Лана Александровна Ременцова – писатель и поэтесса. В своих романах талантливо соединяет в единое целое тёмные и светлые стороны жизни, а её главные герои: демоны, вампиры – это не типичные монстры, а красивые существа, наделённые сверхсилой, способные на настоящую, преданную и нежную любовь к женщинам, и вызывают у читателей восхищение и уважение. В книгах-фэнтези этого автора гармонично и ярко сочетаются элементы таких жанров, как любовно-приключенческий роман, эротическая литература, исторический роман, мистика, хоррор и присущий им готический стиль.
Лесной бал и я
Полнолуние.
Полночь.
Посередине поляны пылает костёр, выбрасывая широкие языки пламени и будто облизывая мрачное убранство ночного леса. Искры разлетаются во все стороны как от хорошего фейерверка, хотя для жителей этого мира это – символ праздника.
Стою у костра и наблюдаю за тишиной, и только потрескивание брёвен говорит о том, что его кто-то разжёг. Тело сковало, как при появлении домового, в полудрёме, когда ещё и не спишь, но и не бодрствуешь. Язык прилип к нёбу. Зрачки неподвижны, взгляд в огонь, который притягивает подобно старому мощному магниту советских времён. Руки зажали платье с обеих сторон. Маленькое чёрное платье, которое должно быть у каждой женщины в шкафу на случай великого выхода. Сегодня днём я готовилась к нему – празднику Хеллоуин, побывала в салоне красоты «Бьюти Плаза» и после долго не могла собой налюбоваться. «Красавица, да и только!» Парикмахер и мастер маникюра-педикюра колдовали над каждой посетительницей, чтобы получить не только деньги, но и эстетическое удовольствие от проделанной работы. И все мы его получили! Я – конечно, от результата. И пошла выпить любимый кофе в ресторанчике на втором этаже. Заказала латте. Милая официантка, девушка-блондинка, изящно подошла, поставила бокал с густой молочной пеной на столик прямо перед моим носом, вдыхающим пряный аромат высококачественной арабики. «Блаженство… Мой любимый кофе, да ещё и в таком чудесном месте». Людей здесь всегда мало, всё-таки недешёвый ресторанчик и только для посетителей салона. Но оно того стоит. Пригубила, сделала первый глоток и растворилась в волшебстве вкуса с тонкими нотками шоколада, ванили и корицы. Закрыла глаза и…
Глава 1Сказка
«Иди сюда, деточка, что ты там стоишь как неродная?» – ночным гостем поляны – ветром донёсся скрипучий голос. Я вздрогнула, и холодок пробежал по спине от самого копчика до затылка, начав шевелить волосы, как мне показалось, видимо, от страха, протягивающего к горлу ледяные щупальца. Сглотнула, а слюны нет, горло пересохло, губы – тоже, даже влажный блеск для губ не спасал положения.
«Да что же ты стоишь как вкопанная? Иди сюда…»
Поворачиваю голову вправо, откуда раздаётся голос. В лесной чаще вижу сотни золотых летающих точек. Уникальное зрелище приковало мой взгляд, и внимание перераспределилось. Слышатся странные разные голоса, светящиеся точки, костёр, лес и я. Летающее золото вызывало в сознании различные ассоциации: то мне казалось, что это светлячки, то – малюсенькие бабочки, то – комарики. Пригляделась: вроде бы не то, не другое и не третье. Так что же это? Точки быстро двигались, словно танцуя, выписывали круги, большие и маленькие, знак бесконечности, волны и даже закружили над головой воронкой. Я смотрела на них и не могла оторваться. «Это вы меня звали?» Точки вмиг собрались в единую светящуюся тучу и неожиданно вылились на меня с головы до ног золотым дождём. Ощущение оказалось тёплым и приятным. Нет, оно не вызывало мурашек – скорее наполнение какой-то липкой волшебной силой и чувством невесомости. Осматриваю себя: руки, платье и ноги блестят золотым песком, которым в салоне красоты посыпают ногти по желанию клиентки, но здесь его чересчур много, как будто я новогодняя ёлка и обсыпана мельчайшим однотонным конфетти.
«И долго ты будешь там стоять? Кики, приведи уже эту глупую девчонку!»
