— Так ликантропия — это болезнь?
— Да. Редкая и практически не излечимая. Думаю, что-то эндокринное.
— Какой ужас!
— Больной теряет контроль над своими эмоциями, чувствами и инстинктами. Становится кровожадным, боится солнечного света…
— Слава Богу, таких на борту «Суламифи» нет, насколько я успел заметить.
— Зато, в таком случае, выявить убийцу было бы проще простого. Вот только можно ли судить и карать больного?
— Ох, мсье Пастер, этическими проблемами предоставим заниматься судьям.
— Пусть так.
— А если вервольф не стихийный?
— Тогда мы имеем дело с убийцей не менее расчетливым и холодным, чем полковник Моран, не так ли? И вывести его на чистую воду будет ох как сложно! Но если предположить преднамеренного, а не стихийного оборотня, нужно опять же искать мотив. Мотив убийства.
— Тогда… — Молодой человек задумался и вдруг рассмеялся. — Подумать только, я-то думал, что предстоит противодействие: Шерлок Холмс — Огюст Дюпен! А у нас выходит…
— Шерлок Холмс — доктор Уотсон, — широко улыбнулся француз. — Право же, вы не правы, простите за каламбур. Я же упоминал, что люблю раннего Эдгара По. «Вечерняя звезда», например.
Он продекламировал прикрыв глаза:
В разгаре пик лета
И ночи зенит,
Бледные звезды7
Смотрят с орбит.
Прислуга блестящей,
Но хладной Луны,
Глядящейся с неба
В сверканье волны…
— А я, признаться, не силен в американской поэзии, — вынужденно произнес Харрисон.
— Зато вы весьма цените Киплинга, не так ли? И, почти наверняка, Блейка, Китса, Уайльда?
— Вот последнего, как раз, не очень.
— Ну, дело ваше. Я с «Балладой Реддингской тюрьмы» познакомился в подлиннике. Не было ни желания, ни времени ждать переводчиков. Да Бог с ними, с поэтами. Пусть воспевают, кто романтику и «фейные» страны, кто колониальные войны и Томми Аткинса, мы-то здесь не для этого собрались, не так ли?
— Тогда давайте проанализируем поведение стюарда. Начнем с его мотивов.
— Мотивы достаточно прозрачные. По-моему, он пытался пробраться либо в каюту Шотбоу, либо Керриганов.
— А для чего?
— Как для чего? Украсть что-нибудь, — пожал плечами Пастер.
— А что? Что именно? Ведь за табакеркой или даже за тугим портмоне так не полезешь. Ведь он не мог не отдавать себе отчет в риске быть обнаруженным, задержанным…
— Думаю, да.
— А, следовательно, цена успеха была достаточно велика. И перекрывала возможный риск. А, быть может, Бейлс шел на преднамеренное убийство, ради достижения успеха?
Харрисон покачал головой:
— Кто бы мог подумать? Тихий, услужливый…
— Ну, положим, для опытного преступника нет проблем принять любую личину. Не в этом дело. Что он искал? Как вы считаете?
— Даже не знаю, что и ответить… Деньги? Но насколько большую сумму? Золото? Неужели самородки? Я слыхал краем уха — в землях бапеди вновь открыто месторождение.
— Мысль интересная. Но, — француз задумался. — Но самородки обычно не возят в саквояже. Что проще — обратить их в деньги непосредственно в Капской колонии и везти домой скромный банковский чек. А вы не слышали об открытиях новых месторождений алмазов? Родезия — страна большая, места хватит многим и многим старателям.
— Вы думаете, алмазы?
— Драгоценные камни — наиболее вероятный груз и наиболее вероятный объект охоты. Мало весят, компактны и обладают огромной стоимостью даже в неограненном виде.
— Значит, решено! Алмазы!
— Раз мы все равно гадаем на кофейной гуще, — улыбнулся Пастер. — Пусть будет — алмаз. Один, но большой.
— Замечательно! Дело об алмазе раджи!
— Почему раджи? Мы же не из Индии возвращаемся.
— А как будет правитель по-зулусски?
— Правитель — не знаю. Вождь — инкози.
— Значит, алмаз инкози?
— Пусть тогда уж будет алмаз Дингаана.
— А кто это?
— Один из величайших вождей зулусов. Был бы он жив в наши дни, кто знает, чем бы обернулась воинская удача к белым на Кровавой речке?
— Красиво звучит — алмаз Дингаана, — Харрисон несколько раз повторил последние два слова, будто обкатывая их на языке. — Значит, алмаз хранится либо у полковника, либо у Шотбоу.
— Да. И Бейлсу это хорошо было известно.
— Он выждал время. Объект ограбления расслабился и не ожидал подвоха. Тогда стюард пробрался среди ночи в пассажирскую надстройку. Достал отмычку из кармана и…
— И тут его застукал неизвестный убийца.
— Оборотень.
— Возможно. А может быть, и нет.
— Бейлс пытается защищаться, машет рукой…
— А может, он попросту хотел прикрыть горло?
— Так или иначе, убийцу это не слишком-то задержало. Один укус… Или не один?
— Один, один. Продолжайте, я внимательно слежу за развитием вашей мысли.
— Бейлс падает, ударяется плечом по двери охотника, который поднял пальбу. Убийца скрывается в неизвестном направлении. Все.
— Маловато. Зацепиться не за что. Улик нет вовсе.
