По дороге в аэропорт небо было залито ярко-оранжевым светом уходящего солнца. На летном поле нас уже ждали два небольших самолета. Я летела вместе с Нирупой и Мукти. Во время взлета мы прильнули к окнам и махали нашим друзьям, оставшимся на взлетной полосе. Через несколько мгновений мы были уже высоко в небе и уносились все выше и выше. Мы не знали, куда летим, и от этого нам было весело.
Глава 8США – тюрьма
28 октября 1985 года.
Наш «Лиар» шел на посадку в Шарлотте, Северная Каролина. Я вглядывалась в темноту за окном, аэропорт казался пустынным. Несколько тощих высоких кустов колыхались на ветру. Как только самолет приземлился и моторы выключились, Нирупа увидела Ханью, женщину, у которой мы должны были остановиться. Ханья была удивительно молодой свекровью Нирупы, она стояла на летном поле со своим другом Прасадом.
Нирупа с энтузиазмом позвала Ханью, и ровно в этот момент со всех сторон раздались громкие крики: «Руки вверх». Эти возгласы отбросили меня в совершенно иную реальность. На мгновение в воздухе повисла ужасающая тишина. Разрыв между тем, чего мы ожидали и что получили, был таким невероятным, что сознание отказывалось верить в происходящее. Хотелось крикнуть: «Нет, этого не может быть!» В считанные секунды наш самолет был окружен примерно пятнадцатью мужчинами с автоматами в руках.
Вот это было реально: темнота, мигающие огни, визг тормозов, крики, паника, страх – вокруг меня все шло кувырком, но я слишком ясно осознавала опасность и от этого старалась сохранять спокойствие. «Только не вздумай чихнуть, – сказала я сама себе, – эти люди явно напуганы. От малейшего колебания они будут стрелять».
Через три года после того, как это произошло, какой-то репортер брал у американских властей интервью, и ему сказали, да еще и привели доказательства, что военным был дан приказ арестовать пассажиров обоих самолетов. Якобы мы были преступниками, скрывающимися от правосудия, вооруженными до зубов террористами.
Окружившие нас люди были одеты в джинсы и куртки лесорубов. Я подумала, что это Орегонские местные жители хотят похитить Ошо. Нам не сказали, что мы арестованы или что эти люди были сотрудниками ФБР.
Я видела перед собой профессиональных убийц. Для меня они были бесчеловечными извращенцами. Глаза их были настолько пустыми, что казались просто зияющими дырами на лицах. Нам было приказано выходить из самолета с поднятыми руками. Но хотя пилот и открыл люк, мы не могли выйти, потому что на проходе стояло кресло Ошо, а оно было размером чуть ли не с треть самолета. Мы пытались воззвать к помощи наших захватчиков, но они, скорее всего, подумали, что таков наш коварный план и что мы тянем время, чтобы зарядить наши пулеметы. Они занервничали, и яркий луч света через окно ударил мне прямо в лицо. Я повернулась и увидела всего в тридцати сантиметрах от себя ствол автомата, из-за которого выглядывало чье-то напряженное, испуганное лицо. Я поняла, что он боится больше моего. В этом-то и была самая большая опасность.
После сцены, достойной шоу Монти Питона, когда нам давались противоречивые приказы типа «Стойте», «Выходите из самолета» или «Никому не двигаться», кресло Ошо все же вынули, и в самолет запрыгнули люди с оружием в руках. Они чуть не прострелили Мукти голову, когда она нагнулась, чтобы надеть туфли.
На взлетной полосе нас прижали лицом к борту самолета и велели широко расставить ноги. Нас обыскали и грубым резким движением надели наручники. Я повернулась к Ханье и прошептала: «Все будет хорошо». Затем нас отвели в зал ожидания, в котором тоже было полно вооруженных людей. Сидя за столиками, за стойкой бара, прячась между горшками с растениями, они целились в сторону входа, ожидая прибытия самолета Ошо.
Было слышно, как бегают туда-сюда люди в тяжелых военных сапогах, как лязгают автоматы, ударяясь о бронежилеты, из раций доносятся шипение и едва различимые голоса. Затем последовал звук одиноко приземлившегося самолета. Следующие пять минут были просто ужасными. Мы не знали, что они сделают с Ошо. Нирупа попыталась пройти через стеклянные двери, выходящие прямо на взлетную полосу, надеясь подать хоть какой-нибудь предупредительный знак, но один из военных направил на нее автомат и приказал вернуться на место. Я ощущала убийственное бессилие ожидания и абсолютную беспомощность среди этих жестоких людей. В пустынном зале повисло удушающее напряжение. Неожиданно раздались панические крики вооруженных людей. Они не могли понять, почему самолет приземлился, а моторы все равно работают. На самом деле это было из-за кондиционера, поддерживающего специальную температуру для Ошо, но люди, ждавшие его на поле, ничего об этом не знали. От этого они еще больше сходили с ума. Время шло, внутри меня образовалась тошнотворная пустота.
Затем я увидела, как Ошо в наручниках, в окружении вооруженных людей, прошел через стеклянные двери. Он шел так, будто идет в Будда-холл на утренний дискурс. Он был спокоен. Заметив нас в зале ожидания, он улыбнулся. Он вышел на сцену совсем в иной в драме, в драме, в которой никогда раньше не участвовал, и все же оставался прежним Ошо. Его никогда не трогали внешние обстоятельства. Все, что происходило с ним на периферии, никак не задевало его центра. Каким же глубоким и безмятежным он был!
