– накапала в стакан розовато-зеленой эссенции, добываемой из воздушной травы, и принялась раздеваться.
Доротея отключилась…
17
Из мемуаров Рогатьена Ремиларда
Впервые я встретился с Доротеей весной 2069 года, когда ей исполнилось двенадцать лет. День тогда выдался пасмурный, ветреный, на город то и дело налетали снежные заряды, отчего редкие прохожие бежали по улицам, опустив глаза и придерживая головные уборы. Не знаю, как уж так вышло, но в тот момент, когда зазвонил потревоженный дверной колокольчик и в магазин вошла маленькая девочка в эскимосской парке и белой вязаной шапочке, у прилавка никого не оказалось. Сам я устроился в читательском закутке – взгромоздил ноги на обдуваемую теплым воздухом деревянную сушилку и, позевывая, борясь с дремотой, просматривал недавно попавшее ко мне в руки классическое издание «Неизвестных миров». Кошка Марсель ла Плюм VI спала на тряпичном коврике под лавкой.
Вслед за звонком колокольчика послышалось робкое «Добрый день», и по голосу я решил, что посетительнице лет четырнадцать, однако мелькнувшая в прогале между полками фигура была так мала, что я сбросил четыре годика. Сначала я не заметил, что она оперант.
Я не собирался ради случайного посетителя беспокоить свои старые кости. Может, она ошиблась дверью – увидит книги и уйдет?..
– Есть здесь кто-нибудь?
Она не собиралась уходить.
– Я ищу что-нибудь особенное, для подарка.
Делать было нечего, и я сухо ответил:
– Здесь торгуют очень редкими книгами. По научной фантастике… Еще сказочной литературой… Раритетами, одним словом… Не позже конца двадцатого века.
– Я знаю, – сказала девица. – Мне как раз и требуется редкое издание в подарок брату. У него скоро день рождения. Он завзятый библиофил. Несколько раз уже заходил в вашу лавку. Может, помните – Кеннет Макдональд?
Я вздохнул, поднялся со стула – надо же, какие слова знает, «библиофил», – направился к прилавку. Кошка последовала за мной. Мы вдвоем принялись изучать настойчивую покупательницу – Марсель, вспрыгнув на прилавок, оглядев девочку, решила, что по возрасту она вполне может сойти за воришку. Я был вынужден согласиться с ней, и слово «библиофил» здесь ничего не меняло. Кошка, удовлетворившись сделанным выводом, настойчиво мысленно потребовала еду.
К ее сожалению, я оставил эту законную просьбу без ответа. Девочка, безусловно, относилась к числу оперантов, притом очень сильных. Все остальное определить было нетрудно – принимая во внимание ее легкий шотландский акцент, родство с Кеннетом Макдональдом, я заключил, что передо мной Доротея Макдональд. Чудо, о котором столько говорили в последнее время, доставленное с планеты Каледония и помещенное в институт моей племянницы Катрин…
В то время среди оперантов ходило много слухов об уникальной девочке, однако юное создание каким-то образом ухитрялось оставаться в тени. Все Ремиларды были очень заинтригованы появлением внезапно объявившегося вундеркинда, и каждый из них не преминул посетить Катрин на предмет знакомства с маленькой Доротеей. Только Дени, Люсиль и Джек проявили разумную сдержанность и не стали беспокоить девочку. Марк тоже решил не отрываться от работы, да и мне не хотелось спешить. Для начала я намеревался собрать все сведения, слухи, факты – одним словом, все, что можно было узнать об этом ребенке, обещавшем вскоре стать Великим Магистром, если только удастся снять природные ограничители, сдерживающие проявления ее сокрушающей, творческой и целебной силы. По моему мнению, все знать куда важнее, чем все видеть.
– Тебе, конечно, что-нибудь захватывающее? – спросил я.
Девочка строго посмотрела на меня, ничего не ответила, сняла перчатки, вытащила пакетик с картофельными чипсами и неожиданно сказала, указывая на пакет:
– Они очень вкусные. Как вы думаете, Марсель их любит?
Да! – ответила эта гурманша в пушистой шубке и заспешила к маленькой посетительнице. – Очень люблю!
Марсель едва не с рук ее начала есть, потом, очевидно, благоразумие и воспитание взяли верх в звериной душе, и она подождала, пока Доротея не насыплет чипсы на пол.
Я с трудом согнулся – в суставах заскрипел застарелый ревматизм – и положил редкий журнал, который держал в руках, в особый конверт. Длинношерстная попрошайка тем временем с урчанием, обозначавшим одновременно и удовлетворение и признательность, быстро пожирала угощение. Только сладкую консервированную кукурузу она любила еще сильнее.
– Теперь вы друзья не разлей вода, – сказал я. – Придет день, молодая леди, когда вы раскаетесь в этом. Этот звереныш является самым отчаянным вымогателем во всей Северной Новой Англии.
Девочка посмотрела на меня. Лицо у нее было строгое, правильное, глаза, может быть, слишком близко посажены друг к другу, но от этого они не теряли привлекательности. Вряд ли ее можно назвать хорошенькой, но всякий, кому доводилось увидеть ее, уже никогда не забывал это лицо. И дело здесь не в ее метаспособности – просто она сама по себе была наособицу, и это чувствовалось сразу. Редкая, должен заметить, девица!
– А еще больше, чем кошек, я люблю лошадей и быков, – сообщила она, потом погладила Марсель по голове и высыпала ей остатки чипсов.
