л, чтобы было все по-другому.
Кем стал ты? Лично мне ты напоминаешь рыбу. Ты погрязаешь в сохнущем пруду, стараясь найти хоть где-нибудь место поглубже. Но пруд высох. И ты лежишь, обветренный, и бьешься хвостом о подсыхающую грязь, когда-то бывшую дном, наполненным кучей еды и раковин, чтобы укрыться. Тебе нужен воздух, и ты хватаешь его широко открывающимся ртом и ничего не можешь сделать.
Разве рыба может быть вместе со стоящим одиноким растением? Наш союз стал невозможен.
Любовь живет недолго. Так говорят. Всего пару лет. А я уверена, что она живет вечно, просто видоизменяясь со временем. Но она должна обязательно иметь при себе участие двух человек либо существ. Наша любовь слишком долго существовала без нашего присутствия. Из двух лет знакомства мы провели от силы полгода вместе. И именно эти полгода рядом держали нас все это время вместе, отмечаясь день за днем в календаре моего счастья.
Любовь словно ниточкой соединила нас и растянулась, как только мы отдалились друг от друга территориально. Но у любой нити есть свойство изнашиваться. Ее может оборвать палящее солнце, иссушив какую-то ее часть. Либо может ударить молния и порвать в дождливую ночь, подпевая раскатами грома. Либо мороз заморозит ее в сосульку, которая треснет. Либо она может намокнуть от осевшего снега весной и оттого, что размякла, волокна разлезутся в стороны.
Наша ниточка пережила все смены погоды. Она гордо выстояла все вышеперечисленное и сохранилась, несмотря ни на что. Ее обрывает другое. Она растягивается с каждым днем все больше, на более дальнее расстояние, все дальше и дальше. Натяжение стало слишком сильным. Осталось всего чуть-чуть, всего маленькая доля тяжести расстояния. И – бамс!
Мои чувства меняются. Я словно мечусь по клетке с одинаковыми углами. Туда-сюда. И не могу остановиться. Просто не получается. Из крайности в крайность. То готова еще ждать, то больше не могу и все бросаю, снова поднимаю и несу тяжесть поднятого, пока снова не брошу. Не могу определиться. Для любви нужны оба!
Ты говоришь, что тоже страдаешь, что тоже устал. Я понимаю. Я знаю. Но неужели ты такой эгоист и не можешь отпустить меня? Ты не делаешь меня счастливой, не даешь мне абсолютно ничего, но и отпустить меня не можешь. «Себе не ам и другому не дам!» – вот твоя позиция. В любых чувствах присутствует эгоизм. Но если ты так сильно хочешь моего счастья – дай мне его свободой. Отпусти. Свобода ведь это не то, что я и так, как ты говоришь, делаю все, что захочу: хожу куда хочу, общаюсь с кем хочу. Это полный отчет самому себе в том, что все, что ты делаешь, уже никого, кроме тебя, не касается. Отпустить – это дать новый шанс. Но ты не даешь. Не хочешь. Да и я против. Он мне не нужен…
Ты уезжаешь. Сам себе клянешься, что в последний раз, готовый на все. Пережив и отсидев судьбоносный удар, ты принимаешь новый вызов. В твоем чемодане ютится моя кошка, словно желая уехать с тобой. Она очень к тебе привязалась, потому что ты так искусно сумел перевести ее на сторону своих приверженцев своей заботой и вниманием. Она умеет чувствовать настроение и энергетику других. И, конечно же, она почувствовала, что твоего внимания ей достается больше, и переметнулась к тебе. Даже кошка против такого ритма жизни и готова убедить тебя остаться, хоть это и невозможно и документально, и вообще. Я не могу ей объяснить, почему так, когда она начинает кричать за закрытой дверью и искать тебя во всех углах, словно зовет вернуться. Она что-то свое понимает, но большего ей и не надо. Она, как и я, привыкнет.
