Побывал в музее «Арсенал» на выставке холодного оружия от древних времён до самых последних образцов. Каждый вечер ходил в католический кафедральный собор слушать орган.
В знаменитый Львовский оперный театр, к сожалению, билет купить не удалось.
О поездке во Львов вспоминал, укладываясь спать на нижней полке вагонного купе. Обычно во всех поездках приходилось забираться на верхнюю полку.
В поездах по утрам стараюсь встать пораньше, чтобы избежать нетерпеливой очереди в туалет.
Приведя себя в порядок, вышел покурить в тамбур. Поезд двигался медленнее, чем вчера, и тепловоз, казалось, неохотно тащил за собой эти, словно надоевшие ему, зелёные коробки, наполненные пассажирами. В тамбуре был ещё один курильщик.
– В туалете окно ещё опущено для проветривания?
– Да. А что?
– Советую возвратиться туда и выглянуть через него. Думаю, вам будет интересно.
Так и сделал. Я посмотрел в открытое окно, высунул голову наружу и крутил ею то в одну, то в другую сторону. Наш вагон был сразу за вагоном-рестораном в середине состава, и я видел одновременно и тепловоз, и последний вагон.
Состав выгнулся дугой, железнодорожным серпантином поднимаясь по склону горы к перевалу. И последний вагон был заметно ниже тепловоза.
«Вот и Карпаты», – подумал и продолжал бы и дальше смотреть на зелёные вершины Карпат, но в дверь нервно стучали очередники с полотенцами и мылом в руках. Чувствуя спиной раздражённые взгляды переминавшихся с ноги на ногу пассажиров, я вышел из туалета.
– Не подскажете, как называется гора, на которую поднимается поезд? – спросил у проводника, заглянув в его купе.
Проводник завтракал. Он, очевидно в раздумье, неторопливо дожевал бутерброд с колбасой, запил глотком чая из стакана в традиционном металлическом подстаканнике и только после этого, посмотрев на меня, ответил:
– Про гору не знаю, а перевал называется Верецкий.
В Мукачево поезд прибыл в удобное для меня время. Не настолько рано, чтобы не выспаться, и не так поздно, а как раз так, чтобы устроиться, принять душ, перекусить и успеть на предприятие – цель командировки.
Город небольшой. Первый встреченный мной горожанин показал, как пройти к гостинице, и я пошёл пешком. Последняя декада октября, а тепло было, как у нас в конце августа, и солнечно.
В Мукачево буйствовали осенние краски. Листья на деревьях, которых в городе было так много, что за ними скрывались даже трёх-, четырёхэтажные здания, окрашены были самыми невообразимыми оттенками жёлтого, оранжевого и багряно-красного.
Хорошо, что взял в поездку фотоаппарат, заряженный цветной позитивной плёнкой. Могут получиться отличные слайды. Решил, что задержусь в командировке до понедельника и выходные дни проведу в этом городе.
В субботу с утра гулял с фотоаппаратом по улицам. Вокруг было так красиво, что всё хотелось запечатлеть на плёнке.
Проголодавшись, зашёл в местную столовую – «едальню». В едальне ел вкусное тушёное мясо в горшочке, запечатанном пампушкой, и решил, что, пока в командировке, только в ней и буду обедать.
После обеда направился в южную часть города, где увидел на высокой горе сооружение явно крепостного типа. Пошёл в ту сторону и на дороге, поднимающейся к вершине, присоединился к небольшой, человек десять, экскурсии.
Экскурсантами были школьники старших классов, как они мне сказали, члены исторического кружка. Экскурсовод говорил на украинском языке, но я понял, что мы поднимаемся на гору Замковую к средневековому замку, который называется Паланок.
Я двигался вместе с экскурсией, не всегда понимая, о чём идёт речь. Когда отстал от них, засмотревшись через крепостную амбразуру на открывающийся вид с речкой внизу, какими-то строениями с церковью посредине на другом берегу и зелёным противоположным берегом, полого поднимавшимся к подножию горы, кто-то положил руку на моё плечо.
– Вы не местный?
– Я из Ленинграда. Приехал в командировку, да задержался на выходные.
– Очень люблю ваш город. Знаете, а вы и не догоняйте свою группу. Я вам расскажу об этом замке подробнее и, может быть, интереснее, чем экскурсовод. Мы, группа реставраторов, как раз и занимаемся восстановлением интерьеров этого замка. Видите, далеко внизу река? Она называется Латорица. На том берегу реки – женский православный монастырь, который до тысяча девятьсот сорок девятого года был мужским униатским.
Горы окружают Мукачево с трёх сторон. В древности он находился на пересечении торговых путей с запада, севера и востока на юг, и эти дороги назывались «Славянский путь».
Город получил название от слова «мука» – на реке Латорице стояла огромная по тем временам мельница, или, как говорят, от слов «земля пана Мункачи» – так звучит на венгерском название города.
Замок Паланок начали строить в одиннадцатом веке и строили, перестраивали и достраивали ещё лет триста. Он выдержал множество осад. Турки не могли овладеть им целых семь месяцев.
