– Папа… папочка, это ты? – сонно завозилась Надюша.
И тем спасла нас обоих.
Ее отец словно по щелчку вышел из оцепенения – но так и не сказал ничего. Молча попятился к дверям. Я же бросилась к девочке, уговаривая ее не волноваться.
Когда же снова обернулась на дверной проем – фон Гирса уже и след простыл. Только распахнутая дверь подсказывала, что он действительно здесь был.
* * *
В эту ночь я почти не спала. Сначала успокаивала Надю, потом сама ворочалась без сна и даже под утро не угомонилась. Еще не рассвело толком, а я уже встала и даже самостоятельно оделась – с четким осознанием, что мне нужно вырваться из этого дома хотя бы ненадолго. Пройтись и привести в порядок мысли. Еще лучше сесть за руль, потому как ничто не успокаивало меня больше, чем дорога – но пешая прогулка тоже сойдет.
Снега нападало порядочно, и растаять он еще не успел. Пожалуй, можно считать, что наступила зима. Я щурилась неожиданно ясному в это утро ноябрьскому небу да осматривалась по сторонам.
Конечно, я давно уже сообразила, на какой именно улице стоит шикарный особняк фон Гирса. Я хорошо знала эту улицу, да и вообще центр Петербурга знала отлично. Как не знать, если по этим же набережным в пору студенчества мы с однокурсниками гуляли длинными белыми ночами. У одного из череды этих фонарей бывший мой муж впервые меня поцеловал. А вот в этом доме, соседствующим с особняком, в 2018 устроили неоправданно дорогой ресторан, куда уже после развода меня пару раз водил другой мой мужчина.
Да, я знала эти места как свои пять пальцев.
И, вместе с тем, я совершенно не помнила в своем времени особняка, даже отдаленно похожего на дом фон Гирса. Занятно…
Некоторое время я стояла у ворот и пыталась выдумать хоть какое-то объяснение этой странности. А потом обратила взор на соседний дом, тот самый, с будущим рестораном. Помнится, Кики рассказывала, именно там располагалась когда-то первая ювелирная лавка Карла фон Гирса.
Сейчас это здание было обыкновенным жилым домом, и на первом этаже снова располагалась какая-то лавка. Ничего здесь не напоминало о знаменитом ювелире. Из любопытства я даже решилась обойти здание, тем более что его подворотня не была ничем огорожена. И со двора мне, конечно, открылся вид куда более заброшенный: фасад как с подарочной открытки, задворки как из фильма ужасов – типичный Питер.
Имелся здесь, разумеется, и черный вход – под ржавым покосившимся козырьком, но с неожиданно крепкой деревянной дверью. Табличек нет. Хмыкнув, я дернула дверную ручку – не поддалась. А ведь, судя по нетронутому снегу под ногами, ходят здесь редко. Зачем же такая крепкая дверь?
А потом я невзначай смела налипший на дверные доски снег и увидела вырезную на старой древесине такую же старую розу. Розу – точь-в-точь как на стенах по пути в Гостиную Маргариты, у меня даже дыхание перехватило! Это ведь действительно первая ювелирная лавка Карла фон Гирса. И его мастерская тоже наверняка была там. Вот бы попасть внутрь…
Впрочем, я быстро спустилась с небес на землю. Сколько лет это помещение заброшено? Десять? Двадцать? Кроме груды хлама там вряд ли что-то осталось. И все-таки…
Еще подергав ручку, походив вокруг, попытавшись заглянуть в забитые досками окна, я вернулась на улицу. И тогда же, задорно скрипя каблуками по первому снегу, вдруг выдумала себе цель на это утро. Настроение мое тотчас улучшилось!
«Серебряная стрела». Так называлась газета, над которой начальствовал Григорий Драгомиров, младший братец моего барона. Адрес вчера дала мне Кики, и оказалось, что редакция находится в паре кварталов от особняка: даже извозчика нанимать не пришлось.
* * *
Не в пример фабрике фон Гирса, редакция «Серебряной стрелы» располагалась в крохотном помещении, через стенку от какой-то грязной пивной. Двое сотрудников оглушительно стучали по клавишам допотопных печатных машинок, еще двое склонили головы над свежими гранками и вяло о чем-то спорили. Все они как один смолили отвратительные вонючие папиросы, а по внешнему виду не слишком-то отличались от завсегдатаев соседнего трактира.
Мне пришлось дважды кашлянуть, чтобы хоть кто-то из этой компании меня заметил.
– Мне нужен Григорий Николаевич, – деловито сообщила я. – Скажите ему, что Марго его ищет – он поймет.
Оба ленно оценили меня взглядами, чем дали понять, что ничего никому сообщать не собираются – и почти синхронно кивнули куда-то в сторону газетных завалов. Там притаилась дверь в начальственный кабинет, оказывается.
Чертыхаясь и едва не до панталон задирая юбку, я перешагивала через коробки и прочий хлам – и одну стопку газет все-таки рассыпала. Вернее, прежде я увидела холеное лицо барона фон Гирса во все первую полосу шириной – а потом от неожиданности рассыпала.
«Новая жертва душегубца?» – гласил огромный заголовок над баронской фотографией.
И далее статья, по которой я невольно пробежалась глазами.
Чем дальше я ту статью читала… тем больше негодования рождалось в моей душе, да все к автору этого, с позволения сказать, «творчества». В результате, дверь в кабинет главного редактора я открыла с размаху – а потом гневно припечатала ладонью к столу его паршивую статейку.
