м идем… У них на тебя точно ничего нет? Не хочу в самый эпохальный момент услышать возглас: «А парень-то из разведки!» Мало ли какая там система идентификации.
— Мы тоже не дураки. — Он, кажется, немного обиделся. — Ничего у них на меня нет и быть не может. Я по Востоку никогда не работал. Не моя специфика…
Мартин спрятал пистолет под сиденье, и мы отправились.
У входа дежурил один из парней в зеленых майках. То ли он меня уже видел, то ли нет, но моему появлению он не удивился. Японец сидел за высокой стойкой, рядом, возле старомодного телефонного аппарата, лежал маленький штурмовой швейцарский автомат. Японец что-то предупредительно зашипел, но я пресек его красноречие:
— Скажите господину Ояме или господину Сэйте, что пришел господин Таманский. Есть интересная информация.
Тут же появился второй японец и сразу исчез, видно, пошел передавать патронам новость.
— Прохладительные напитки? Кофе? Чай? — спросил первый, почему-то по-немецки.
— Не стоит, — ответствовал я по-немецки же. — Недосуг.
Опять выскочил второй японец, кланяясь, заговорил:
— Ояма-сан ждет вас… Проходите, пожалуйста.
Обыскивать нас не стали, что говорило либо об универсальных детекторах, либо о доверии. А может быть, и о том, и о другом.
Мы поднялись в давешнюю комнату, только несколько иным, кружным путем. Там также ничего не изменилось. Ояма сидел в прохладной темноте, привязанный проводами и шлангами к своей тележке, и гладил большого сиамского кота, разлегшегося у него на коленях.
— Здравствуйте, господин Ояма, — сказал я. Мартин коротко поклонился, лицо его не выразило ни удивления, ни брезгливости.
— Присаживайтесь, господин Таманский. И вы, молодой господин, садитесь. Сейчас подойдет Сэйтё, он собирался уехать по делам, но специально задержался, узнав о вашем визите.
— Очень учтиво с его стороны, — кивнул я, опускаясь в кресло. Мартин сел рядом.
Ояма прикрыл глаза и продолжал ласкать кота, перебирая короткую шерстку пятнистыми пальцами. Я теребил торчавшую из плаща нитку, а Мартин откровенно озирался, видимо просчитывая возможные варианты отступления в случае драки. Сэйтё появился бесшумно, буквально возник у меня за плечом. Сегодня молодой японец был облачен в темно-коричневый костюм и ослепительно голубую рубашку, кажется, от Нидзанга.
— Здравствуйте, — сказал он и сел в кресло рядом с Оямой. — Итак, у вас есть информация. Я полагаю, это достаточно важная информация, иначе вы не прибыли бы сюда, тем более в такой день.
— Разумеется, — наклонил я голову. — Правда, у нас не получилось с творцом НЕРвов, вы знаете, чем все кончилось.
Оба молчали. Знали, конечно.
— Далее мы собирались провести встречу, так сказать, на высшем уровне, но вмешались… м-м-м… обстоятельства.
— Мы знаем и об этом, в связи с чем выражаем соболезнование, — сказал Сэйтё. — Тем не менее господин Шептун не погиб, и это главное. Все достигнутые договоренности остаются в силе. Но что же дальше?
— А дальше я могу дать вам план штаб-квартиры якудза. Сейчас наиболее подходящее время для решительных действий, не так ли?
— Так, — согласился Ояма. — И все-таки вы нас еще не убедили.
— Я и не собираюсь вас убеждать, господин Ояма. Вы — мудрый человек и сами понимаете, что другого подобного случая не будет. На нашей стороне — подмосковная группировка, на нашей стороне — Независимые Черные. На нашей стороне — Шептун, который, несмотря ни на что, остается значительной силой. Неужели вы способны отказаться?
— Я — нет, — покачал головой старик и сбросил кота с колен. Тот грациозно соскочил на пол, потянулся, мяукнул и забрался в свободное кресло. — Но что скажет Сэйтё-сан?
— Я — за, Ояма-сан. — Молодой японец встал, более ничего не объясняя. — Хорошо, господин Таманский. Мы согласны помочь вам. План у вас с собой?
— С собой. — Я подал ему копию дискеты, которую Сэйтё положил во внутренний карман пиджака.
— Что ж, ваша цена — место Тодзи, — произнес Ояма, не открывая глаз. — И не забудьте об этом. А что делать с НЕРвами, будем решать вместе. Сообразно участию каждого в деле, господин Таманский.
40. Артем Яковлев. Кличка АяксПрограммистБез места работы
Когда Мартин и Таманский укатили, я остался сидеть у телевизора, стараясь разобраться в своих чувствах. Потому что именно в них наблюдался довольно неприятный сумбур, разброд и брожение.
Я перестал питать надежду разобраться в происходящем вокруг меня, поэтому теперь все силы сосредоточил на том, чтобы навести хотя бы приблизительный и общий порядок внутри.
И согласно советам популярных психологов я задался вопросом: «Что меня беспокоит?» И, что самое удивительное, получил на него довольно четкий и быстрый ответ. Меня беспокоит свое собственное душевное равновесие и собственная реакция на происходящее вокруг.
