А я кипела. Зло отвернулась к окну, чтобы больше ничего не ляпнуть. Насторожилась снова, только когда Гриша обратил внимание на ларец с тиарой.
– Когда она пропала, ее искали, – рассказывал он, – долго и очень тщательно искали. А все что нашли в ломбардах и у скупщиков – несколько черных жемчужин, крайне похожих на те, которыми инкрустирована тиара. Оттого и решили тогда, что украшение уничтожено… Хотя бы напоследок признайтесь мне, Яков, где вы ее раздобыли?
– Боюсь, если и расскажу, вы все равно не поверите, – хмыкнул названый братец, и я услышала, как он сам откинул крышку ларца. – Если желаете, можете убедиться, что тиара подлинная.
А потом я долго смотрела, как Гриша с возрастающим интересом хмуро изучает украшение. Там, где он стоял, света было маловато, но подойти к окну – ко мне – он не рискнул.
– Клеймо действительно принадлежит моему деду… – задумчиво произнес он, наконец. – Должен сказать, я был уверен, что тиара уничтожена – да не кем-то, а моим братом. Выходит, ее действительно выкрали тогда, шесть лет назад?.. Кто?
Он с прищуром посмотрел на Яшу, а тот легко пожал плечами:
– Маргарита это выяснит, не сомневаюсь.
– Маргарита?
– Когда вернется в особняк фон Гирса – все ответы там.
Тогда Гриша посмотрел на меня в третий раз – вопросительно. И все, что я могла, измученно сказать ему:
– Я не хочу туда возвращаться… совсем не хочу.
– У нас нет выбора, – Яков снова отмахнулся. – Ты молодец, Марго: на балу все прошло отлично – фон Гирс немало заинтересовался. А нынче, когда я переговорил с ним более детально, уже не сомневаюсь – ваш брат, Григорий Николаевич, пойдет на все, чтобы вернуть тиару. Он даже женится на Маргарите.
– Что?.. – Мой голос от возмущения сорвался на противный фальцет.
Гриша молча, хмуро и недоверчиво смотрел на него.
– Так вот каков твой гениальный план? – горячилась я. – Отдать меня фон Гирсу в полное распоряжение?
– Позволь, Марго, это не моя вина, что он тебя уволил. Я-то сделал все, что мог! Увы, не так много в наши времена причин женщине поселиться в доме мужчины.
Я сжала виски руками и упрямо качала головой:
– Ты не видел, как мы попрощались с фон Гирсом на том балу… он не женится на мне все равно! Даже ради тиары!
– Женится, – безапелляционно заявил Яша. – Вот увидишь…
– Он не женится на Марго, потому что она этого не хочет!
Это сказал Гриша – очень негромко, но с Яковом мы все равно разом замолчали.
– Мне казалось, мы с вами понимаем друг друга, Григорий, – недовольно заметил Яша. – Брак, разумеется, будет фиктивным, и, едва все кончится, я немедленно заберу Маргариту. Мы с Марго, точно как и вы, желаем найти убийцу баронессы фон Гирс – а иного способа нет!
– Я уже не уверен, что так уж важно найти ее убийцу… – неожиданно ответил на это Гриша. Голос его звучал по-прежнему тихо, даже подавлено. – Да и было ли вовсе это убийством? Я полагал, что мой брат убил ее, а позже уничтожил тиару и выдумал эту нелепую кражу, чтобы отвести от себя подозрение. А теперь уж я не знаю… Стоит ли вовсе ворошить былое?
Гриша опять смотрел на меня – не так, как прежде. Он словно совета спрашивал.
…И все-таки он не бежит. Наоборот, наконец, отпустил прошлое. По крайней мере, готов это сделать.
Я ободряюще ему улыбнулась. С трудом сдержалась тогда, чтобы не подойти и не обнять. Грише это нужно, кажется – но это было бы совсем ни к месту. У нас все равно ничего не выйдет: нельзя об этом забывать.
– Я сейчас… принесу ваше пальто, Гриша, – сказала я, лишь бы появилась причина уйти: не то и правда как дурочка брошусь ему на шею.
Может, и к лучшему, что он уезжает? – думала я, спрятавшись за дверью своей комнаты и нарочито медленно сворачивая его пальто. Чего ради ему оставаться здесь, если он никогда толком не был счастлив в Петербурге?..
Шкатулку я тоже прихватила, чтобы отдать. Прихватила и фотографию, но, поколебавшись, вложила ее не в его карман, а в свой. Боялась, что Гриша увидит ее, вспомнит все разом и… желание мстить проснется в ту же минуту.
Да и вряд ли он помнит об этом фото. Помнил бы – не отдал пальто мне.
Когда я вернулась, Якова в гостиной не оказалось. Но Гриша стоял там же и, заложив руки за спину, хмуро смотрел на тиару сверкающей из бархатного ларца.
– Когда вы уезжаете? – спросила я.
– К концу недели, надеюсь, меня здесь не будет. – Он поднял на меня взгляд. – Я устал искать правду, Марго, просто устал. И несчастным быть тоже устал. И я не из-за вас уезжаю, не думайте…
– …у нас бы все равно ничего не вышло, – быстро договорила я.
А он, подумав недолго, кивнул.
Вот и все.
– Вы и газету бросаете? – спросила, изо всех сил не допуская неловкого молчания. – Чем же займетесь теперь?
– Газету я продаю: кажется, ее собираются использовать как типографию – это популярно сейчас. А деньги, вероятно, вложу во что-то… возможно, в ювелирное дело. Когда-то давно это приносило мне радость.