И добровольный экскурсовод, назвавшийся Остапом, обошёл со мной все уголки и помещения замка и так интересно обо всём рассказывал, что уходить не хотелось. Он показал и колодец, такой глубокий, что дно его было ниже подножия горы.
И он начал рассказывать о том, что из колодца, у самого дна, когда-то начинался подземный ход, который под дном реки выводил в монастырь. Но ход давно засыпан или взорван немцами, боявшимися партизан.
Остап не успел договорить, как к нему подошли два его товарища и напомнили, что пора идти домой – рабочий день закончился. Мы познакомились. Одного звали Иштван, другого – Карел. Я хотел проститься с реставраторами, но они предложили пойти вместе.
По серпантину горной дороги мы спустились вниз и оказались возле деревянного, «под старину» пивного ларька. Столами служили высокие дубовые бочки.
Пока мы с Остапом продолжали разговор, только теперь о Ленинграде, два его друга принесли четыре большие кружки местного пива. Моя попытка заплатить за себя была задавлена в зародыше.
Остап опять перешёл к рассказу о прошлом Мукачево, а Иштван и Карел, немного отодвинувшись, разговаривали о чём-то на незнакомом мне языке.
– Остап, они говорят на другом языке, чтобы мы не поняли, о чём идёт речь?
– Нет, что ты, наоборот, чтобы нам не мешать.
– А на каком языке говорят?
– Я не прислушивался. Может быть, на венгерском, а может, на чешском или немецком. Мы знаем по несколько языков с детства. Наш район граничит сразу с несколькими государствами, и в одном дворе могут играть и общаться дети разных национальностей. Так и становимся полиглотами.
Когда выпили пиво, пошли всей компанией в город, и они проводили меня почти до гостиницы.
На следующий день решил прогуляться по окрестностям города. Было тепло, и пиджак я оставил в номере.
По шоссе спустился к реке, перешёл её по мосту и направился в сторону монастыря, огороженного высоким каменным забором, за которым можно было видеть только верхнюю часть купола монастырского собора с православным крестом.
Мне захотелось войти и осмотреть монастырь, как когда-то Псково-Печорскую лавру, но огромные деревянные ворота и калитка были закрыты.
Нажал на кнопку звонка рядом с калиткой. Вышла небольшого роста, очень пожилая монашенка и объяснила, что мужчинам вход в монастырь запрещён.
За монастырём огромный, пока ещё зелёный, луг, плавно поднимавшийся к подножию одной из гор, подковой окружающих город. Настроение хорошее, я шёл и, наверное, сам себе улыбался, когда почувствовал чей-то взгляд.
Остановился и сначала увидел пощипывавшую траву корову, косившую на меня настороженным левым глазом, а потом, чуть выше, монашенку, которая сидела на раскладном брезентовом стульчике.
В руках она держала небольшого формата книжку, внешне похожую на псалтырь, и очень внимательно её читала. Казалось, она ничего не замечала вокруг.
Я подошёл ближе. Монашенка оказалась очень молоденькой. Чёрная косынка, обрамлявшая лицо, только подчёркивала юную красоту. Меня она словно и не видела.
Похоже, я для неё вовсе не существовал. А мне так хотелось расспросить её, узнать о судьбе или случае, приведшем девушку в монастырь. Когда стоять молча стало неудобно, решил заговорить:
– Здравствуйте.
– Добри день.
– Можно задать вам несколько вопросов?
– Ни, нэможно.
– А сфотографировать?
– Ни, то зовсим нэможно.
– Ну а корову?
– Корову можно, – ответила монашенка, не поднимая глаз от книги и ни разу не взглянув на меня.
Я отошёл в сторону, присел на корточки, сфотографировал корову, потом тайком, чтобы не заметила, и её несколько раз и с разных сторон.
«Теперь в моей коллекции будет и фотография монашенки», – радостно подумал и стал по широкой грунтовой дороге подниматься в гору. Оглянулся.
Внизу открывался шикарный вид на город и монастырь, но оказалось, что в моём «Зените» плёнка закончилась.
Закарпатье, возможно, потому так и называется, что горы здесь как бы и не горы, а, скорее, высокие лесистые холмы с округлыми издали вершинами.
По широкой просеке я поднялся почти к перевалу, когда почувствовал необъяснимую эйфорию. Воздух, напоённый неизвестными мне ароматами, хотелось резать на куски и есть, а не вдыхать, и он словно опьянял, и я неожиданно для себя запел.
Вокруг никого, надо мной и впереди голубое безоблачное и бездонное с лёгкой осенней дымкой небо, по сторонам высокие сосны, а я шёл и пел во весь голос. И хотелось идти всё дальше и дальше.
Когда остановился, увидел, что склон горы, теперь безлесый, круто поднимается вверх. Мне показалось, что вершина совсем близко. И я решил её штурмовать.
Сначала шёл, потом карабкался, хватаясь за ветки кустарников, а до верха всё было далеко. Всё же добрался, но это оказалась вовсе и не вершина, а узкая терраса – площадка с остатками кострища и обгорелым с одного конца стволом дерева рядом с ним. Вершина опять казалась близкой, и стало понятно, что это оптический обман.