— Давайте еще раз, с наибольшим возможным пристрастием, переберем кандидатов в убийцы.
— Что ж, давайте. Мы с вами и Нгона отпадаем сразу, что не может не радовать. Вы обратили внимание, как сник Шотбоу, когда понял, что у моего чернокожего спутника стопроцентное алиби?
— Нет.
— Зря, зря. На это стоило посмотреть. Кстати, о Шотбоу. Он тоже не причастен к произошедшему. По крайней мере, активным образом. Ведь мы еще не решили, в чьих руках алмаз Дингаана.
— Полковник?
— Не думаю.
— Но он был так напуган. Никогда бы не подумал, что боевой офицер…
— Полковника можно понять. Каждый из нас отвечает лишь за самого себя — у него на руках семья. Нет, полковник отпадает.
— Помощники? — Харрисона начал охватывать поистине охотничий азарт. Вот что чувствует ищейка, вставшая на горячий след!
— У них алиби. Вдвоем подобные вещи не делают, а раз так, то и они отпадают.
— Капитан?
— Он стоял вахту. С матросом или даже с двумя, не так ли?
— И, по-вашему, не мог отлучиться минут на десять?
— Почему же? Мог. Очень даже мог.
— Значит О'Найла мы не вычеркиваем?
— Повременим пока. Да и с полковником я, пожалуй, погорячился. Дело может оказаться сложнее, чем я думал, и проще одновременно…
— О чем это вы?
— А? Да нет, ни о чем, — Пастер рассеянно дернул себя за ус. — Пока воздержусь от комментариев. Пока.
— Мы всех перебрали?
— Нет. Мистер и миссис Фитц-Рой.
— Бр-р-р… Так и вижу заголовки бульварных газет: «Чета убийц», «Кровавые супруги» и тому подобное.
— Не думаю. Армейский офицер, джентльмен…
— Думаете, на убийство не пойдет?
— Пойдет, — горько усмехнулся француз. — Ради хорошего куша на преступление пойдет и офицер и джентльмен. Но молодую жену втравливать в темные делишки не станет. Не так ли?
Поразмыслив, Эзра согласился с предположением собеседника.
— Тогда остается экипаж, — сказал он, разглядывая практически чистый лист бумаги.
— И здесь наши дедуктивные умопостроения летят ко всем чертям. Их попросту слишком много.
— Откинем вахтенных, кочегаров, механика…
— Все равно.
— А если подойти с другой стороны?
— С какой именно?
— Стал бы матрос готовить приспособление, имитирующее клыкастую пасть? Как бы он сделал это тайно от товарищей по кубрику? Сундучки у них маленькие, а под матрац «вафельницу с зубами» не спрячешь.
— В таком случае, команду мы можем отбросить сразу и целиком, не так ли?
— К этому я и веду.
— Хорошо. Кто же у нас остался в «черном» списке?
— Полковник, капитан… И все. Полковник и капитан.
— Правильно. Это, если предположить, что убийца — хитрый человек. А если оборотень?
— Тогда полковник, капитан и… вся команда.
— А так же миссис Керриган и обе мисс Керриган.
— Не может быть!
— Почему? Вы думаете, оборотнями становятся только мужчины?
— Не знаю… Точнее, не задумывался никогда.
— Вот и стоит подумать, — Пастер встал, распрямил затекшую спину. — Давайте пока понаблюдаем. Осторожно. Не вмешиваясь и не афишируя своих планов. Согласны?
— Да, пожалуй. Давайте понаблюдаем.
— Думаю, до завтрашнего утра времени хватит?
— До завтра?! — воскликнул Эзра, но быстро взял себя в руки. — Я хотел сказать — конечно, хватит. Значит, завтра, после завтрака.
— Не горячитесь. Как говорили древние — sestina lente, — улыбнулся француз.
Попрощался и вышел.
Весь день Харрисон честно пытался наблюдать если не за О'Найлом, то хотя бы за полковником. Переборов отвращение провел более трех часов в курительной комнате, выслушивая на этот раз рассуждения о дальновидности Китченера в тактике войны с командос, о преимуществах рассыпного строя пехоты перед слитным и мундиров цвета хаки перед привычными красными.
Происшествие, придавшее развитию событий совершенно непредвиденный оборот, случилось перед обедом. Вернее, как показало время, вместо обеда.
Пропустив вперед чету Фитц-Роев, Эзра вошел в кают-компанию и тут же обратил внимание на побагровевшее от едва сдерживаемой ярости лицо капитана.
— Присаживайтесь, леди и джентльмены, — негромко, но с напором произнес О'Найл, обращаясь как к уже присутствующим, так и к перешагнувшему порог вслед за Харрисоном Шотбоу. — Надеюсь, хоть кто-нибудь пояснит мне, что все это значит?
И тут начинающий детектив заметил скомканную и вновь разглаженную бумагу.
— Не разумнее ли будет с вашей стороны, капитан, — вскинул подбородок лейтенант. — Вначале разъяснить нам, что вы держите в руках, и чем провинились мы перед вами?
— Да уж, — поддакнул Керриган. — Что за глупые шутки?
— Глупые шутки? — капитан медленно, но неуклонно приближался к верхней точке кипения. — Ах, глупые шутки? Тогда извольте выслушать содержание этой, с позволения сказать, записки, которую я нашел приколотой… Заметьте, приколотой вилкой, к столешнице. В кают-компании моего парохода! Черт меня дери!