– И когда нагоним? – спросила Ирравель.
– Ну, многое зависит от того, обращает ли Семерка внимание на корабли, которые болтаются у него на хвосте. А еще от маневров, которые мы сумеем провернуть, чтобы не засветиться.
– Почти все мои модели прогнозируют перехват между две тысячи триста двадцать пятым и две тысячи триста тридцатым годом, – сообщил Ремонтуар.
Ирравель покрутила в голове эти сроки. Даже капитану, которого готовили к межсистемным перелетам, это будущее казалось слишком уж далеким и неясным.
– А вы уверены, что это он? Не какой-то другой корабль, случайно оказавшийся в гало?
– Ты уж поверь, эту грязную свинью я даже отсюда чую, – ответила Мирская.
– Она права, – поддержал ее Ремонтуар. – Такой курс видится мне вполне логичным. Как только количество пропавших кораблей превысило допустимое число и это уже стало невозможно списывать на несчастные случаи, Семерке пришлось покинуть гало. Теперь он, видимо, ищет обжитую систему, чтобы выгодно продать награбленное.
На первый взгляд сочленитель казался совершенно обычным человеком – спокойный лысый мужчина в корабельной форме. Но если приглядеться, в глаза вдруг бросалась неестественная выпуклость на поросшем младенческим пухом черепе. Почти все нейроглиальные клетки в его организме были заменены машинами, которые выполняли не только обычные клеточные функции, но и специализированные кибернетические задачи, например взаимодействовали с другими сочленителями или внешними механизмами. Даже органические нейроны в мозгу Ремонтуара были прочно соединены искусственными связями, благодаря чему скорость передачи достигала нескольких километров в секунду – на порядок больше, чем у человеческого мозга. Сочленители могли бы мыслить еще быстрее, если бы не одна проблема: надо было как-то рассеивать выделяемое тепло.
Прошло шесть лет с того дня, как разбудили Ремонтуара. Он очень тяжело воспринял гибель трех своих товарищей, но Ирравель и Мирской удалось сохранить его рассудок, скармливая нейроглиальным машинам данные, которые кое-как симулировали взаимосвязь с другими сочленителями.
– Мне от этого столько же радости, сколько человеку с ампутированной ногой от фантомной конечности, – сказал тогда Ремонтуар. – Иллюзия целостности, которая не заменит настоящую ногу.
– Что еще мы можем для тебя сделать? – спросила Ирравель.
– Как можно скорее верните меня в сообщество сочленителей.
Ирравель согласилась при условии, что Ремонтуар поможет с кораблем.
И Ремонтуар не подвел. Под его руководством они избавились от половины корабельной массы, а потому смогли перейти на двойное ускорение. Выкопали на комете склеп, оснастили его системами обеспечения и захоронили там остатки груза. Формально спящие считались мертвыми – было совершенно очевидно, что вернуть их к жизни не удастся, даже если в будущем медицина сделает значительный шаг вперед, – но Ирравель все равно поручила роботам присматривать за телами сколько потребуется, и запрограммировала маячок, чтобы за ними прилетел какой-нибудь корабль.
На все это, разумеется, ушли годы, но и Семерке понадобились годы, чтобы пересечь гало и вернуться на базу; и еще столько же, чтобы обнаружить себя.
– Все было бы намного проще, если бы ты так не стремилась вернуть остальных, – проворчала Мирская. – Мы бы просто промчались мимо Семерки на релятивистской скорости и шибанули по нему изо всего сразу.
Она очень гордилась оружейными системами, которые встроила в корабль. Ремонтуар помог ей скопировать их с пиратских.
– Да, я хочу вернуть спящих, – подтвердила Ирравель.
– А Маркарян?
– Он мой. – И обдумав все хорошенько, Веда добавила: – А свинья – твой.
Стиснутые релятивистской скоростью звезды истекали светом. На Ирравель с бешеной скоростью надвигался, будто цунами, борт «Хидэёси». Он был уже в полукилометре.
Своей конфигурацией пиратский корабль напоминал «Ирондель» – пропорции определялись не столько человеческой волей, сколько законами физики. Но «Хидэёси» был тяжелее, шире в поперечном сечении: он не мог развить ускорение, на которое оказалась способна «Ирондель», почти достигшая скорости света. Годы ушли на то, чтобы догнать Семерку, но у них получилось. И теперь полным ходом шла атака.
Ирравель, Мирская и Ремонтуар облачились в скафандры с микродвигателями. Такие обычно надевали для наружного осмотра корабля, но сейчас добавили оружие и броню, да еще раскрасили для пущего эффекта, отчего все трое походили на механических самураев. С этими скафандрами были синхронизированы еще сорок семь, выполнявших отвлекающий маневр. Предстояло преодолеть пятьдесят тысяч километров между двумя кораблями.
– У Семерки точно нет никаких оборонных систем? – спросила Ирравель почти сразу после пробуждения из анабиоза.
– Огневая поддержка была только на внутрисистемном корабле, – сказала Мирская. Бывшая пиратка выглядела старше, под глазами у нее залегли новые морщинки. – Раньше ведь никому не хватало дурости, чтобы решиться на атаку в межзвездном пространстве.
– Да, до сегодняшнего дня.