Снова этот грубоватый голос вывел меня из блаженного состояния. «Кики? Это кто?» – проскочила одинёшенькая мысль и спряталась на уровне висков, свернувшись калачиком, и кто-то внезапно схватил меня за кисть.
Я невольно вскрикнула, пытаясь разглядеть в темноте существо, которое бесцеремонно тянуло меня в правую сторону. Маленькое, едва доходящее мне до колен, лохматое и очень неприятное физическое ощущение от его присутствия.
Оно повело меня в чащу лесную и наступило на ногу.
– Больно! – вскрикнула я и осеклась. Существо запыхтело и начало тереться о мои ноги, видимо пытаясь извиниться. Создалось впечатление грязной шерсти дворового кота, которого купали раз в жизни или вообще не купали никогда.
– Хватит, извинение принято, – бросила я утешительную фразу странному лесному провожатому, чтобы оно ещё не дай бог не начало облизывать мою ногу.
Я успокоилась, и мы продолжили путь. Оно вывело меня на поляну примерно в сотне шагов от костра, и глаза у меня не то чтобы расширились, а готовы были выпасть из орбит, как у собаки в диснеевском мультфильме, когда он увидел сексапильную красавицу блондинку, только в моём случае – от видения с точностью до наоборот.
С десяток горящих свечей, располагающихся вокруг и, что странно, не тухнущих от ветра. При взгляде на них невольно заскочила ещё одна мысль, как мышь в мышеловку: «Откуда здесь свечи? Явно не из церкви, тогда кто же их здесь варит? Да ещё такие толстые! Моя рука и одну не обхватит». Деревянный низкий кривоватый стол длиной в несколько метров. Следующая мысль каверзно плотно обосновалась в самом темечке: «Столяр – наверное, какой-то пьяный гном». За ним сидели персонажи старых сказок: леший, домовой, русалки, виляя хвостами, лесные нимфы, тонкие как спички. «Хотя это я загнула, просто худощавые, везёт же им, что не надо десятилетиями крутить хулахуп, чтобы заиметь хотя бы подобие такой талии». Водяной, хлюпая глиняной кружкой какой-то напиток. Во главе всей этой катавасии восседала Баба-яга собственной персоной, причмокивая и облизывая сухие губы. Она держала в одной руке поджаренный мухомор, а в другой – нечто похожее на вилку с двумя поломанными поржавевшими зубцами. «Умница, Кики, а то б она так и стояла там, а скоро начнётся бал, и Он наказал бы нас за то, что не приветили и не угостили гостью». Я посмотрела на эту Кики, всё ещё трущуюся рядом, и моя нижняя челюсть отпала, если б не светское воспитание, то так и осталась бы стоять с раскрытым ртом, как раззява. Это была самая что ни на есть кикимора – страшная, зелёная чучелка с копной сухих спутанных волос. На лице торчал крючковатый нос, глаза-бусинки, не-е-е, семечки, только что выдранные из свежего подсолнуха, кривая пиранья улыбка. Я отдёрнула руку и брезгливо тряхнула, но, вовремя спохватившись, пролепетала:
– Извини, Кики, – затем посмотрела на честную компанию и выпалила: – Здравствуйте.
– Ну здравствуй, деточка, присядь, откушай нашего угощения, в ногах правды нет, – проскрипела бабуся и указала костлявой рукой, давно не знавшей маникюра, на деревянное кресло такого же грубого сруба, как и стол, стоявшее совсем рядом со мной. Я брезгливо протёрла ладонью сиденье, ещё и подула на всякий случай, платье-то жалко затянуть или испачкать, присела на краешек, сложив ноги столбиком и вбочок, как учила меня мама: «Ножки столбиком и чуть вбочок, ты же леди!».
Персонажи сказок загалдели наперебой:
– Ей надо выпить для расслабухи, – пробулькал водяной и потянулся за глиняным кувшином, стоявшим посередине стола.
– Точно, наливай! – проскрипел леший, ёрзая на скамейке.
– Наливай, да пополней чарку, – прошелестела лесная нимфа, сидевшая рядом, держа венок из белых диковинных цветов.