Затем последовало фиаско: захватчики зачитали список имен, из которых я не узнала ни одного. Ситуация становилась все более и более непонятной.
«Вы взяли не тех людей», – сказала Вивек.
Не то кино, не те люди – все это было более чем странно. Парень, прочитавший список имен, показался мне альбиносом, покрасившим волосы в красный цвет. Ощущая его сильные сексуальные вибрации, я подумала: «Должно быть, ему нравится мучить людей». Мы еще раз спросили, арестованы ли мы, но ответа так и не последовало.
Нас вытолкнули на улицу. Там уже ждали, по меньшей мере, двадцать полицейских машин с включенными красными и синими сигнальными огнями. Ошо отделили от нас и посадили в машину одного. У меня сердце ушло в пятки. Сев в другую машину, я наклонила голову и положила руку на пустое место, туда, где раньше билось мое сердце, и тут меня огромной волной захлестнуло сознание того, что происходит что-то действительно ужасное.
Полицейские ни разу на нас не посмотрели как следует. Если бы они это сделали, то не стали бы надевать на нас наручники и считать массовыми убийцами. Они увидели бы четверых милых, довольно хрупких женщин тридцати с лишним лет, не более опасных, чем котята, а также двух взрослых интеллигентных мужчин, полных такой элегантности и мягкости, которую им вряд ли приходилось встречать прежде, и Ошо… ну что сказать об Ошо? Взгляните на его фотографию, и сами все поймете.
Во время нашего ареста я просто не могла поверить, что американцы, смотревшие сюжет о нас по телевизору, не видят, как отличается Ошо от своих захватчиков и от тех, кто ежедневно появляется на телеэкранах. Я смотрела телевизор в тюрьме и видела репортаж о том, как нас везли из тюрьмы в суд и затем обратно. Почти все телевизионные программы были полны насилия и вульгарности. Но в какой-то момент на экране появлялся мудрец, святой человек, улыбающийся миру при том, что его руки и ноги были в цепях. Он держал ладони в намасте, приветствуя мир, который пытался его уничтожить. Но американцы так и не поняли, какого человека им довелось увидеть…
Нас сломя голову везли в военную тюрьму. Я никак не могла понять: может, эти люди просто сошли с ума? Улицы были пустынными и тихими, но машины ехали так, что нас бросало из стороны в сторону, мы ударялись о стены и двери, разбивая себе колени и царапая плечи. Ошо был в машине впереди нас. Его везли так же, и я ужасно за него переживала, ведь у него такое хрупкое тело и к тому же повреждена спина. Позже Ошо рассказал, как это было. «Я и сам отчаянный водитель, – сказал он. – За всю жизнь я совершил только два преступления, и оба раза это было превышение скорости. Но в тот момент это было вовсе не превышение скорости, то был какой-то совершенно новый вид езды, когда машина неожиданно останавливается безо всякой причины, просто чтобы я получил удар. У меня были связаны руки и ноги. К тому же их специально проинструктировали, как надеть мне на талию цепь так, чтобы попасть в точности в то место, где у меня болит спина. Представляете, сначала машина резко набирает скорость, а потом так же резко останавливается, чтобы заставить меня испытывать ужасную боль – и так каждые пять минут. И никто не сказал: „Посмотрите, ему же больно“».
Прибыв в тюрьму, Джайеш, чрезвычайно удивленный таким неожиданным поворотом его каникул, воскликнул с горьким сарказмом: «Кто это заказал нам такие роскошные апартаменты?»
Мы провели ночь на стальных скамейках, нам не дали ни еды, ни воды. Туалет находился прямо посреди комнаты, так что электронный «глаз» на двери мог наблюдать за каждым нашим шагом. Ошо был в такой же камере, похожей на клетку, один, рядом с ним Деварадж, Джайеш и три пилота.
Деварадж окликнул Ошо через решетку:
– Ошо?
– Мм? – послышался голос Ошо.
– С тобой все в порядке, Ошо?
– Мм, мм, – донеслось из соседней камеры. Потом пауза, и затем голос Ошо:
– Деварадж?
– Да, Ошо.
– Что происходит?
– Я не знаю, Ошо.
Следует длинная пауза, затем вновь голос Мастера:
– Когда мы продолжим наше путешествие?
– Не знаю.
– Это какая-то ошибка. Нужно все выяснить.
Третьей в ряду клеток была камера, где находились мы, четверо женщин и женщина-пилот, которая все время плакала и кричала. Я смотрела на разницу между нами с нашей центрированностью и женщиной, которая металась из угла в угол. Я чувствовала благодарность тому, что даже в такой ситуации ощущаю внутри себя то медитативное качество, которому все эти годы учил нас Ошо. Раньше у меня не было возможности ощутить его так ясно.
Хотя, конечно, и у меня случались приступы ярости. Было очевидно, что тюрьма нужна, чтобы сломать человека, унизить его и запугать, чтобы превратить его в послушного раба. В первые несколько часов нам сказали, что кофе в тюрьме не дают, потому что очень часто заключенные выплескивают его на охранников. Я была в шоке, когда услышала это заявление. Я никак не могла взять в толк, как можно