— Ты не идешь спать, Габиляйн? У нас была трудная ночь.
— Еще пару минут. Я хочу спуститься, посмотреть на… — мне необходимо было еще раз увидеть мамино лицо. Услышать ее дыхание. Может быть, коснуться ее руки и ощутить жизнь, которая еще в ней осталась.
— Ты их разбудишь. Скоро утро.
— Я тихонько… Вдруг, кто-нибудь не спит. Если не откроют, уйду.
Дверь тетиной квартиры была не заперта. От легкого толчка она отворилась. Рут иногда забывала запереть квартиру. Старая дверь плохо захлопывалась, нужно было приложить усилие, чтобы сработала защелка. Почему она не потрудилась запереться изнутри, подумала я и вошла в тихую квартиру.
Она лежала на угловом диване, который Рут аннексировала из квартиры дедушки и бабушки, укрытая красным пледом. Глаза закрыты, рот слегка приоткрыт, как у вытащенной на сушу рыбы. Папа лежал рядом, головой на втором валике дивана. Они были похожи на старинную карту — король и дама вместе. Я смотрела на нее и думала — эта женщина причинила мне боль, бросила меня, отказалась остаться на земле, укравшей у нее сына, бросила всё, чем жила, и сбежала искать счастья в чужих краях. Такая маленькая, тщедушная. Мне хотелось взять ее на руки и укачивать, нашептывая ей, что все еще может быть хорошо, что я очень по ней скучаю, я тоскую по ней — и так до самого утра. Пока она не успокоится. Пока мы обе не успокоимся. Но я этого не сделала. Только стояла и смотрела на нее…
Я вдруг почувствовала, что очень устала. Глубоко вздохнув я уже собиралась уйти, но заметила, что дверь в спальню Рут открыта, и кровать ее пуста. Я вошла в большую аккуратную комнату. Что случилось? Где Рут? Ее похитили? Не то, чтоб я очень огорчилась, но все-таки, семья — это семья. Если тетя лежит связанная в темном пыточном подвале, и перед ней дуло «смит&вессона-99», кому-нибудь следует об этом сообщить.
Бледный свет уличного фонаря упал на письменный стол и высветил лист желтой бумаги, на котором было что-то написано крупным округлым почерком тети Рут. Я поднесла лист к глазам. Алексей Лев Левински. А под ним — номер телефона с европейским кодом. Это не было еще одним прозвищем Топаза-Магнука. Это было имя музейщика, о котором говорила мама. Но что общего с ним у тети? Пока стук моего сердца всех не разбудил, и пока тетя не обнаружила меня в своем святилище, я поспешила смыться.
23
— Доброе утро! — голос капитана звучал бодро и необычайно радостно.
— Который час? — я постаралась, чтобы и мой голос соответствовал атмосфере утра нового дня.
— Девять двадцать. Вы уже проснулись?
— Я давно на ногах, капитан!
— Отлично. Что скажете об охране, которую я к вам приставил?
Я выглянула в окно. Напротив дома стоял молодой мужчина в штатском и курил.
— Не знаю, кто его прислал, — хорошие или плохие — но смотрится он неплохо.
— Я рад, что вы довольны. А сейчас попытайтесь сосредоточиться. Что, по-вашему, делал ваш друг на месте убийства?
— Какой друг?
— Идан.
Бум! Сердце рвануло бомбой. Душка?!
— Не знаю…
— И все-таки, Габи. Какого черта делал этот человек в дедушкином дворе?
— Понятия не имею, Шамир, — я осеклась.
Он ждал с терпением рыбака, уверенного, что рыба, плавающая рядом с его удочкой, вот-вот попадется на крючок.
— Собственно, может быть…
— Собственно, — помог мне Шамир, — вы хотите рассказать мне, что он был знаком с Топазом, так? Видите — я знаю.
— Так что же он там делал?
— Он сказал, что они договорились встретиться во дворе вашего дедушки. Вам это кажется нормальным?
— Где он?
— Мы вызвали его на допрос. Но это еще не всё.
— Что еще?
— Юда Магнук застрелен из ружья.
— Ну и что?
— А то, что, судя по нашим спискам, у вашего дедушки есть ружье.
— Дедушка всё время был со мной. Как он мог стрелять в Топаза-Магнука?
— Я пока только проверяю. Это был «Моссберг 590» — неплохое ружье, Габриэла.
Еще бы! Старый «Моссберг» Макса.
— Этому ружью семьдесят лет, капитан. И на него есть совершенно законное разрешение.
— …и из него совершенно незаконно совершено убийство.
— Может быть, его у дедушки стащили?
— Где он его хранит?
— А что?
— Криминалисты хотят проверить оружие господина Райхенштейна — вот что!
— Под кроватью. Он всегда говорил, что может заснуть, только если под кроватью лежит ружье.
— Но почему, Габи?
— Потому что дедушка уверен, что все эти дела с Бин Ладеном затеяны только для того, чтобы украсть у него алмазный порошок.
В трубке послышался короткий смешок Шамира. Хоть от этой проблемы я его избавила.
— Запишите, пожалуйста: дедушка весь вечер был со мной. И, если не ошибаюсь, когда прозвучали выстрелы, вы тоже были с нами, господин капитан!
Глухо хмыкнув, Шамир отключился.