Я, наблюдая за его неторопливыми действиями, как будто он плыл в своём болоте, а не наливал какой-то бабкин алкогольный напиток, которым они явно хотели меня не просто так напоить, отметила зеленовато-жёлтый цвет его кожи, сразу напомнивший мне детский понос в памперсе. «Почему у меня такие дурные ассоциации? Наверное, потому что водяной одет в рейтузы на подтяжках цвета засаленного холодильника. И весь его вид создаёт этакое впечатление сома-мутанта, усатого и улыбающегося во все тридцать два толстыми губами, как у Катьки-соседки, которая переборщила с закачкой филлеров. Зачем они хотят меня расслабить? Чтобы я не орала от ужаса, когда придёт этот Он?» Мои глубокие размышления прервал всё тот же скрипучий голос:
– Что же ты, деточка, не поднимаешь чарку? Иж, как вон водяной старался, на мальков изводился, чтобы тебе угодить и в самую красивую мою чарочку налить. – Яга подставила руку под сухой подбородок и, закатив глаза, предалась воспоминаниям: – Остатки сервиза, который сестра мне триста лет назад дарила, а я потом удумала подарить его на свадьбу Кощею с Василисой. А они так и не поженились. Василиска убежала крутить любовь с сыном лешего, вот же и остался мне весь сервиз. Так колобок-баловник разбил графинчик, одни чарочки остались.
– Как это Василиса убежала с сыном лешего? – У меня от удивления ресницы захлопали, как у мухи дёргаются лапки в момент её убийства. Совершенно не понимая, что мне налили, залпом выпила. На вкус ничего, терпкий, чуть горьковатый, пахнущий травой после дождя. «Неплохой напиточек, лишь бы не вставило сильно, а то развезёт же, дорогу домой не найду».
Бабка улыбнулась, прищурив левый глаз и выставив напоказ единственный нижний клык, какой бывает только у тропических хищников.
– Деточка, это у вас там, в мире людей, сказки, да приукрашенные, чтобы деткам добре спалось, а у нас тут – жизнь. Василиса ещё и зачала от сына лешего, и ко мне прибегала, аборт сделать хотела.
– Аборт? – Тут я забыла о своём светском воспитании и, так же подставив кулак под подбородок, бухнула локоть на стол.
– Да, самый что ни на есть настоящий аборт, но я, что ли, изверг какой – дитя неродившееся убить в утробе? Выгнала её! И пошла она, горемычная, несолоно хлебавши.
– Куда пошла? – Мой интерес нарастал, как жвачки, которые я лепила под стол, для отбеливания зубов. Только они ничего особо не отбеливали, но надежда умирала последней, и я продолжала их жевать и возить по передним зубам.
– Да на кудыкину гору, рожать она пошла, куда ж ещё?
– И родила?
– Родила.
– Кого?
– Кики, ту, что привела тебя сюда.
– Как Кики? Кикимору? Но почему? – Моему возмущению не было предела. – Она же Василиса Прекрасная, ну и что, что он леший, но ребёнок-то должен был родиться нормальный!
– Да не кикимора она, так, жалкое подобие. Бросила её Василиска и лешего бросила, горемыку, и ушла на восток новую любовь искать.
– А почему на восток? – У меня в виске застучало от напряжения.
Водяной снова налил всем, бахнули, и бабка продолжила:
– Так подруга её и позвала, эта… как там её?
Тут леший вставил три копейки, пока бабка запамятовала:
– Жасмин!
– Точно! Жасмин! – И Яга кивнула водяному налить ещё. – А сын лешего спился, постоянно ко мне приходил, наливочку мою с мухоморчиков выпрашивал, она-то поядрёней этой… с поганок.
Я перевела взгляд на лешего: точно старичок-лесовичок, как в старых добрых сказках. Худощав, нос длинноват для сухого и измождённого лица, как срубленный пень. Улыбка натянутая, но добрая, зубов почти нет, глаза какие-то выцветшие, цвета ранних осенних листьев, плечи острые. Одежда будто из третьесортного секонд-хенда: ободранная накидка, растянутая майка и потёртые штаны. Обуви я не видела, так как заглядывать под стол во время беседы неприлично, а интересно было – жуть…
Тут до меня дошёл смысл бабкиных слов как до жирафа – на третьи сутки:
– Какой этой? С поганок? – И опасливо заглянула в свою пустую рюмку.
– Да не бойся, моей наливочкой не отравишься, грибочки свеженькие, сама собирала три годка назад.
У меня громко заурчало в животе и начало что-то подползать к горлу. Я вскочила как ошпаренная, подлетела к дереву, и меня вырвало.