Дело в том, что я не впал в панику, как большинство обывателей, сидящих по квартирам в слепом ожидании окончания заварухи, я не впал в полубесконтрольное профессиональное оживление, как, например, Таманский, которому просто не терпелось посмотреть на все своими глазами, я и не пришел в состояние сосредоточенной решимости, готовности к любым действиям, как, например, Костя-боевик и вся его команда. И, что самое неприятное, я совершенно не переживал, как Тройка, за тех людей, которые забрасывали своих-других-таких же гранатами, выжигающими нервную систему, поливали улицы с верхних этажей самодельным напалмом, стреляли, убивали. Я не переживал. Совсем. Словно это был не мой народ, не моя страна, не мое… Все не мое. Словно есть я и есть страна. Отдельно от меня. Именно это и тревожило меня в первую очередь.
Глядя на экран, я попытался вызвать в себе сочувствие к убитым… Не получилось. Попробовал проникнуться презрением к политикам, которые все это допустили. Не вышло. Попытался вызвать в себе злобу к киберам… Даже эта привычная мысль не прошла. Я попытался ужаснуться творящемуся хаосу. И вдруг понял, что я пуст. Как старый орех. Во мне не осталось ничего. От этой мысли меня начало легко-легко трясти.
Я ощутил легкие позывы к рвоте, и невыносимо захотелось плакать.
Оказывается, я стал черствым, как корка хлеба, которая пролежала на столе многие недели. Стал невосприимчив к внешним раздражителям, горестям чужих людей, их проблемам… И сейчас мне страшно только от того, что это случилось со мной.
Как же так? Почему?
Моя память, как в замедленном кино, начала прокручивать передо мной события прошлых дней. Все смотрелось под каким-то другим углом, с той точки знания, с позиций того опыта, которого я набрался за эти дни. Какие-то шестеренки закрутились во мне, протаскивая пленку с моими воспоминаниями через сознание… Эти шестеренки щелкали, потрескивали, словно продираясь сквозь паутину. Меня бросало то в жар, то в холод. Голова становилась то похмельно тяжелой, то немыслимо легкой. События странно перемешались, потеряли свою хронологическую последовательность, а взамен обрели какую-то другую систему, другой порядок, понять который не смог бы никто.
Я вздрогнул. Я очнулся. Кто-то внутри крикнул: «Стоп!» И машина, крутившая ленту моей жизни, остановилась. Я подошел к Тройке.
— Слушай, старик…
— А! — Тройка встрепенулся. — Ты чего? На тебе лица нет.
— Да? Возможно… У меня тут проблемы. Ты…
— Чего? Поплохело? — Тройка поднялся с пола и взял меня под руку, (Неужели я действительно так плохо выглядел?)
— Ну не совсем… В общем… Ты не удивляйся, у тебя что-нибудь есть? В смысле дурь какая-нибудь?
— Не понял. Ты ж вроде не ширялся…
— И не собираюсь начинать. Мне… Мне бы в себе поковыряться. Знаешь, без напряжения так… Чтобы со стороны взглянуть и… Ну ты должен знать больше моего в этих делах. Я не в плане кайф получить, я просто сейчас если не расслаблюсь, то погорю. Пробки придется выворачивать. А я когда с катушек скатываюсь, я не в себе становлюсь… Ну… Ну есть у тебя что-нибудь?!!
— Угу… — Тройка оценивающе на меня посмотрел. — Наполняй ванну. Есть у меня тут кое-что.
— А ванну зачем? — Я подумал, не впал ли Тройка в очередное «шутливое» настроение.
— Ванну… Помоешься. А то запылился… Да и втыкает эта штучка именно в воде хорошо. В теплой. Горячей особенно не надо. Давай. Я с тобой посижу, за этой штукой пригляд нужен.
Тройка вошел в ванну, когда я уже лежал по самые уши в воде. Было очень приятно, но то состояние, которое погнало меня за наркотиками, не прошло. Тройка на всякий случай спросил:
— Ты точно этого хочешь?
— Да. Я, может быть, даже не хочу, просто надо. Чувствую.
— Ну, как знаешь… Это смесь. Тут психоделики, галлюциногены и что-то типа релаксина. Действительно релаксина, а не той бурды, которую продают на каждом углу.
— А называется-то как? Помру и не буду знать от чего. — Я как будто шутил, но слова вырывались сами по себе, они уже принадлежали не мне, а тому, кто завладел моим телом.
— Называется… коктейль «Маэстро». Уверен?
— Уверен… — сказал я, принимая из рук Тройки небольшой вытянутый прямоугольничек со скругленными краями. Белый, с мелкой кристаллической структурой.
— Положи под язык и жди. Подействует не сразу… Так что еще можем поговорить и все такое.
Не знаю почему, но Тройка смотрел на меня с нескрываемым беспокойством. Я никогда не замечал в нем этого. Или никогда он не видел меня в таком состоянии.
Дрянь оказалась на вкус никакой. Совсем никакой. Казалось, что во рту растворяется кусочек пластмассы. Ну и черт с ней… Не во вкусе дело.
— Слушай, а чего тебя так разобрало? — спросил Тройка. — Я что-то не пойму.
— Я и сам не пойму. Точнее… Слушай, ты вот что испытываешь, когда на экран смотришь?
— Ты имеешь в виду путч?
— Да.
— Ну… Целую гамму эмоций. От…
— Не продолжай. Вот именно, гамму! А я ничего не испытываю. Даже равнодушия не испытываю. — Терпеть не могу выкладывать все, что на душе скопилось, но, кажется, даже на это сейчас мне было наплевать. — Знаешь, как будто это все дурное и бесталанное кино… Или модулирование реальности в компьютере. Не с нами происходит и вообще не с людьми. У тебя такое было?