Алмаз раджи — страница 53 из 98

евосходно отшлифован и не имел ни малейшего изъяна. Когда солнечные лучи осветили камень, он вспыхнул в руке священника тысячами огней.

Мистер Роллз не разбирался в драгоценных камнях, но этот алмаз был истинным чудом и говорил сам за себя. Найди его даже деревенский мальчишка, и тот бы с воплем помчался в ближайший дом, а дикарь упал бы ниц и до конца своих дней поклонялся бы чуду. Красота камня восхитила молодого человека, и в голову ему пришла мысль о его немыслимой ценности. Он знал, что вещь, оказавшаяся у него в руках, превышает доход архиепископа Кентерберийского за многие годы, и что им можно оплатить постройку храмов, более пышных, чем соборы в Эли или Кельне; что, завладев им, можно навсегда освободиться от проклятия, тяготеющего над человечеством, и следовать своим склонностям, ни о чем не заботясь, никуда не спеша, ни с кем не считаясь. Когда же он нечаянно повернул алмаз, тот сверкнул так остро, что его лучи проникли прямо в его сердце.

Многие решения совершаются внезапно и зачастую без всякого участия рассудка. Так случилось и с мистером Роллзом. Он поспешно оглянулся и, подобно мистеру Рэберну, увидел только освещенный солнцем сад, пышные кроны деревьев и дом с закрытыми ставнями. Затем он захлопнул футляр, опустил его в карман и с поспешностью преступника вернулся в свой кабинет.

Преподобный Саймон Роллз согрешил!

Вскоре вместе с Гарри Хартли в дом явилась полиция. Садовник, насмерть перепуганный, тотчас вернул им драгоценности, которые были опознаны и переписаны в присутствии секретаря. Что касается мистера Роллза, то он охотно и любезно рассказал все, что знал, и выразил сожаление, что больше ничем не может быть полезен полиции.

– Но ведь следует полагать, – прибавил он, – что дело почти уже завершено?

– Ничего подобного, – ответил сыщик из Скотланд-Ярда, и рассказал, как Гарри был ограблен вторично, и описал молодому священнику до сих пор не найденный самый ценный алмаз, носивший имя Алмаза Раджи.

– Он, должно быть, стоит целое состояние, – заметил мистер Роллз.

– Десять состояний… а то и двадцать! – ответил сыщик.

– Но ведь чем больше он стоит, – задумчиво проговорил Саймон, – тем труднее его продать. Такую вещь не скроешь. Это все равно что пытаться продать собор Святого Павла.

– Это верно, – сказал сыщик, – впрочем, если вор человек неглупый, то он расколет камень на несколько частей и все равно станет богатым человеком.

– Благодарю вас, – сказал священник. – Вы и представить не можете, как мне было любопытно беседовать с вами!

Сыщик на это ответил, что по роду занятий ему в самом деле приходится узнавать немало удивительного, и вскоре распрощался.

Мистер Роллз удалился к себе. Комната показалась ему маленькой и пустой. Материалы для работы перестали интересовать его, и он сердито косился на свою библиотеку. Он открывал один том сочинений отцов церкви за другим, перелистывал их, но не находил там ничего интересного для себя.

«Эти древние джентльмены, – думал он, – несомненно, весьма искушенные писатели, но, похоже, они мало что смыслят в жизни. Взять хотя бы меня. Учености мне хватило бы, чтобы стать епископом, но при этом я не знаю, что делать с украденным алмазом. Я получил совет от рядового сыщика, но все мои фолианты не могут меня надоумить, как применить этот совет. Все это вызывает сомнения в пользе университетского образования».

Он пнул ногой книжный шкаф и, надев шляпу, отправился в клуб, членом которого состоял. Там он надеялся встретить какого-нибудь здравомыслящего человека с богатым житейским опытом. В читальной комнате он обнаружил несколько сельских священников и одного архидьякона; там же играли на бильярде трое журналистов и некий автор трудов по высшей метафизике, а за обеденным столом он увидел только клубных завсегдатаев с их пошлыми физиономиям. Мистер Роллз понял, что в опасных делах все они смыслят не больше, чем он сам, и что советчика среди них ему не найти. Наконец, поднявшись по длинной и крутой лестнице в курительную комнату, он застал там осанистого джентльмена, одетого с нарочитой простотой. Джентльмен курил сигару и листал «Двухнедельное обозрение». На его лице не было ни следа озабоченности или утомления, что-то в его облике располагало к откровенности и вызывало желание подчиниться ему. Чем дольше молодой священник изучал его черты, тем больше убеждался, что наконец-то наткнулся на человека, способного дать дельный совет.

– Сэр, – начал мистер Роллз, – простите мою бесцеремонность, но, судя по вашей наружности, вы, как мне кажется, человек опытный в делах житейских.

– Я и в самом деле имею право считаться таковым, – отозвался незнакомец, откладывая журнал и с усмешкой поглядывая на преподобного Роллза.

– Я, сэр, – продолжал священник, – затворник, склонный к ученым занятиям, привыкший иметь дело с чернильницей и фолиантами отцов церкви. Но одно недавнее событие показало мне всю мою житейскую несостоятельность, и я хотел бы получше узнать подлинную жизнь. Под этим словом я подразумеваю не романы Теккерея, а преступления и тайные силы, действующие в обществе, а также принципы разумного образа жизни в исключительных обстоятельствах. Я люблю читать; но можно ли познать жизнь из книг?