– Деточка, не бойся, это вы там, в вашем мире, травитесь разными сушами, а у нас тут и мухомором закусывать можно. Всё нипочём.
Я вытерла рот тыльной стороной руки, снова забыв об этикете, и процедила:
– Откуда вы знаете про суши в нашем мире?
– Так каждый год в канун Хеллоуина такие же крали, как ты, к нам заглядывают и рассказывают разное. Чего мы только не узнали уже!
– Ясно, весело вам тут живётся, хотя бы раз в год. И не деточка я давно, пятый десяток уже.
– Это там тебе пятый десяток, а здесь другое временное исчисление, и тебе тут не больше двадцати.
– Да? Круто! Хоть здесь омоложение, а то уже замучилась по косметологам ходить. А как у вас тут время течёт?
– Например, у нас шестьдесят шесть часов в сутках. И полночь – это не двадцать четыре часа, а тридцать три.
Я задумалась: «Какое-то смешение сказок, и время тут необычно течёт, да и числа часов сами за себя говорят, то тёмная сила, то белая. Попала так попала».
Яга будто мысли мои прочитала и прошамкала, жуя поджаренный мухомор:
– Да нормально ты попала, не переживай, не съем я тебя, потанцуешь только и домой отправишься.
– Вы читаете мои мысли?
– Не всегда, только когда малёк перепью, хороша наливочка.
– А как вы время отсчитываете? Палочками или камешками? Или по солнцу?
– Ты что, деточка, совсем нас за первобытных считаешь? – И бабка достала из-под стола песочные часы длиной примерно тридцать сантиметров, поставила на стол, демонстративно бахнув ими. – Вот у нас и часики есть. Высыпался весь песочек – тридцать три часа и прошли. Вот видишь, сыпется? Чуток осталось, несколько часов, и наступит полночь. Придёт Он, и вы встретитесь.
– А кто это – Он? – Волосы на моей голове снова зашевелились.
– Рано ещё тебе это знать. Станцевать вы должны – танец страсти под луной да над праздничным костром.
– Как это, над костром?
– Летать вы будете, глупая.
– Ого! Как это – летать? Может, у вас тут и летают, но я не знаю, как это делать, руками хлопать или ресницами, и метлы у меня нет.
– Ты же вся в феях. Они и поднимут тебя в воздух, не сомневайся.
– Какие феи? Где? – И я быстро стала осматривать себя со всех сторон.
– Не вертись, закружишь меня, вестибулярный аппарат уже не тот, что в молодости. Меня вырвет только что выпитой наливочкой, а она приятно согревает все мои внутренние органы. Золотые точки на тебе – это феи. Только маленькие ещё, ждут, когда их нимфа лесная росой начнёт поливать, так они и вырастут.
Я опешила: «Весь этот золотой песок – живой! Феи?» Тело и голова одновременно зачесались, и мне начало казаться, что они, как блохи, кусаются и вредят.
– Не чухайся – повредишь фей, не принесут они тебе вреда, а, наоборот, исцелят.
– От чего исцелят? – И я начала перебирать в голове все свои многочисленные болезни: запоры, аллергия, бронхиты, геморрой, что же ещё? А, радикулит…
– Хватит! Всё не исцелят, маленькие ещё.
– Вы и это прочли?
– И это, главное – паранойю твою исцелят, спать по ночам хорошо станешь.
– Ладно, а как это – танец страсти? Я не могу с ним сексом заниматься, кто бы Он там ни был; у меня есть муж, которому я верна.
– Ох, деточка, ну что ты всё переворачиваешь? Это у вас там только и думают все о сексе, а у нас – о большой и чистой любви. Танец страсти – это такой волшебный танец пары Хеллоуина, короля и королевы, который возрождает всех нас, как старые деревья становятся сильными да молодыми, ещё на год. Мы смотрим на вас и питаемся вашими эмоциями счастья, предвкушения, очарования друг другом.
– Как вампиры питаетесь?
– Можно и так сказать, но вы от этого не пострадаете.
– Ага, большой и чистой любви, от которой Кики родилась.
– Кики – добрый ребёнок, и да, она родилась от большой и чистой любви. Я пожалела брошенное дитя и взяла к себе на воспитание. Не смотри, что она такая грязная: купаться не любит. Полгода назад купала её в лоханке, которую водяной подарил, так она так кряхтела и брыкалась, что перевернулась и залила мне всю избушку, теперь сырости много. Грибок расползся по полу, как гадкий плющ, вывести не могу.