Уверена, что она помнит, как ты принес ей травку и купил желтую игрушку. Но такой игрушкой она играть не станет, так как она для нее большая. Она понравилась мне самой, и я себе купила такую же. Ты кормил ее постоянно, и она при тебе набирала вес. Мне было приятно, потому что ты говорил, что не любишь кошек, но готов принять с любовью все, что люблю я. Это очень важно для жизни. Она в благодарность тебе за заботу всегда перед сном мурлыкала на твоей мохнатой груди, никак не определившись, с кем ей уснуть, и меняя место туда-сюда – от моей груди к твоей. Она делала очень честно – всем уделяла внимание, ни больше ни меньше.
Странно то, что как только она слышит твой голос в Skype, то подбегает, прислушивается, усаживается рядом и слушает все мои разговоры. Не только я знаю вкус расстояния. Моя кошка тоже его знает. Каждый раз глотая и слизывая соленые ручьи с моих щек и покусывая меня за руку, чтобы я кричала не громко.
«Девочки мои», – произнес ты, когда я открыла глаза перед твоим выходом к самолету, обнимая меня и кошку. Твои глаза, наполненные слезами, были красными и печальными. Ты не стеснялся слез, не сдерживал их. Иногда мне казалось, что все-таки сдерживал, а в моменты, когда тебя никто не видел, ты бил кулаками стены, крушил мебель и просто орал гласные звуки, выжимая из себя боль и отчаяние.
Одна за одной сигареты слегка успокаивали нервы, не давая обращать внимание, как дрожат руки. Ты ушел. Дверь закрыта. Твой автобус на пути к разлуке будет через пару минут. Мой крик слышат соседи, а кошка жалостливо смотрит на меня и ничего не может сделать. Мне помогает ее молчание, я выговариваюсь ей. Она хранит все мои тайны, всю боль, все отчаяние. Она – мой самый лучший друг и поддержка. Порой ее взгляд отстранен и словно не обращает на меня внимания, но он обязательно грустный, как и у меня. Одно настроение на двоих. Как она меня чувствует! Как понимает!
Я наливаю в бокал вино. Чокаюсь с пустым бокалом, из которого пил ты, потом меняю их, ища место, где его касались твои губы. Хочу отключить сознание. Хочу не думать ни о чем. Пусть будет плохо по-другому. Клин клином вышибают. Пусть вышибет другое недомогание!
Звонок. Твой автобус будет через четыре часа. Ты звонишь просто сказать, а я ликую!
– Приезжай!
Я включаю музыку и кружу, вытираю слезы, чтобы ты не увидел, насколько мне плохо. Пусть ты уедешь, когда я буду в полудреме, когда мой мозг отключится естественным путем. Ты приехал. Вешаюсь тебе на шею, как в первый раз. Целую твои глаза. Хороший знак! Значит, еще вернешься, ведь ты забыл свои вещи. Не специально забыл. Как я когда-то кофту. Ложимся в постель и просто лежим. Включаем фильм, под который я засыпаю, а ты все смотришь. То ли мне снилось, то ли наяву я снова открываю дверь, и ты снова уходишь. Но мне спокойно, я сплю. Я не понимаю, что происходит. Я не осознаю. Подумаю об этом завтра.
Когда ты рядом, я часто ловлю моменты, когда ты словно отсутствуешь. Вот и в этот раз на пляже, на деревянных шезлонгах, где ты прятался от солнца под зонтиком и сгорел, а я не загорела ни грамма, жарясь в центре его лучей. Ты словно далеко от меня. То ли тебя действительно настолько увлекает игра в телефоне, то ли так скучно со мной, что ты так занят. Говоришь, что это не так, что не понимаешь, как можно лежать, ничего не делать и молчать. Но я же говорю! Я постоянно говорю, а ты можешь слушать. Ты молчаливый. Некоторым это кажется мудростью, словно ты говоришь мало, но по сути. А мне кажется, что ты не любишь говорить.