Кошка с прежней жадностью набросилась на них. Куда в нее влезало – ведь только что она съела блюдце макарон с сыром. Это было ее обычное меню.
– Кошки – замечательные создания, не правда ли? – продолжила она. – Они всегда готовы ответить на мысленном коде.
Яоченъоченъоченъоченълюблютебя, – замурлыкала Марсель. – В пакете больше нет еды?
– Сожалею, но чипсы кончились, – ответила девочка.
Я протянул руку и представился:
– Все в этом городе называют меня дядей Роги. Ты тоже можешь так обращаться ко мне.
Она очень легко пожала мою кисть.
– Меня зовут Доротея Макдональд, однако все, кто меня знают, зовут как им заблагорассудится. Придумывают всякие уменьшительные имена. Я не обижаюсь…
– Хм-м. – Я на мгновение задумался. – Можно я буду называть тебя Доротея?
Она засияла.
– Да, так мне нравится больше всего.
– Отлично. Теперь, когда с этим покончено, можно поговорить о книгах. Какой суммой ты располагаешь? Ты не нуждаешься в какой-нибудь редкой, антикварной книге, верно? Надеюсь, твой брат пока еще не собирает раннего Стивена Кинга?
– О нет. Ему нравится что-нибудь еще более древнее. Про ужасы… Начало века… У меня есть двадцать пять долларов.
Я прошел в секцию «М», снял с полки увесистый томик и протянул Доротее.
– Как насчет «Соперничающего чудовища» Комптона Маккензи? Здесь рассказывается про лохнесского монстра, который был побежден летающей тарелкой. Достаточно смешная история…
Девочка заулыбалась.
– Кен обожает подобные книги.
– Тогда пятнадцать долларов, очень дешево для так хорошо сохранившегося экземпляра. Я запрессую ее в пластмассовую обложку – так она дольше сохранится. Вот только учти, бумага хрупкая, совсем состарилась. Напомни ему, чтобы он очень осторожно переворачивал страницы.
Мы прошли к конторке, чтобы окончить дело, – за нами проследовала Марсель, еще не потерявшая надежды. Кредитная карточка Доротеи была зарегистрирована в банке Каледонии.
– Ты уже давно здесь живешь. Как тебе нравится Древний мир?
– Я уже жила здесь, пока мне не исполнилось пять лет, – после короткой паузы ответила она.
За это мгновение Доротея успела пробежаться по моему сознанию – проверила, так ли уж я прост? Дело в том, что в лавке я никогда не забочусь о том, что кто-либо прочтет мои мысли. Никаких экранов, тайн, недоговоренностей!.. Кто бы ни зашел ко мне – и ладно. Пусть считает, что я безвредный старый простофиля, все мысли которого сосредоточены только на одном – как бы объегорить очередного покупателя.
– О той поре я мало что помню, – продолжила Доротея. – Мы жили в Эдинбурге, в Шотландии… Это так непохоже на Северную Америку. Особенно на здешние места…
– И, полагаю, на Каледонию?
Она молча глянула на меня, потом ответила:
– Вы же знаете, кто я.
Это было смелое заявление. Я кивнул, вернул ей кредитную карточку, занес покупку в блок памяти компьютера.
– Ну что, обернем книгу?
– Вы считаете, что так будет лучше?
– Да.
Я сунул книгу в аппарат, выбрал режим и нажал кнопку. Через несколько секунд книга выскочила, одетая в яркую, апельсинового цвета обложку. Доротея пришла в восхищение. В первый раз за все то время, что она провела в лавке, девочка расслабилась, почувствовала себя менее напряженно.
На улице опять ударил снеговой заряд. Взметенные вихрем снежинки брызнули в окно, в стеклянные филенки двери. Я спросил Доротею, есть ли у нее время переждать буран? Пока я могу предложить чашку какао, можно посидеть у огонька…
Опять она замкнулась – ее испытующий луч коснулся моего сознания. И вновь убедилась, что я не более чем старый, добрый чудак, помешавшийся на древних фантастических романах. Доротея приняла мое приглашение – возможно, с этого решения и началась наша дружба.
Марсель, мурлыча как трактор, устроилась у нее на коленях. За тот час, что мы провели у камина, она рассказала мне историю своей короткой, но бурной жизни. Я поведал о семье Ремилардов, честно ответил на все, что ее интересовало…
В те три года, что Доротея проучилась в Дартмутском колледже, она почти каждую неделю заглядывала в мой магазин «Красноречивые страницы». Сначала она неумело притворялась страстной поклонницей фантастической литературы, потом однажды призналась, что ей просто интересно беседовать со мной. «Любопытно» – она так выразилась… Девочка нуждалась в старшем товарище-операнте – не в безапелляционном, слушающем только себя самого горлохвате, не в занудливом всезнайке, не в приставленном свыше, строго официальном, холодном наставнике, а в таком, как я, способном понять, ненавязчиво посоветовать и в то же время достаточно много повидавшем. Я говорю об этом без ложной скромности – что есть, то есть. Например, ни Гран Маша, ни Кайл не подходили на эту роль. Да, они окружили детей заботой, Маша даже устроилась в местном департаменте метапсихологии экстраординарным профессором, чтобы быть поближе к Доротее и Кеннету, однако люди они были не те. Внуки не очень-то откровенничали с ними. От меня же они ничего не скрывали – кто бы знал, сколько несчастий я претерпел из-за этой дружбы!