– Ясно, тяжело вам с ней приходится, а я лишь бы после этого танца ноги унесла, так как мне новая Кики точно уже не по годам, и муж из дома выгонит.
– Ох, – покачала Яга головой, рассыпая отмершие волосы вокруг. – Пойду-ка я вздремну часок-другой, а то смерть подходит, надо отдохнуть перед возрождением, а там и Он прилетит.
– А мне что делать? – вскрикнула я, одновременно оглядывая молчаливых русалок и лесных нимф.
– С русалками поговори, им тоже есть что тебе порассказать.
Я уставилась на русалок. Три миловидные девушки с огромными глазами, точно как в мультфильмах-аниме, и губками-бантиками, такими же, как у Йорков и ши-тцу. Кожа голубоватая, руки изящные, с тонкими длинными пальцами и аккуратными ногтями. «Мне бы такие, тут и маникюр никогда не нужен, не то что я каждые две недели делаю, кучу денег трачу». Мой взгляд пополз, как слизняк, по их длинным волосам, которые прикрывали грудь и плавно уходили под стол. «Какие у них шикарные волосы! У нас мало у кого такие – больше наращённые, чем свои. Красавицы, нечего сказать». А вслух буркнула с долей ехидства:
– И что вы мне можете рассказать, чего я ещё не знаю? Как вы вечно принцев ждёте? Так их на всех не хватает. У нас, в мире людей, тоже все принцев хотят, только если сама дерьмо выгребаешь, то и гамновоз попадётся. А по-другому только в сказках бывает.
Одна из русалок молча протянула руку и дотронулась до меня. Я только успела ртом хлопнуть, как меня закружило, завертело, точно на карусели-ветерке. Вокруг вода, много воды. «Ой, я не умею плавать, вы что, меня в море решили затянуть?» Мне показалось, что я сейчас утону, и тут слышу голос, тонкий, как звон фэншуевских колокольчиков:
– Дыши…
Делаю глубокий вдох, и… Эврика, я дышу.
– Где мы? – вырвалось у меня.
Вокруг сплошные рыбы, ну точно мультфильм «Немо», а под ногами мягкий песок, приятно щекочущий. Смотрю вниз, так как ощущение явно, что я босая, и моему возмущению нет предела:
– А где мои туфли? Только вчера купила на вечеринку по случаю Хеллоуина да такие бабки отдала за них, что мама не горюй.
Русалка, держа меня за руку, спокойно ответила:
– Не переживай, твои туфли остались под столом, обуешься, когда мы вернёмся. Сюда нельзя в них.
– Как будто у вас тут можно натоптать, не пол же! – брякнула я, всё ещё негодуя.
– Да, нельзя натоптать, но ваша обувь – это проводник к вам в мир, а в нашем ты должна быть босая, чтобы плыть со мной.
– Ладно, и что ты мне хочешь показать интересного кроме рыб? Их я и так видела множество в разных океанариумах.
Русалка молча, плавно провела рукой круговым движением, и мне открылась сногсшибательная картина, как в 3D-кинотеатре: величественный город, окружённый розовыми, белыми и голубыми кораллами в виде забора. Башни и дома – это огромные раковины различных форм и расцветок. Стаи рыб сновали туда-сюда. В качестве охраны стояли тоже рыбы, если можно так выразиться о них, глубинные хищники, названий которых не помню. Русалка, продолжая держать меня за руку, поплыла в ворота, я – за ней, и так странно, что в реальности и плавать не умею, а тут всё тело словно само плывёт. Чудеса, да и только! Нас пропустили внутрь. И открылась другая картина: настоящие улицы с десятками видов растительности, водоросли разных сортов, не хуже нашего ботанического сада. Птиц здесь отлично заменяли рыбы всех цветов радуги. Мы заплыли в один из домов – витую раковину, и русалка указала взглядом на открытую перламутровую мидию, в которой находилась груда разноцветного жемчуга, здесь даже был редкий чёрный. У меня загорелись глаза от такой красоты, а она, заметив этот живой блеск, подплыла к мидии и засунула руку в драгоценную гору, поковыряла, вытащила маленькие бусы из чёрного жемчуга, повернулась и прозвенела:
– Это тебе подарок от нас в память о морском путешествии.
