И кажется, не одна.
Нечто древнее поднялось во мне. Нечто черное взмахнуло за моей спиной крыльями…
Я понял: если я не выиграю этот бой, то уж точно через меня никто не переступит сегодня.
Винтовка в руках Ламбразони дернулась. Лобовое стекло грузовика покрылось трещинами. Машина вильнула, но устояла. Водитель был не дурак. Ламбразони снова выстрелил.
Лениво заговорил «Дегтярев»…
13. КОНСТАНТИН ТАМАНСКИЙЛейтенант Национальной армии Мозамбика
Когда упал вертолет, я ожидал, что второй удар достанется нам. Но ничего не случилось. Грузовик все так же мягко катился по пыльной дороге, рядом причитал свернувшийся в увесистый клубок Карунга, а Фиси азартно палил из турельного пулемета до тех пор, пока Лонг Джон не отодрал его от рукояток и не дал ему пощечину.
— У него там брат, — пояснил мне Джонни.
— Где? — не понял я.
— В вертолете. Пилот.
Грузовик наконец остановился, мы попрыгали из кузова и побежали к горящему вертолету. Против ожидания он не пылал и не чадил, хотя в момент попадания казалось, что от боевой машины не останется ничего. Он лежал среди раздавленных стволов, истекающих пахучим соком, словно гигантский перезревший банан, треснувший вдоль и поперек, и источал жар. Но не пылал.
Фиси обогнал бегущих, но его оттащил в сторону все тот же Лонг Джон и врезал еще пару раз, на этот раз уже кулаком.
— Не подходить! — крикнул Индуна. — Боекомплект! Подтверждая его слова, из нутра вертолета со свистом умчалась в небо ракета, затем вторая, затем три сразу.
— Никого там нет живых, — убежденно сказал Сингве. — Потому он и «морг». Непробиваемая животина, другой раз дюжину попаданий держит.
Индуна пополз к вертолету, крича:
— Кто-нибудь жив? Жив кто-нибудь? В небо устремилась еще одна ракета, трещал от высокой температуры негорючий пластик, и всем было ясно, что в вертолете живых нет. И Федор, и Войт, и брат Фиси, и рассудительный Мерв, и остальные члены отряда Эймса Индуны — мертвы. Вопреки своему же приказу лейтенант вскочил на ноги, подбежал к вертолету и сунул голову в жерло отлетевшего люка, но тут же отшатнулся.
Нет Федора. Нет Войта. Нет людей, к которым я успел привыкнуть и за которых чувствовал себя ответственным.
Я снова теряю СВОИХ людей.
Снова теряю.
Когда Индуна подошел к нам, я увидел, что ресницы и брови его обгорели, а курчавые волосы приплавились к обручу на голове. По лицу расползались ожоги.
— Все, — сказал он коротко. — Грузимся. На дороге впереди — пост Малави, может быть, там их задержат. Хотя бы на время.
То, что малавийского поста больше не существует, мы поняли, как только увидели жирный столб дыма. А потом все стали прыгать на дорогу, по грузовику ударили очереди, и он врезался в заросли низеньких пальм. Из кабины вывалился Макс, пополз, потом ткнулся головой в протектор и затих. Я нагнулся к нему, но заметил пулевое отверстие за ухом и понял, что полз уже не человек, полз кибер. Человек умер еще в кабине.
Мы рассыпались по зарослям. Индуна крикнул мне:
— Он будет держаться до последнего. Убегать им некуда и незачем, так что мы их прихлопнем. Жаль, мало нас…
Нас было мало, но их, кажется, было еще меньше. Стреляли четверо. Я полз по жесткой траве, следом полз Карунга, причитая и цепляясь автоматом за кустарник. Над головой несколько раз прожужжали пули, слева что-то рвануло.
Мы залегли за глинистым пригорком, причем Карунга уткнулся лицом в мой ботинок. Что ж, если ему так спокойнее, черт с ним. Все равно боевая единица из толстяка никакая.
Я осторожно выглянул из-за пригорка. Пост, на котором мы находились, с холма хорошо просматривался. Толку от этого было ноль из-за дыма и из-за того, что у них там был внушительный бруствер из мешков. По мне сразу ударили из пулемета, но неприцельно, так, чтобы напугать.
— Не суйся! — заорал Фиси, падая рядом. — Не суйся, белый лейтенант.
Слева снова рвануло — то ли гранаты, то ли минное поле. Не хотелось бы, чтобы кто-то из наших нарвался… Почему-то меня больше не трогала гибель ребят в вертолете. Все выгорело, наверное, внутри.
Мы укрылись за стволами деревьев и неровностями почвы. Мы — громко сказано, я видел только Карунгу, Фиси слева и Индуну справа. Индуна то и дело смотрел на свою карту и чертыхался. Изредка мы постреливали в сторону поста, оттуда тоже стреляли, и так прошло около получаса. Потом стало смеркаться, причем неожиданно, словно опустился мутный туман. Вначале я подумал, что это дым, но дым имеет запах, а туман запаха не имел.
По часам до сумерек тоже было далеко. Это заметил и Индуна, в очередной раз выругавшийся. Он подполз ко мне, и я спросил:
— Что это?
— Откуда мне знать. — Его белки сверкали среди серого тумана. — Не понимаю. Ничего не понимаю.
— Плохо… Это плохо… — затрясся у моих ног Карунга. Фиси деловито щелкнул фиксатором, вставляя новую обойму, и прикрикнул на него:
— Не трясись, жирный! Все нормально!