– Это правильное решение! – горячо поддержала я.
И до боли закусила губу, боясь сказать лишнее. Подошла, чтобы отдать ему пальто и шкатулку. Потом поняла, что не могу так, и, старательно пряча глаза, достала фотографию. Тоже отдала ему.
– Нашла ее в кармане пальто…
Гриша о фотокарточке и правда не помнил. Не сдержал удивленного вздоха, рассматривая красивое, яркое, гордое лицо Любови фон Гирс – хотя здесь, скорее всего, она была запечатлена еще незамужней. Его невестой.
Гриша пораженно покачал головой:
– Надо же, как давно это было…
А потом – я и моргнуть не успела – он наклонился к камину. Мгновение – и огонь лизнул старое сухое фото; вспыхнуло оно моментально!
А я вскрикнула и схватила, было, его за руку. Гриша не сбросил мою ладонь, но вопросительно на меня посмотрел.
Как-то так вышло, что его глаза опять оказались совсем рядом с моими. Его горячее дыхание, легкий аромат кардамона вскружили голову как в ту новогоднюю ночь.
– Ты не любишь ее больше? – осмелилась я спросить.
Впрочем, я так и не поняла, сказал ли что-то Гриша: он вдруг решительно наклонился к моим губам и поцеловал. Я охнула от неожиданности – а потом с готовностью подалась к нему, теснее прижалась к груди, обняла за шею и горячо ответила на поцелуй.
– Прощай, Марго, – выдохнул он мне в рот.
– Что?..
Но Гриша уже выпустил меня из объятий и столь же решительно шагал к двери. Помедлил лишь на пороге. Сердце тревожно замерло: передумает?..
Да нет – Гриша только оставил шкатулку на столике возле двери. Замер на миг. И ушел, больше уже не поворачиваясь.
Я не пошла за ним. Хотела… но все равно ведь у нас ничего не выйдет. Я сама это сказала минуту назад – а он согласился. Он согласился, черт возьми…
Яков вернулся тотчас. Будто нарочно ждал, когда захлопнется входная дверь.
– Ушел?
– Ушел.
– И пусть. Это к лучшему.
Я не ответила.
– Так вот, о твоем замужестве, Марго…
По-правде сказать, я еще раздумывала, не побежать ли следом? – когда в передней послышался грохот распахнутой двери, взволнованный голос Арины, скорые шаги… и в гостиную ворвался Гриша. Опять.
Запыхавшийся, растрепанный, с горящими, почти безумными глазами. Пламенно глядя на меня, он с решимостью пересек комнату – а потом без спросу вынул драгоценную тиару из ларца.
И с высоты своего роста с силой разбил ее об пол.
Тиара не хрустальная, конечно – однако, клянусь, она разлетелась на сотню бриллиантовых осколков. Черные жемчужины, отскочив, покатились по паркету, а расписанный гильошем золотой ободок, уродливо выгнутый теперь, скучно лежал у моих ног.
Я так и застыла на месте, похожая на героиню картины Эдварда Мунка.
Яков же, разом побледневший, непроизвольно отпрыгнул в сторону. И правильно сделал – бешеный, незнакомый мне доселе взгляд Гриши обратился теперь на него.
– Она сказала, что не хочет за него замуж.
– Хорошо… – мигом согласился Яша. – Как скажешь… те… Придумаем что-то еще.
Гриша нервно дернул шеей и, когда в следующий раз посмотрел на меня, глаза его были уже почти человеческие.
Выдохнул и Яша. Лицо его из бледного снова стало розовым (даже слишком розовым), и он громко чертыхнулся. Потом стал на колени и начал, было, собирать жемчужины – впрочем, понял всю бесполезность сего занятия и чертыхнулся снова. Снова и снова. Пока не разразился такой тирадой, какой я не слышала даже возле курилки старшеклассников в своей очень средней школе на окраине Магнитогорска…
В конце концов, он швырнул на пол уже собранное и вышел вон, оглушительно хлопнув дверью.
Мы остались вдвоем.
Сказать, что поступок Гриши впечатлил меня – это ничего не сказать. Никто никогда не отстаивал мои интересы так горячо. Да я сама не решилась бы их так отстаивать! Надо же… я всегда думала, что любить – это заботиться о ком-то. И даже не знала, как это приятно, легко и тепло, когда заботятся о тебе. Я лишь благодаря Грише это поняла.
– Кажется, ты снова меня спас, – я несмело улыбнулась.
Гриша пожал плечами. Он собирался сказать что-то, но я уже не слушала. Я вдруг смело, отбросив все сомнения, шагнула к нему и обвила руками шею. Прижалась губами к его губам – горячо, крепко, так, чтобы у него мысли больше не возникло уйти.
А он ответил – сильно, страстно, будто только этого и ждал.
– Ты же сказала, у нас ничего не выйдет.
– Не выйдет. Почти наверняка не выйдет…
Я вздохнула глубоко и горько, почти что со всхлипом. Потому что это было правдой. Но быстро спохватилась, со страхом нашла его глаза:
– Только не уходи больше, пожалуйста!
И растаяла окончательно, когда он в ответ еще крепче прижал меня к себе:
– Куда же я уйду? Ты без меня пропадешь.
Клара, Роза и феминистки всех времен и народов отправили бы его на костер за эти слова. Если бы я разрешила.
…и все бы хорошо, да вернулся Яша. И не пытаясь быть деликатным, он демонстративно принялся собирать по полу остатки тиары.