– Вау! – выскочило у меня от щенячьего восторга, и мне даже захотелось подпрыгнуть и хлопнуть в ладоши, что я и сделала. У меня было на лбу написано: «Такого суперкачества жемчуг нигде не купишь».
И русалка, поняв моё состояние, впервые улыбнулась, я сразу отметила, что зубы у неё как белый жемчуг. «Хорошие зубы, прямо голливудская улыбка, у нас и за полмиллиона такую не сделать, если б она мне ещё такие зубы подарила, вот это было бы вообще чудо, ну да ладно, много из сказки не получишь». Русалка прервала бурный поток моих мыслей колокольчиковым голосом:
– Нам пора.
– Куда пора? – не поняла я.
– Возвращаться.
Она снова взяла меня за руку, и мы выплыли обратно через ворота, подплыли к кругу, который русалка открыла как портал, проплыли, и город исчез. Вода закружилась воронкой вокруг нас, и через минуту мы уже оказались за столом у Бабы-яги.
Русалка присела обратно, а я заметила, что на столе появились новые блюда: поджаренные мухоморы в виноградных листьях, пирожки и даже суп в круглой глиняной супнице. Мне стало очень интересно, из чего он сварен, и я взялась за половник, торчавший в нём, как топор в каше. Поболтав, зачерпнула, пригляделась и как закричу:
– Фу, какая гадость! Что это?
Все вздрогнули, и, не поняв моего жуткого состояния, ответил водяной с неподдельным восторгом:
– Суп из глаз рыб. Еда для гурманов. Самая смакота! Попробуй.
– Спасибо, я не голодна.
В этот момент нимфа лесная захотела показать мне лес и предложила:
– Тогда хочешь, я тоже покажу тебе свои владения?
И только я хотела согласиться, как внезапно вылетела Ба-ба-яга на метле из избушки и закричала:
– Быстрее, быстрее, скоро Он прилетит.
Все засуетились, загалдели. Я ничего не понимала, что мне делать. Ко мне подбежала русалка, выхватила из руки жемчужные бусы и помогла их надеть, защёлкнув на шее сзади маленький замочек. Затем подлетела нимфа и надела на голову венок с белоснежными цветами. А Баба-яга проскрипела:
– Всё! Красавица! Ведите её к костру. Время поджимает.
Меня взяли под руки водяной и леший и повели в сторону костра. По дороге я отметила, что золотое сияние с меня ссыпалось вокруг на землю.
– Они улетают?
– Феи украшают твой путь, и Он увидит тебя, всю сияющую золотом.
– Вы как будто в постель меня к нему ведёте, зачем столько мишуры?
– Мы тебе уже говорили: для вашего танца, который всех нас возродит и омолодит. Вы должны желать друг друга, только тогда этот танец станет волшебным.
– Размечтались! Да за кого вы меня принимаете?
– Иди. Он ждёт. – И Баба-яга, стоявшая за моей спиной, слегка пнула.
Я стою у костра, сказочные персонажи разбежались и попрятались в кустах.
«Ну и где же этот Он? Некрасиво опаздывать на наше якобы свидание».
В этот момент языки пламени разошлись как живые в разные стороны, и я увидела Его. Тёмный силуэт. «Вроде бы высокий, стройный, брюнет, но… почему он в карнавальной маске? Это несправедливо! Я же без маски». Он прошёл сквозь костёр, как будто ему огонь нипочём, и галантно подал руку. Сделал приветственный жест головой, слегка наклонив. «Изящная рука, явно никогда не знавшая физического труда». И тут на меня пахнуло его одеколоном. «Какой запах!» У меня начала кружиться голова. Я вложила свою руку в его, и… мы плавно поднялись в воздух над костром.
Танец начался.
