Грише тоже было плохо. Я знала это, и единственное, что удерживало от того, чтобы подойти и его обнять – страх, что Гриша меня оттолкнет на сей раз. Что-то изменилось между нами, это без сомнений.
– Григорий Николаевич, вы ключ-то успели забрать из тайника в фонтане? – окликнул Яков, пока я без успеха решалась.
И правда! О тайнике за всеми переживаниями я совершенно забыла.
Гриша отозвался нехотя:
– Там не было ничего. В фонтане действительно оказался тайник – но пустой, заросший паутиной. Если там и имелся ключ, то его забрали давным-давно. – Гриша шумно выдохнул – и полуобернулся к Якову. Как будто понял что-то. Договорил, тщательно подбирая слова: – вероятно, ключ забрал тот же, кто заложил кирпичами ход из дома в мастерскую деда… Марго, Яков, простите, мне нужно ехать прямо сейчас.
– В особняк? – сообразил Яша.
– Да. Мы с Георгом спорили о мастерской, пока Марго была без сознания. Я упрекнул его, что он велел заложить ход – но Георг заявил, что не делал этого. Зная его, он теперь наверняка захочет попасть в мастерскую… а ведь там все ответы. Он поймет тогда, кто убил Веру. У меня плохие предчувствия… Я должен ехать, простите.
Гриша не звал нас с собой – а на меня так и вовсе не взглянул, пулей вылетев за дверь. Однако Яков коротко велел мне захватить пальто и сам поторопился следом: отпускать Гришу одного он не собирался.
* * *
За всю поездку Гриша так и не сказал мне ни слова и тотчас отводил глаза, когда его рассеянный взгляд случайно касался меня. И это меня убивало… дорога казалась неимоверно длинной.
– Полагаете, ключ забрал один из ваших родственников? – спросил Яков уже на Мойке, пока Гриша терзал дверной звонок особняка фон Гирса.
Приехали мы затемно, дом еще спал в такое время – разве что Глаша и дворецкий были на ногах
– Ключ забрал тот, кто убил Веру, – чеканя слова, плотно сжимая губы, ответил ему Гриша. – Тайник мог вскрыть лишь кто-то из нас троих. Не я. Значит, или Кики, или Георг. А Георг слишком любил Веру. Он не мог ее убить.
– Не делай поспешных выводов, – вставила я, – не только вы втроем знали дни рождения друг друга.
Но Гриша и тогда мне не ответил. Словно я сама стала для него призраком, от которого он бы с радостью избавился.
Дверь, наконец, открыла заспанная горничная: первым делом пискнула, что хозяина нет дома – но Гриша, не слушая, отодвинула ее в сторону. Никакая сила на свете не помешала бы ему сейчас пересечь вестибюль и в щепки разнести дверь в запретное левое крыло.
Впрочем, дверь была открыта и так… распахнута настежь, чего раньше никогда не бывало.
Как и двери комнат баронессы фон Гирс.
Гриша, не задерживаясь, не оглядываясь и, казалось, даже не думая ни о чем, упрямо и целенаправленно шел через ее будуар, потом спальню. Я семенила следом, боясь вздохнуть лишний раз. Пока, миновав очередной проход, мы не оказались в знакомом мне уже Хранилище.
Только кирпичной кладки, закрывающей ход в мастерскую, больше не было. Ее грубо и совсем недавно снесли – даже клубы пыли еще не осели полностью. Вероятно, ночью Георг заставил это сделать своих лакеев.
Гриша медлил, стоя у темной дыры в стене. Клянусь, оттуда веяло почти что могильной сыростью и настоящим ужасом… Глупости, что мужчины ничего не боятся – боятся, еще как. И слава богу, потому что только теперь он и обернулся ко мне.
– Пойдешь со мной?
– С тобой я пойду куда угодно! – не раздумывая, ответила я и взяла его за руку.
Он кивнул. Благодарно сжал мою ладонь и сделал шаг в темный проход. Пригнул голову под острыми обломками кирпичей, а потом помог перебраться мне. Не меньше десяти шагов мы сделали в кромешной тьме – но Гриша держал меня за руку, и мне было почти не страшно. К тому же он прекрасно знал, куда идет: в детстве в мастерской деда он бывал множество раз.
– Здесь должен быть выключатель, – услышала я его голос – и тотчас вспыхнул свет.
…Если честно, я думала, мастерская окажется куда более заброшенной. Но что такое шесть лет по сравнению с вечностью? Лампочка в скромном абажуре под потолком горела вполне исправно, разве что мигала время от времени. Где-то копошились насекомые, и отсырели куски обоев. А в целом, здесь и пыли оказалось даже меньше, чем я ждала.
Главным в этой мастерской, без сомнений, был стол – огромный, выставленный буквой «П» и заваленный слесарными принадлежностями, тисками разных форм и размеров, увеличительными стеклами, емкостями с порошками и жидкостями – их было без счету… Наверное, любая из этих жидкостей ядовита для человека. А уж если налить ее достаточно и знать, какую именно использовать…
А в углу, на приставном столике, я увидела старый глиняный кофейник. Ручаюсь, там и напиток еще остался.
– Гриша…
Я тронула его за рукав, кивком головы указав на ящик, куда без разбору были сброшены ювелирные украшения разных цветов, размеров и материалов. Браслеты, броши, шкатулки, подсвечники из серебра и золота. Какие-то завершены почти полностью, какие-то не окончены и наполовину.
– Они настоящие? – с сомнением спросила я, взяв в руки один браслет.