Дедушка спал в комнате для гостей. Его красивое лицо было спокойным и безмятежным. Я тихо вышла из дому и спустилась к тетиной квартире. Постучала. Услышала приближающиеся шаги и ее визгливое сопрано, провозглашающее: «Тебе нужно поторопиться, если хочешь, чтобы…». Она открыла дверь с телефоном в руке и улыбнулась мне медовой улыбкой.
— Так вот, — сказала она в трубку мягким голосом, совершенно не похожим на тот, которым говорила минуту назад, — как мы и договаривались, твой урок послезавтра в пять часов, — и отключилась.
— Какой урок? — спросила я.
— Сольфеджио. Этот мальчик — прекрасный ученик!
— Как его зовут? Алексей Лев?
Она даже глазом не моргнула.
— Габиле, доброе утро, девочка, — сказала она с кислой улыбкой. — Родителей здесь нет. Папа повез маму в больницу. Ты же знаешь, что у нее сегодня начинается новый курс лечения.
— Знаю. Кстати, где ты была сегодня ночью?
— Я? — растерялась она, но тут же взяла себя в руки. — Извини, дорогая, но я же не спрашиваю тебя, где ты проводишь ночи!
— Это не совсем так.
— Вот и у меня есть свои дела, не только у тебя! — она таинственно усмехнулась.
Интересно, что она от меня скрывает?
— Свои дела оставь при себе. Но кое-что нам с тобой нужно обсудить.
Она изумленно на меня посмотрела.
— Можно войти?
— Конечно, конечно! — преувеличенно широким жестом она пригласила меня пройти в гостиную.
— Это касается Мики Топаза, — осторожно сказала я.
— Что с ним? — ее голос дрогнул.
— Выстрелы в дедушкином дворе, о которых нам вчера сообщили, помнишь? Оказывается, он был в этом замешан.
— Что это значит? — она пронзила меня взглядом.
— Это значит, что кто-то в него стрелял. Он мертв.
Она молчала. Я погладила ее веснушчатую руку. Она откинула голову назад, будто пытаясь оценить расстояние, с которого сможет проверить правдивость моих слов.
— Я полагаю, что Шамир придет поговорить с тобой…
— Пусть приходит.
— Ты знала, что он выдает себя за другого? Его фамилия не Топаз, а…
— Юда Магнук, — равнодушно произнесла Рут. — Частный сыщик. Не бог весть, какой сыщик, — немного проходимец, немного мошенник, да простит меня покойник, но это правда. Пусть земля ему будет пухом.
— Ты наняла его?!
— Нет. Его наняла Сара Курт. Она сказала мне, что представляет собирателя картин, который хочет купить всю коллекцию моего отца и готов уплатить сотни тысяч долларов. Я не поверила, что кто-то готов платить такие деньги за эту замшелую коллекцию, но она говорила совершенно серьезно.
— Что она от тебя хотела?
— Она понимала, что Макс не захочет продавать, поэтому им нужна моя помощь. Чтобы я поговорила с Максом и ввела Магнука в его дом, и чтобы мы вместе попытались составить опись коллекции. Я сказала, что отец ни за что не согласится. Мы условились немного подумать и поговорить об этом через несколько дней.
— А что сказал дедушка?
— Потерпи. Через два дня сюда пришел Магнук, на этот раз один, и предложил что-то более интересное. Сара не говорила, о каких суммах идет речь, а Магнук сказал…
— Так ты всё время знала, что Топаз не Топаз, а наемный сыщик?
Она закрыла глаза, и ее ресницы затрепетали. Можно подумать, будто я только что догадалась, что передо мной сама Мата Хари!
— Да. Знала. И знала также, что Макс ни за что в жизни не согласится разговаривать со мной о коллекции, зато тебе он не откажет. Я решила, что ты, его любимица, станешь ключом к замку, который Макс навесил на деньги семьи.
Не думала я, что наша молодящаяся красотка окажется такой хитроумной.
— Почему ты мне ничего не сказала? И для чего вы придумали ему вымышленный образ? Думали, что маска музееведа заставит меня отнестись к нему благосклонно?
— Это была его идея. Я рассказала ему о тебе, он проанализировал ситуацию и решил, что если предстанет перед тобой в образе аристократа, интеллектуала и предложит феминистскую идею о еврейских женщинах, это убедит тебя помочь нам получить коллекцию.
— Дурацкая идея!
— Может быть. Но вернемся к нашим делам. Магнук догадался, что Сару Курт интересует не вся дедушкина коллекция, а только одна единственная картина, цена которой значительно превышает сотни тысяч долларов. Он узнал, что Сара работала на русского музейщика по фамилии Селебринский, который в свою очередь работал на кого-то гораздо более крутого. Европейского миллионера. Он сразу же связался с ним, предложил сотрудничество, и Магнук с Селебринским разработали новый план, а Сару вывели из игры.
— Вывели напрочь!
— Не поняла…
— «Вывести из игры» — это эвфемизм для того, что вы с ней сделали?
Тетино лицо приняло выражение дальней родственницы, скорбящей о незнакомом ей кузене.
— У меня был другой план. Я не знала, что это окончится убийством… — Она говорила совершенно спокойно с тонкой улыбочкой на лице. — И не забывай — эта Курт была мошенница та еще! Она хотела — нет, ты только послушай, какая наглость! — семьдесят процентов выручки за продажу картины. Магнук решил, что это безобразие. Он был прав, не так ли?