Он пристально смотрел на меня, и я не могла отвести взгляда от его глаз: такие необыкновенные, точно смотрит не человек, а тарантул. «Он напоминает мне экзотического паука». Весь в чёрном и таинственно-пугающий. Ощущение от его рук приятное, тёплое. «Значит, Он не мертвяк какой-нибудь, уже хорошо». Мне полегчало от этой мысли. Я сосредоточилась на тепле, исходившем от него. «Не обжигает, значит, Он и не демон, слава богу». Его рот тронула лёгкая улыбка, и я тут же обратила внимание на зубы: ровные, белые. «Это хорошо, следит за зубами, так же как и я за своими». Вдруг Он сделал резкое движение, наклонив меня назад, и его лицо приблизилось к моему так, что наши губы слегка соприкоснулись. У меня расширились от неожиданности глаза, а по телу пробежала возбуждающая ленточка. «Бред! Свой сумасшедший темперамент знаю, но не могу же я захотеть незнакомого мужчину, да ещё и в маске? Вдруг он вообще урод?» Его левая рука переместилась на ту часть спины, которая была обнажена, и я невольно глубоко вздохнула. Он снова улыбнулся, и на этот раз его улыбка стала шире. «Блин, а когда ты положишь руку мне на пятую точку, вообще увижу все твои тридцать два, хотя они могут быть и вставными». Следующим его па стали наши круги над костром. Мы кружились, как балерина и солдатик в музыкальной шкатулке. «Закружит меня в хлам. Я уже двадцать лет на каруселях не каталась». Его рука спустилась на моё бедро. «Ну вот, всё-таки лезет к пятой точке». И вдруг Он требовательно схватил меня за ногу, отгибая всё моё тело назад. «Хоть бы радикулит не схватил». Вернув меня обратно, будто тряпичную куклу, с силой приблизил вплотную к себе. Я почувствовала, как что-то приятно ёкнуло глубоко внутри. Он остановился, крепко держа, видимо давая мне время осознать, какое у него сильное тело. Я, к удивлению для себя, начала задыхаться, сердце заколотилось, как хвост моей собаки, когда она выпрашивает мяско страуса или индейки. И в эту секунду в костре что-то вспыхнуло, искры взлетели вверх, окутав нас огненным сиянием. Все зрители в кустах заорали один громче другого:
– Ура! Свершилось! Она хочет Его!
Я возмущённо кричу в ответ:
– Как я могу хотеть Его, не зная, кто Он, а вдруг это сам дьявол?
– Глупая, это писатель, такой же, как и ты!
«Писатель!» Он снова улыбнулся, и я замерла. Мой взгляд приковался к его глазам, как подковы к копытам лошади, а Он начал медленно приближать губы к моим.
Я зажмурилась. «Сейчас он меня поцелует…»
Эпилог
Открываю глаза. Передо мной стоит пустой кофейный бокал, по стенкам стекает пена. Поднимаю взгляд. Я в ресторане салона «Бьюти Плаза». И тут…
«Как? А поцелуй любви? И это всё? Так нечестно! Кто Он?» Разочарованно смотрю вниз и вижу, что я написала на салфетке песню:
Тёмный мир тот вдаль уводит.
Духи в чаще там хороводят.
Льётся струя чёрной реки,
Где танцуем в агонии мы.
Припев:
Кружится в вихре тёмных глубин.
Он там хозяин, но часто один.
Дух то лесной, всех господин.
Взгляд озорной, лик нежно-мил.
Призрак ночной в глуши той бродит.
Леший толчётся, словно юродивый.
Волчий вой слышится нам.
Ветер гуляет там по полям.
Проигрыш
Мы танцуем вокруг у костра.
Мавки лесные рядом молчат.
Жутко там сильно, словно в гробу.
Мне б закричать, а кричать не могу.
Тело немеет, всё так же молчу.
(3 строчки 2 раза)
Проигрыш
Сердце готово выскочить прочь.
Луна мне светит в сказочную ночь.
Мрак лесной обнимет любя,
Ветром волосы мои теребя.
Ждут все хозяина тёмной мечты,
Льётся струя чёрной реки,
Где танцуем в агонии мы.
Припев:
Мавки лесные вокруг собрались.
Тайный мой друг, ты покажись!
Время пришло, и Он подошёл.
Тень его тёмная – за спину зашёл.
Полночь настала, ночь та темна.
Бокалы с вином пить нам до дна!
(2 строчки 2 раза)
Припев (2 раза)
«Песня красивая и так подходит к тому, что произошло со мной».
«Но кто же Он? Какой писатель? Сколько ему лет в реальной жизни? О чём он пишет? Иностранец или русский? Кто? Кто? Кто же?..»
Вы подумаете: «Какая у этой дамочки бурная фантазия». А я вам отвечу: «Нет – это мир писателей!»