Иногда ты бываешь настолько болтлив, что и слова не вставить. Меня много моментов в тебе злит. Например, как мы в магазине выбирали тебе рубашку самый первый раз. Это было просто невыносимо! Мне было за тебя так стыдно. Ты мне напомнил моего отца, который ведет себя так же. Тебе все не нравится, все ты не хочешь, убегаешь, психуешь. Можно же просто спокойно выйти, но ты обязательно это делаешь демонстративно. Если бы ты продавал и от тебя выходили так же – тебе бы это понравилось?
Ты начинаешь рассказывать мне, как продавщица повела себя неправильно и как она не умеет общаться с клиентами. Я понимаю это, но все люди неидеальны. Все не могут делать что-либо как ты, досконально. Я заметила в тебе такую черту, которая меня злит, но осознаю, что и мне она присуща. Это общая черта. И тебя она злит во мне, а меня в тебе. Нам кажется, что так, как мы сами сделаем, – никто не сделает лучше. Это относится и к работе, и к тому, чтобы просто приготовить еду.
То, что ты напомнил мне моего отца, – это не первый раз, и не только в этом. Я всегда говорила, что не хочу, чтобы моя половинка была с ним похожа. Не потому, что он плох, просто многое в нем меня выводит из себя, но многое мне нравится в его подходах и отношении. Он может сильно-пресильно обидеть и так же сильно проявить любовь. Всегда удивлялась такому сочетанию несочетаемого в человеке. Как может уживаться такая сильная любовь к человеку и вечное недовольство им?!
Наверное, теория о том, что все мы выбираем партнеров, похожих на нашего родителя противоположного пола, правильна. Выбрала на свою голову. К счастью или к горю – покажет время, но пытаюсь не делать ошибок мамы и не поощрять ошибок папы в тебе. Когда-то и ты, когда мы возвращались с моря в Одессе, говорил, что я напоминаю тебе твою маму. Ты говорил, что она так же вела себя с твоим отцом и так же делала так, что он думал, будто сделал что-либо сам. А на самом деле это она уже давно за него решила, как правильно, и просто натолкнула на мысль, аккуратно вложив убеждение, что это его решение и мысль.
Помню, как ты смеялся с меня, когда мы шли пешком на море, и стояла неимоверная жара, и на солнце сидел больной голубь. Я отогнала его в тенечек, имея полное убеждение, что ему там станет лучше. Я очень люблю животных, и мне их всех жалко. Была бы моя воля – я бы всех их пожалела. А ты начал смеяться с меня:
– Может, голубь умирает, и его трусит озноб, и он на солнышко вылез погреться?! Но нет, ты все исправила по-своему. Ты за него решила, как ему лучше!
В твоих словах присутствовала насмешка, но не злая. Добрая. Мне и самой стало смешно. Я же из добрых побуждений. Но мне радостно, что ты улыбаешься. Я люблю твою улыбку.
Еду в купе на двоих человек одна. И тут Вселенная мне подмостила. Мне не хватило всего чуть-чуть. Не знаю, для чего, но чувствую, что не хватило. Мне кажется, что за эту неделю я изменилась. Хоть я ничего и не решила для себя и домой возвращаюсь с тем же багажом, но что-то все равно изменилось. Даже мой взгляд стал другим. Более взрослым. Я сама с собой пережила некий опыт и повзрослела. Словно какая-то мудрость зародилась во мне. Ведь мудрость не означает знать все, а осознавать и понимать самое нужное в жизни. Я что-то начала понимать. Например, что ты не исчезаешь потому, что тебе небезразлично. Тебе не все равно, и ты не живешь наобум. Когда мы ссоримся и чем-то недовольны – мы недовольны не друг другом, а обстоятельствами! Мы же не можем сказать: «Эй, обстоятельства, президенты, боссы, подчиненные, экономика, политика! Вы не офигели ли?! Надоело уже! Вы не правы! Надо что-то менять! Так не может продолжаться!» Конечно, не можем. Вот и срываемся друг на друге. Высказываем все, что накипело внутри, но понимаем, что и это ничего не меняет.