План был не таким уж и глупым, и Мирская об этом знала. Чтобы выйти на одну скорость с атакуемым кораблем, нужно было просто быстрее перемещаться, чуть больше приблизиться к скорости света. Возможно, не сразу, но рано или поздно нужное расстояние они преодолеют.
Получилось действительно не сразу, и все это время Мирская бодрствовала. Во-первых, у нее отсутствовали необходимые имплантаты – их вырезали еще в младенчестве, когда она попала в плен к Семерке. А во-вторых, ей, воспитанной пиратами, претила мысль об анабиозе. К тому же Мирской требовалось время, чтобы довести до совершенства оружейную систему.
Они дали по противнику залп еще до того, как вышли в космос в скафандрах, – хотели уничтожить орудия, которые могли скрываться подо льдом, и проделать дыры в обшивке.
У Ирравели поплыло перед глазами – ее скафандр замедлялся перед столкновением с ледяным панцирем.
Все поглотила белизна.
На мгновение Ирравель забыла, что она тут делает. Когда Веда очнулась, ей пришлось вылезать на поверхность ледяного панциря «Хидэёси» из тоннеля, образовавшегося в результате столкновения.
– Веда, ты цела?
Лазер-передатчик на плече ее скафандра оказался в прямой видимости скафандра Мирской. Та стояла в двадцати-тридцати метрах на плавно изгибающемся корабельном корпусе, стараясь удержать равновесие на ледяном уступе. Сверху и снизу громоздились подсвеченные двигателями льды, будто Ирравель очутилась на огромной скале. Ежесекундно с «Иррондели» прибывали все новые скафандры.
– Жива, – ответила Ирравель. – Где тут у нас вход?
– В паре сотен метров выше.
– Черт! Я хотела приземлиться поближе. Ремонтуара не видно. Сколько у тебя осталось топлива?
– Едва ли хватит пингвину причиндалы разогреть.
Мирская подняла руки над головой, из ее рукавов вылетели два троса и вонзились в лед. Бывшая пиратка упала животом на ледяной панцирь и, подобрав тросы, подтянулась повыше.
Ирравель последовала ее примеру. Во время перелета к «Хидэёси» они истратили все топливо, но абордаж шел по плану. Если не удастся наложить лапу на запасы Семерки, они просто оттолкнутся от корабля и их подхватит прямо на свой корпус приближающаяся «Ирондель».
– Думаешь, Семерка видел, как мы прилетели?
– Конечно видел. Зуб даю, он сложа руки не сидит.
– Мирская, ни в коем случае нельзя подвергать опасности груз. Что бы ни выделывал Семерка.
– Ты бы пожертвовала половиной спящих, чтобы вернуть вторую половину?
– Об этом не может быть и речи.
Над ними в ледяном панцире появлялись разломы, словно распахивались глаза. Оттуда бросились наружу роботы-крабы, иссиня-черные на фоне белого льда. Ирравель открыла по ним огонь. И на этот раз, поскольку у нее было значительно более эффективное оружие и броня, она смогла нанести вполне реальный ущерб.
Вслед за крабами вылезли пираты – в своей нестандартной броне они напоминали груши. В облаках пара ярко вспыхивали и секли лед лазерные лучи. Теперь Ирравель видела и Ремонтуара: его не задело, и он старался, как мог, расстреливая пиратов в вакууме.
Одним из выстрелов Ирравель сбила врага сверху.
Гонимый ускорением «Хидэёси», тот рухнул прямо на нее. Ирравель едва ощутила удар – оттяжки скафандра держали крепко. Тело пирата смялось, будто тряпичная кукла, а потом его отбросило на корабельный панцирь, и он застрял в ее оттяжках. Стрелять с такого расстояния Ирравель не могла, иначе сама улетела бы в космос. За стеклом визора губы врага шевелились, он что-то говорил. Ирравель придвинулась так, чтобы соприкоснулись визоры. И разглядела выпирающий из головы асимметричный шунт.
Это был Маркарян. Сначала Ирравель решила, что это просто дикое совпадение, а потом поняла: Семерка, видимо, отправил новобранца продемонстрировать лояльность. Вероятно, скоро появится и сам капитан. Для альфа-самцов естественно лично вступать в противоборство с противником.
– Ирравель… – Голос Маркаряна искажали помехи. – Рад, что ты жива.
– Не льсти себе, Маркарян, я здесь не из-за тебя. Я пришла за грузом. А ты просто следующий в моем списке.
– И что ты сделаешь? Убьешь меня?
– А ты думаешь, что не заслуживаешь смерти? – Ирравель чуть передвинулась, чтобы занять более удобную позицию. – Или будешь оправдываться? Объяснишь, почему предал груз?
На его постаревшем лице появилась улыбка.
– Я заключил сделку, Ирравель, точно так же, как и ты – с саранчой. Но ты, вероятно, этого не помнишь?
– Может, я и продала свинье саранчу, – отозвалась Ирравель. – Если и так, то это было взвешенное решение, которое должно было обеспечить безопасность груза. А вот ты сторговался с Семеркой, чтобы спасти свою шкуру.
Остальные пираты не стреляли, хоть и держали их на мушке.
– На самом деле я это сделал, чтобы спасти твою шкуру. Понимаешь? – Теперь у него во взгляде читалось изумление. – Ты видела руку Мирской? Это не ее рука. Для пиратов конечности – как знаки отличия. У них прекрасные хирургические навыки.