— Нет, нет, — шептал Карунга, стискивая руками мой ботинок. Автомат он бросил. — Это плохо, господин, надо уходить… Уходить…
— Попробуем сыграть на этой дряни, что бы там это ни было, — решительно сказал Индуна и поднялся.
Действительно, стало уже так темно, что с поста нас не видели и стрелять могли разве что наугад.
— Фиси, давай на правый фланг, скажи, что по трем моим выстрелам атакуем, — велел лейтенант.
Фиси со зловещей улыбкой исчез во тьме, я слышал топот его башмаков и хруст ветвей под ногами, потом наступила тишина, словно туман проглотил Фиси.
— Чувствуешь, господин? — спросил Карунга, оторвавшись от ботинка.
— Что?
— Запах.
Я принюхался. Действительно, воздух приобрел сладковатый аромат… мертвечины, что ли?
— Уходить… уходить… — опять забормотал Карунга.
Тьма сгущалась, в ней что-то еле слышно шевелилось, еле слышно бормотало… Я взглянул в глаза Индуны, который придвинулся ко мне почти вплотную, и понял, что лейтенант боится. Боится, хотя как мог кибер такого уровня бояться чего-то в темноте?
— Стреляйте на звук, — шепнул он, — Наши окликнут, а тот, кто идет молча, — враг.
Я поднял свой «пигмей» на уровень пояса и настороженно вслушивался. То с одной стороны, то с другой что-то шуршало. Темень стала вовсе уж непроглядной.
— Что-то здесь не так, — прошептал лейтенант.
Внезапно он выстрелил куда-то во мрак, на мгновение стало чуть светлее, и вдруг нас буквально смело порывом ветра, затхлого и вонючего, словно вырвавшегося из-за внезапно открытой двери склепа. Я покатился по склону вниз, но мое падение затормозил верный Карунга, продолжавший цепляться за башмак. Я едва не вывихнул лодыжку, но остановился. Порыв пронесся выше, и я мог поклясться, что услышал в наступившей тишине далекий скрипучий хохоток, от которого стало невообразимо жутко. Я нашарил «пигмей» дрожащей рукой.
Карунга молился на неизвестном мне языке, а я, лежа навзничь и не имея сил подняться, заметил; что тьма начинает понемногу рассеиваться. Снова повеяло мертвечиной, и я пополз, одержимый животным, первобытным ужасом, обдирая в кровь руки о торчащие тут и там ветки и острые листья, что-то мыча…
Так я полз, наверное, минут пять. Рядом был верный Карунга. И только когда стало совсем светло, я нашел в себе смелость оглянуться.
Лучше бы я этого не делал.
Отряд Эймса Индуны лежал на вершине холма. Словно изломанные злым ребенком куклы, бойцы антитеррористической группы были свалены в кучу, от которой растекались по глинистой почве ручейки крови. Я увидел оскаленные зубы Джонни, согнутую под невозможным углом мускулистую руку Лонг Джона, вмятую внутрь грудную клетку Фиси… Среди них не было только Индуны.
И все они были мертвы.
Первой моей мыслью было вскочить и бежать со всех ног прочь отсюда, в лес, в реку, куда угодно, лишь бы подальше от этой страшной кучи. Скользя по сырой траве, я поднялся и помог встать Карунге. Толстяк трясся и закрывал руками лицо.
— Стоять! — негромко сказали мне. Из-за густых зарослей вышел белый в изодранной форме, за ним — негр, оба с автоматами.
— Бросьте оружие, — велел белый, судя по акценту итальянец.
Я послушно бросил свой «пигмей». Карунга всхлипнул.
— Двое, мой генерал! — крикнул негр. Мбопу я узнал сразу. Конечно, он изменился за эти годы — похудел, осунулся, но я узнал его.
Он тоже узнал меня и, кажется, несказанно удивился.
— Таманский? — спросил он.
— Здравствуйте, Мозес, — кивнул я.
— Не ожидал… — Мбопа покачал головой. — Мы сегодня по разные стороны, Таманский.
— Вы меня расстреляете?
Прозвучало это до ужаса глупо. Герой, пойманный врагами. «Вы меня расстреляете?»
— Нет, мы возьмем вас с собой, — мягко сказал Мбопа. Карунга всхлипнул.
— Его тоже, — быстро сказал я.
— Разумеется, — согласился Мбопа. — Куда ж его девать?
Я не знал, что буду делать дальше, но пока испытывал счастье: я жив! Я жив, надо мной солнце пробивается сквозь густую листву, орут птицы, жужжит мошкара, пахнет кровью, но я жив.
Я не раз попадал в передряги, где мог сложить голову и откуда вывернулся чудом. Достаточно вспомнить историю с НЕРвами, где я имел шанс стать покойником едва ли не по два раза на дню… Но сейчас я был искренне рад, что черный туман, пахнущий мертвечиной, обошел меня стороной, не забрал с собой. Я не знал, чем это объяснить… Судя по растерянному выражению лица Мбопы, не знал и он.
Мне связали руки, довольно свободно, так, чтобы запястья не натирало. Карунгу и связывать не стали, только навьючили на него тяжелый мешок то ли с продовольствием, то ли с боеприпасами. Я заметил, что у Мбопы осталось всего три человека, не считая его самого, и все трое ранены, причем один тяжело. Он шел, опираясь на плечо негра, а третий, очень неприятный тип, то и дело косился на меня. Если меня все-таки пристрелят, то сделает это именно он.
Мы двигались по дороге с черепашьей скоростью — из-за раненого. Мбопа шел рядом. Он явно порывался о чем-то меня спросить, но никак не решался начать. Я опередил его: