Вслух я, однако, этого не сказал, тетка улыбалась такой невероятно приветливой улыбкой, что нахамить ей было бы верхом неприличия. Вместо этого я спросил:
— А что, огурчики с Мшинского района?
В Мшинском районе располагалась русская атомная станция. Ни один торговец не признается, что выращивал там свои овощи. Даже если эти самые огурчики поливались водой, охлаждающей реактор.
— Что ты, милок? — схватилась за сердце тетка Глафира, а затем вывалила на меня целую корзинку слов: — Какой такой Мшинский? Чистейшие огурчики, на чистом навозе выращивала, рук не покладая! Поливала… все сама. Даже дождик, и тот… Своими руками ямки… Какой… Все сама… Это у других, а у нас только……
Она была так очаровательна в своем праведном гневе, что я даже засомневался, а не купить ли… Впрочем, память о моих первых днях пребывания в этой «житнице» была свежа, и я отказался, но на всякий случай спросил:
— А почем?
Тетка Глафира мгновенно пошла в наступление:
— Дешево, милок, дешево! Если много возьмешь, то отдам вообще за бесценок… Ты посмотри, какие красавцы, сладкие, можешь не сомневаться! — Она назвала цену, действительно невеликую, и я понял, что попался. Отказаться было уже почти невозможно.
Откуда ни возьмись, в руках у Глафиры объявился мешок с этими самыми «сладкими зелеными красавцами»… Обаяние самой продавщицы было так велико, что нанести ей смертельное оскорбление отказом мог бы только негодяй и мерзавец. Большой знаток человеческой психики тетка Глафира…
— Ну хорошо… Но с условием.
Продавщица вся превратилась в живое ожидание.
— Я оставлю у вас кое-что… Потом придет человечек, заберет, хорошо? Вы тут каждый божий день сидите, а?
Тетка колебалась, но некоторая сумма налом, перекочевавшая ей в руки, мигом настроила ее на сговорчивый лад.
Через миг я уже выбирался из толчеи рынка, волоча две сумки огурцов, а милейшая тетка Глафира засовывала под передник небольшой диск-копию с моим отчетом. Диск был зашифрован специальным ключом и в случае моего провала, который теоретически был равнозначен смерти, такие диски, рассованные по разным местам в городе, могли всплыть и объяснить ситуацию тому, кто пойдет по моим следам.
— Подвезти? — Здоровенный абхазец заступил мне дорогу. Таксист, представитель вымирающей в этом городе профессии. — Тяжело, а?
— А и давай… — Я кинул сумки на заднее сиденье потрепанной «хонды». — Улицу Гаврилова знаешь?
— Конечно! — Водитель вскинул руку вверх, и мы рванули с места.
Улица Гаврилова, невероятно ухабистая и уже позабывшая о том, что такое асфальт, находилась на окраине. Таксист высадил меня, не сворачивая на нее, аргументируя тем, что только полный самоубийца покатит по этим ухабам, ему еще семью кормить, а машина одна-единственная. Расплатившись с ним, я добавил к деньгам сумку огурцов, купленных в угоду тетке Глафире. Водитель посмотрел на меня как на чокнутого, но сумку взял и уехал. А не слишком ли много я следов оставляю? А впрочем, почему бы и нет? Вот грохнут меня тут, посреди этих ухабов, ищи-свищи… А так водила запомнит. Странности все запоминают.
Мой связник жил в девятом доме. Под самой крышей, в квартире номер семнадцать. Узнал я это, естественно, не от него самого, а по своим каналам. Являться к нему на квартиру меня вынуждала крайняя необходимость. Сроки все почти вышли, а к сути вопроса я не приблизился ни на шаг. Не хотелось признаваться самому себе, но меня уже который день мучили крайне нехорошие предчувствия. Потеряю девочку, будут у меня большие проблемы.
Дверь была старая, но укрепленная. Замок новый, дорогой, с произвольно расходящейся системой распорок.
Такой захочешь вскрыть, так еще помучаешься, пока найдешь, где запоры в косяк входят. Хороший замок, но дверь-то не заперта.
Я толкнул дверь, изнутри пахнуло застарелым перегаром и анашой. Хорошо живет истерик, анаша нынче на вес золота. Природные наркотики вообще дорогая штука, это вам не синтетика какая-нибудь. Впрочем, Украина… Тут по сей день эта дрянь сама по себе произрастает. В любом огороде Мшинского района…
— Леша… — тихо позвал я.
В ответ кто-то тихо застонал.
На всякий случай я достал небольшой стилет треугольного сечения, в простонародье именуемый заточкой. С одной стороны игрушка, а с другой, если знаешь, куда бить, то любого кибера завалить можно, а эти твари отличаются особенной живучестью, точно знаю.
Что-то с тихим шорохом зацепилось за ногу. Я опустил глаза вниз и обнаружил женскую комбинашку.
— Леша… Ты где?.. — снова позвал я. На сей раз ответ был более конкретным:
— Что, сука, вернулась… Потаскуха…
Далее последовали крепкие слова.
Я распахнул полуприкрытую дверь в спальню:
— Не то чтобы меня можно было так называть… Да и вряд ли ты меня ждал, Леша. — В комнате было тесно из-за огромной кровати и не менее огромной кучи всякого хлама бутылок, каких-то мешков, одежды, вываленной из шкафов…
Мой осведомитель лежал на кровати абсолютно голый, прикованный наручниками к спинке. За руки и за ноги Причем ноги были задраны почти что за голову и уже там зафиксированы Судя по тому, как врезались в кожу кольца браслетов, находился он в таком состоянии уже давно.
— А-а… — простонал Леша. — Ты… Ты… Ты это… ну… — Спокойно, — сказал я, присаживаясь рядом — Не нервничай, тебе вредно. И не говори много.
— Я похлопал его по задранному вверх заду. Глаза Леши сразу округлились, дар связной речи потерял сразу.
— Ты чего? Ты чего? Ты того? Ты смотри. Я ведь не того, ты не думай… Ты чего, а?
— Ключ где, оратор?
— В тумбочке, — сразу ответил Леша.
— В тумбочке… В тумбочке… — бормотал я, разглядывая комнату. — А тумбочка где?
— В коридоре.
— Классно!
В коридоре действительно стояла тумбочка. Я приволок в спальню связку ключей. На кольце были нанизаны ключи от невероятного количества типов наручников, в том числе и электронных.
— Не этот, не этот… — командовал Леша, пока я перебирал ключи.
— Кто это тебя так?
— Эта сучка. — Он злобно кивнул на комбинашку, которую я не поленился принести, когда ходил за ключами. — Тварь позорная. Стерва. Велосипедистка хренова.
— Кто? — Я, кажется, подобрал ключ к ножным наручникам.
— Велосипедистка! — выкрикнул он.
— И чего ж ты в такое положение себя поставил-то?
— Я не ставил. — Леша даже всхлипнул. — Это она, стерва, села сверху… И потом… Потом ногами как даст!
— Куда? — Не куда, а по чему. По ребрам. Знаешь, как коня подгоняют?
— Типа шенкелей дала? — Вот-вот, ой, хорошо как!!! — Ноги наконец обрели нормальное для них положение. — А у нее ноги знаешь какие. Мышцы там… Она как коленками сожмет!!! Не этот ключ, другой… Вот. У меня, может, даже ребра сломаны.
— Это вряд ли, — ответил я, — Со сломанными ребрами ты так долго бы не протянул.
— Да?
— Да.
— Но ноги там… — Обретя нормальное для лежащего человека положение, Леша мог позволить себе немного лирики. — Такие там ноги… — Он вздохнул, а затем спросил: — У тебя поесть что-нибудь имеется?
— Огурцы. Но я бы…
— Во, давай! — перебил он меня. — Жуть, как жрать хочется. В холодильнике пусто, эта сука с подругами все утащила! Во, блин, времена. За жратву угробят, на фиг!
— Ну как знаешь…
Через минуту он уже смачно хрустел огурцом. Заглотив пару-тройку, Леша обрел способность связно мыслить:
— Ты нашел меня как?
— Не твое дело. Скажи еще спасибо, что нашел. А то висел бы так… В удобной позе… Ты мне должен вроде как. Понимаешь?
— А то?! — расплылся в улыбке Леша. — Есть у меня на твою девку кое-что.
— Давай. Время, сам знаешь, деньги. Внезапно глаза моего осведомителя сделались задумчивыми…
— Слушай… — сказал он мне. — Ты вот что… Я сейчас… Я пойду… У меня с животом что-то.
«Вот убожество, — думал я, слушая, как Лешу полощет в туалете. — Спасибо тебе, тетка Глафира».
4. КОНСТАНТИН ТАМАНСКИЙНезависимый журналист
В Брянском международном аэропорту мы взяли такси и помчались на железнодорожный вокзал. Моросил дождь, на улицах было немноголюдно.
— К какому поезду? — спросил водитель.
— На Сумы.
— А-а… Был там во время войны. Я связистом служил, срочную.
— Ну и как?
— Да я не помню. Пьяный был сильно, — хохотнул водитель.
Поезд уже стоял у перрона. Я обратил внимание, что на Сумы шла старая двухрельсовая линия, тогда как по всей Центральной России ее давно поменяли на монорельс. Тягловая сила, сиречь локомотив, тоже оказался древним — сипел охладителями и источал жуткий запах мазута и окислителя. Зато вагон и вправду оказался люкс, хотя в ту сторону вполне могла пойти какая-нибудь ужасная колымага с ободранными бархатными сиденьями. Двухместное купе, стерео, музыкальный комплекс, холодильник с закусками… Несколько испортил впечатление проводник, пожилой мужик, который дыхнул на нас перегаром и явно был навеселе.
За окном над зданием вокзала сияла красная надпись «Брянск». Ничего город, раньше здесь не был… Зеленый, старомодный. И вокзал у них старый, не то что пластиковые купола в Москве… Я прикоснулся к стеклу, и оно тут же стало непрозрачным. Вуду тем временем взобралась на верхнюю полку, спрыгнула оттуда и теперь обследовала холодильник.
— Всякая ерунда, — сказала она разочарованно. — Фальшивые креветки, подозрительная колбаса и немного выпивки.
— Нам не так уж долго ехать. Можно в ресторан сходить.
— А здесь есть ресторан?
— Не знаю… Сейчас спрошу. У проводника я выяснил, что ресторана в поезде нет.
— Кому он тут нужен? — резонно спросил проводник, держась за штору в коридоре. — Такие, как вы, редко ездят, а остальные или с собой возьмут, или у меня купят.
— И есть что купить?
— Есть. — Он открыл неприметный шкафчик и показал подозрительные бутылки без этикеток. — Натуральный продукт.
— Ладно. Коли так, разбудите нас в Сумах. Но разбудили нас пограничники.