«Очередная дѣвица преклонныхъ лѣт, – говорилось в ней, – выбѣжела намедни въ чемъ мать родила изъ воротъ особняка извѣстнаго мерзавца и душегуба Георгiя фонъ Гирса. Дѣвица, очевидно, является кокоткою, по собственной волѣ сдѣлавшейся содержанкою барона-женоубiйцы. Что ждетъ эту бѣдняжку, из корысти своей и глупости ставшую безвольной жертвой кроваваго барона? По всей очевидности, лишь скорая могила и забвенiе…»
Глава 11. «Серебряная стрела»
– Послушайте, – уже с порога завелась я, – вы вчера спасли мне жизнь – это так, и я вам страшно благодарна. Но даже от вас не стану терпеть этой мерзости! Напишите опровержение немедленно! Сейчас же! Сами вы… кокотка преклонных лет…
Григорий Драгомиров к концу моей речи уже точно сообразил, кто я такая, и откинулся в кресле, сцепив руки на затылке. Лицо его было бесстрастным.
– С какой стати? – поинтересовался он. – Поверьте, у меня и в мыслях нет писать опровержение.
От гнева я тогда чуть не задохнулась.
– Да я на вас в суд подам! За клевету!
– Ради бога. Ежели не ошибаюсь, ваш иск должен будет стать десятым, юбилейным. Только суда вам все равно не выиграть. – Он вдруг качнулся в кресле и уставился мне точно в глаза прямым пронизывающим до костей взглядом. – Ведь никакая вы не гувернантка, Марго. Зачем вы лжете?
То ли потому что он меня разоблачил вот так запросто, то ли потому что назвал по имени – тоже запросто – я смутилась. И весь гневный запал куда-то подевался.
– Гувернантка или нет, но уж точно не кокотка… – пробормотала я.
– За «кокотку» простите – может, и погорячился, – не стал он спорить, и даже взгляд как будто потеплел. – Я часто вижу вас в окне музыкальной гостиной, Марго. Вижу, как вы печально и подолгу смотрите на Мойку. И всякий раз гадаю, о чем вы думаете.
Я смутилась. Сама я тоже, разумеется, не раз видела Драгомирова на набережной Мойки: окон в доме не меньше полусотни, но, когда Надюша музицировала, Драгомиров почему-то оказывался именно под нашими. Надо же, я думала, это случайность…
Драгомирова продолжал:
– Я против вас ничего не имею, вы вроде бы славная, – признал он. – Да и на других девиц из окружения фон Гирса не похожи. Только что вы делаете в его доме? Не могу вас раскусить.
Человек этот умел смотреть в глаза так, как умели немногие: открыто и прямо. По крайней мере, такое впечатление складывалось, и всей душой хотелось ответить ему столь же честно и искренне.
Наверное, воля – не самое сильное мое качество, поэтому и на меня этот его взгляд действовал. Но я сопротивлялась. Попыталась разбить его сарказмом:
– Послушайте, – я делано ухмыльнулась, – сколько вы уже шпионите за домом фон Гирса? Шесть лет? И что же – многих девушек он загубил за это время? Откуда вы взяли эту чушь про кровавого барона?!
Драгомиров отвел взгляд – можно было даже счесть, что мои слова заставили его одуматься. Если бы! Побарабанив пальцами по столешнице, он вдруг пружинисто встал из-за стола – к сейфу. Недолго поискал внутри и вынул оттуда увесистую папку с документами. Привычно перебрав пальцами потрепанные бумаги, выудил стопку фотографий – и мне почему-то сделалось дурно еще до того, как он испытующе медленно разложил их в ряд передо мной.
Блеклые черно-белые фотографии с безобразными мертвыми телами. Женскими телами.
– Господи, уберите это…
Я малодушно отвернулась, но Драгомиров, молнией подскочив на месте, ухватил меня за подбородок и насильно развернул мое лицо к фотографиям.
– Нет, смотрите! – велел он неожиданно жестко. – Внимательно смотрите! Это для вашей же пользы, Марго!
Длинный его аристократичный палец твердо уперся в первую фотокарточку:
– Это номер один, я неоднократно видел ее в особняке фон Гирса в мае и июне 1908 года. В июле она пропала. В марте следующего года ее труп вытащили из Невы!
– Это еще ничего не значит…
– Номер два! – Драгомиров припечатал палец к следующему фото. – Ее звали Ксенией, я сам – сам с нею переговаривался раз или два! Пробыла в доме с февраля по апрель 1909. В апреле пропала без вести! В мае найдена мертвой на окраинах! Номер три! Не раз была замечена в особняке в сентябре, октябре и ноябре 1911! В январе 1912 найдена в гостиничном номере. Мертвой! Номер четыре! – как ни странно, четвертой была фотография живой улыбающейся девушки. – Находилась в доме фон Гирса и числилась гувернанткой его дочери в марте 1913 – совсем недолго! В апреле того же года вышла на прогулку и более ее никто не видел! Труп пока что не найден. Смотрите на них, Марго, хорошенько смотрите! У вас есть все шансы стать номером пять!
Только после этого я, наконец, сумела оттолкнуть его руку от своего подбородка. Отвернулась в сторону и громко, не сдержав эмоций, всхлипнула. Закрыла обеими руками рот и, через силу, снова посмотрела на фотографии.