил вцепился одной рукой в канистру, другой – в обвязку судна. Борьба продолжалась недолго. Себастьяну достаточно было встретиться взглядом со злыми, холодными и беспощадными глазами акулы, как он тут же отпустил канистру и в панике вскарабкался на днище лодки.
Уставший до предела, потеряв всякую надежду, с трясущейся от нервного напряжения головой, он лег и закрыл глаза; из уголков его глаз текли слезы – слезы бессилия и отчаяния.
«Тебе, святой Христофор, вручаю судьбу свою», – сказал старик и потерял сознание.
Лодка мягко уткнулась кормой в прибрежный песок и остановилась. Дети из ближайшей деревни, собиравшие по берегу то, что выбросило море, еще издалека увидели перевернутую лодку и лежащего на ней человека. Они подбежали к ней и стали трясти старика, выкрикивая что-то на своем языке. Тот с трудом облокотился рукой о днище, приподнял голову и, глядя на спокойное море, сказал: «Мо-о-оре», – показывая вдаль от берега, после чего силы вновь покинули его, и он опять впал в беспамятство. Затем взрослые отнесли его в деревню. Через несколько дней он уже мог ходить.
Объясняясь жестами с местными жителями, старик понял, что находится на острове и они никогда не видели, чтобы мимо проплывал хоть один корабль. Поняв, к чему привела его судьба (к одиночеству среди чужих ему аборигенов, вдали от морских путей), он с радостью подумал: «Наконец-то я достиг своей мечты». Где-то он слышал, что самое большое одиночество человек может испытать только среди других людей. Себастьян нарочно не старался учить местный язык, чтобы никто не мешал ему встретить свои последние дни так, как он и прожил всю свою жизнь: в одиночестве среди людей. Местные жители тоже не научились его языку и звали его Мо-о-оре.
Старик постоянно сидел на большом, прогретом солнцем камне на берегу и смотрел вдаль. Раз в день к вечеру маленькая девочка – он назвал ее про себя Изабелл – приносила ему еду. Затем они подолгу сидели рядом и молча смотрели вдаль.
Как-то вечером, уже на заходе солнца, девочка подергала старика за рукав куртки и, когда тот посмотрел на нее, сказала, показывая на море:
– Мо-о-оре.
Слезы навернулись на глаза старика, и он задумчиво повторил:
– Мо-о-оре…
Екатерина Евстигнеева
Екатерина Евстигнеева (настоящее имя – Наталья Козлова) – писатель, краевед, человек, преданный родословию. Является автором книг в области генеалогии, а также стихотворных и прозаических произведений. Бухгалтер-экономист по профессии, но отнюдь не «сухарь», а, напротив, открытая и творческая личность. Кандидат Интернационального Союза писателей. Принимала участие во многих региональных и международных конкурсах. В 2020 году книги по родословию под редакцией автора были куплены библиотекой Семейной истории Солт-Лейк-Сити США. Статья Екатерины опубликована в журнале «Российский колокол», фантастический рассказ «Огненная кобылица» – в сборнике «За стеной сна», стихи прошли отбор в альманах «Крафт» и опубликованы в нем.
Сокоз
Ходя из угла в угол, «чокнутый профессор», как его называли окружающие, повторял одни и те же фразы: «Невероятно! Все получилось! Метод Иванова работает. Теперь мы сможем радоваться непосредственности и улыбкам детей. Это успех!»