Тонкий, искусный, с дивным гильошем по всей длине. Даже Гриша не смог вот так с первого взгляда определить – подделка ли это под украшения руки Карла фон Гирса. Но все-таки предположил:
– Думаю, подделка. Здесь много незавершенного, а дед давно уже в этой мастерской не работал. И все же подделка мастерская…
Все знали, что Карл фон Гирс, богатый и знаменитый ювелир, забросил эту мастерскую давным-давно: помещение на фабрике наверняка было обустроено куда лучше. И, тем не менее, кто-то этой комнатой пользовался уже после него. Кто-то мастерил украшения из материалов, крайне похожих на драгоценные – чтобы создать хотя бы видимость полной коллекции Карла фон Гирса. А саму коллекцию потихоньку распродавал.
Однако все тайное однажды становится явным, и история с кражами всплыла, когда фальшивую Тиару Маргариты преподнесли в подарок императорскому дому. Под подозрение, конечно, первым делом попала Вера, комнаты которой были смежными с семейным Хранилищем. Георг обвинил ее в кражах и в сговоре с его собственным братом.
А потом… кто-то убил Веру. За то, что она догадалась, кто все это устроил на самом деле – или была близка к догадке. Вслед за Верой умер от горя и стыда старый ювелир Карл фон Гирс, и, пока весь дом замер в скорбном трауре, убийца велел заложить кирпичами вход в старую мастерскую, полную улик, его обличающих. Избавился от ключа, которым отпиралась мастерская с улицы, и очень постарался скрыть от чужих глаз латунную табличку со стишком-подсказкой. Он и правда рассчитывал, что никто и никогда сюда больше не попадет…
И, пожалуй, Гриша прав: организовать все сокрытия улик мог только человек, который жил шесть лет назад в этом доме.
– Гриша… – снова позвала я.
В маленьком сыром помещении мой голос звучал странно и глухо. Гриша не ответил. Он листал толстую тетрадку с пожелтевшими от старости страницами.
– Это дневник моего деда, – без сил отозвался он. – Здесь рецепты смесей, схемы, зарисовки, формулы… Много всего.
– На последних страницах почерк отличается, – заметила я.
– Да, отличается. Это почерк Кики.
Его голос с каждым словом звучал все тише и слабее. У меня и самой сил не было на это смотреть.
– Гриша… Кики никогда не нуждалась в деньгах, – попыталась я развеять самые страшные его догадки. – Ей не за чем было воровать из собственного дома.
– Ей – не за чем. Но Кики доверчива, как дитя – а ее муж…
Ее муж, Мишель Вишняков, был сплошным недоразумением. И он как раз в деньгах нуждался постоянно.
– Марго, – снова заговорил Гриша, – ведь среди нас, трех внуков, не только я подавал надежды в ювелирном деле. Кики все привыкли считать глупышкой, неумехой – однако безупречный вкус у нее был всегда. Она прекрасно рисовала, лепила из глины, воображение было и есть – дай бог каждому. Она не училась, конечно, ювелирному искусству вместе со мной и Георгом… но, вероятно, в последние годы дед учил ее сам. Он часто говорил нам, что мы недооцениваем сестру. Кики вышла замуж и покинула этот дом только через полгода после смерти деда. А когда все произошло – она жила здесь. И тренировалась в этой мастерской. Это она все устроила, Марго. Больше некому.
А я больше не знала, что и сказать…
Вспомнилось вдруг, с каким неподдельным старанием Кики хлопотала надо мной – когда сама, правда, и сбила меня на своем «Роллс-Ройсе». Вспомнилось, в каком ужасе она была, когда думала, что я мертва. С какой нежностью и заботой она всегда относилась к Наде… Нет, это не может быть Кики. Я не хочу, чтобы это была Кики!
– Вот вы где?!
Я вздрогнула от глухого окрика, но это оказался всего лишь Яша. Закрывая рукой глаза от яркого света, он вышел к нам из темноты и в руках нес некий пустой ящик.
– Боюсь, у меня плохие новости, Григорий Николаевич, – сказал он. – Слуги говорят, ваш брат спешно уехал меньше получаса назад и вот… ящик из-под револьверов пуст. Лежал раскрытым на его кровати.
– Боже… он поехал к Вишняковым! – мигом сообразила я.
И еще прежде чем договорила – Гриша мимо меня помчался к выходу.
Глава 25. Возвращение
Время точно умеет замедлять свой ход. Мне казалось, вечность прошла, пока мы на всех парах, едва ли не угрожая бедному извозчику расправой, добрались до особняка Вишняковых. А там…
Дверь нам так и не открыли. Грише пришлось воспользоваться своим ключом, благо он у него был.
…В гостиной Вишняковых, прямо на глазах у перепуганной горничной, Георг держал мужа Кики на мушке револьвера.
Сама Кики, растрепанная, одетая кое-как, замерла в дверях, в ужасе прижав руки к лицу.
Мишель под дулом револьвера трясся совершенно не по-мужски.
– Да… да, только не стреляй, Георг, у меня же дети… – причитал он, всхлипывая то и дело. – Пароль от тайника с ключом мне выболтала Кики – и, ей-богу, я сперва даже не думал ничего такого! А потом решил, отчего бы не взять у твоего деда пару старых браслетов… все равно никто никогда не узнает о пропаже. А мне что – стреляться из-за долгов?! Все могло бы решить приданое Кики… но ты и твой дед сами виноваты, Георг! Сколько раз я просил у вас ее руки – а ты отказывал!..