– Вы поставили меня в тупик, – ответил незнакомец. – Признаюсь, я не знаю, много ли пользы от книг, не считая приятного времяпрепровождения в поезде; правда, есть несколько толковых трактатов по астрономии, картографии, земледелию, а также о способах изготовления бумажных цветов. Но о других, тайных областях жизни, боюсь, не написано ничего примечательного и достоверного. Впрочем, позвольте-ка, – прибавил он, – доводилось вам когда-нибудь читать Габорио?[85]

Мистер Роллз признался, что он никогда не слыхал этого имени.

– Кое-какие сведения можно почерпнуть у Габорио, – продолжал незнакомец. – Он, по крайней мере, будит мысль, а поскольку это любимый автор канцлера Бисмарка, то вы, на худой конец, проведете время в приятной компании.

– Благодарю вас, сэр, за любезность, – сказал священник, собираясь откланяться.

– Вы с лихвой вознаградили меня, – ответил незнакомец.

– Чем же? – удивился Саймон.

– Необычностью своей просьбы. – Незнакомец вежливо поклонился, как бы испрашивая позволения, и снова углубился в журнал.

По дороге домой мистер Роллз приобрел книгу о драгоценных камнях и несколько романов Габорио. Романы он проглотил с любопытством и жадностью, но хоть они и дали ему немало новых идей, но он так и не получил совета, что делать с украденным алмазом. К его досаде, оказалось, что многие важные сведения разбросаны по разным романтическим историям, а не собраны вместе, как это делается в справочниках. Из чего он вывел заключение, что автор добросовестно изучил свой предмет, но совершенно не владеет педагогической методикой. Однако характер и ловкость сыщика Лекока, героя Габорио, вызвали невольное восхищение священника. «Поистине, это был великий человек, – размышлял мистер Роллз. – Он знал свет, как я знаю свои фолианты. Он мог логически распутать любое дело, несмотря на его сложность, и всегда действовал самостоятельно».

– Самостоятельно! – вдруг вскричал он. – Господи, разве это не послужит мне уроком? Не следует ли мне самому выучиться искусству шлифовки алмазов?

Мистеру Роллзу показалось, что он нашел выход. Кстати, он вспомнил, что знавал в прошлом некоего гранильщика Мак-Кэлока, жившего в Эдинбурге, который вполне мог бы обучить его своему ремеслу. Через несколько месяцев, а может, даже и лет усердной учебы он сможет распилить Алмаз Раджи и продать заново ограненные части. Покончив с этим, он вновь займется своими излюбленными отцами церкви – но уже в качестве обеспеченного человека, всеми уважаемого и возбуждающего зависть. Ему снились золотые сны, и на рассвете он проснулся бодрым и в отличном расположении духа.

Как раз в этот день полиция предложила жильцам мистера Рэберна покинуть дом, и это послужило молодому священнику поводом для отъезда. Он энергично упаковал свои вещи и оставил их на вокзале Кингс-кросс, а сам отправился обедать в клуб.

– Если вы обедаете сегодня здесь, Роллз, – сказал ему один из знакомых, – то сможете увидеть сразу двух знаменитых людей: принца Флоризеля Богемского и старого Венделера.

– О принце я много слышал, – ответил мистер Роллз, – а с генералом Венделером даже встречался.

– Генерал – напыщенный осел, – усмехнулся знакомый. – Я имел в виду его брата Джона – он известный искатель приключений, большой знаток драгоценных камней и один из самых ловких дипломатов в Европе. Неужели вы никогда не слыхали о его дуэли с герцогом де Вальдоржем? А его подвиги в Парагвае, когда он стал тамошним диктатором Парагвая? А как ловко он отыскал драгоценности сэра Самюэла Леви! А какие услуги были оказаны им правительству во время индийского мятежа – услуги, которыми оно воспользовалось, хотя и не осмелилось признать это открыто! И вы его не знаете? Чего же стоит тогда мирская слава? Ведь Джон Венделер смело может претендовать на известность, хотя бы и не самую добрую. Спешите вниз, – прибавил знакомый, – садитесь за стол рядом с обоими и слушайте во все уши. Уверен – вы узнаете много удивительного.

– А как мне узнать их самих? – простодушно поинтересовался священник.

– Узнать? – возмутился знакомый. – Да что вы такое говорите! Принц – изысканнейший джентльмен во всей Европе, единственный человек с внешностью истинного короля. А что касается Джека Венделера, то вообразите себе Улисса в семидесятилетнем возрасте и со шрамом от сабельного удара через все лицо – это и будет он! Узнать, подумать только! Да их легко найти даже среди толпы на скачках!

Роллз сломя голову кинулся в столовую. Знакомый оказался прав: эти две личности резко отличались от унылого фона завсегдатаев. Старик Джон Венделер был крепко сбитым человеком, явно привыкшим сносить всевозможные тяготы и лишения. Он не казался военным, моряком или кавалеристом, но одновременно напоминал и одного, и другого, и третьего, словно в нем сошлись самые различные привычки и навыки. Орлиные черты его лица дышали отвагой, а выражение было надменным и хищным. Вся его внешность выдавала человека действия, горячего, отважного и неразборчивого в средствах. Густые седые волосы и глубокий сабельный шрам, пересекавший переносицу и тянувшийся к виску, придавали оттенок свирепой воинственности этому лицу, и без того своеобразному и грозному.