– Получилось?
– Да, думаю, получилось. Возможно, между ним и мной… – Она сомкнула челюсти и прикусила язык. – Будет непросто, но… Я теряю все больше. Слова уходят. Они уже не нужны.
– Нет, Погода, останься!
– Я не могу остаться. Должна уйти. Другого пути нет. Пообещай мне, Иниго. Скорее пообещай!
– Говори. Что бы ты ни попросила.
– Когда мы… Когда…
Ее лицо исказилось от напряжения, пока она пыталась выразить свою мысль.
– Когда мы прилетим, – подсказал я.
Погода кивнула так резко, что я испугался, как бы она не сломала себе шею.
– Да, прилетим. Вы получите помощь. Найди других.
– Других сочленителей?
– Да. Приведи их. Приведи на корабль. Расскажи им, пусть они помогут.
– Приведу. Клянусь тебе.
– Сейчас я уйду, Иниго. И еще одно.
– Да. Все, что захочешь.
– Протяни руку.
Я взял ее руку в свою, здоровую.
– Нет, другую, – сказала Погода. – Другую руку.
Я взял ее кисть металлической рукой и сжал так крепко, как только посмел, не рискуя сломать ей пальцы. Потом наклонился к ее лицу:
– Кажется, я люблю тебя, Погода. И найду этих сочленителей. Обещаю.
– Любишь паука? – спросила она.
– Да, если по-другому никак.
– Глупый… человеческий… мальчик.
Она потянула мою руку с большей силой, чем я от нее ожидал. И тянула до тех пор, пока ее ложе, теплое, как кровь, не коснулось моего запястья. С моей рукой что-то произошло, я почувствовал зуд, похожий на булавочные уколы. А потом поцеловал Погоду. Ее губы были горячими, как в лихорадке. Она кивнула и отпустила мою руку.
– А теперь уходи, – сказала она.
Красное вещество накрыло лицо и ладони, полностью поглотило ее, остались лишь размытые, как у мумии, очертания.
Только тогда я понял, что не увижу ее очень долго. На мгновение застыл, словно парализованный случившимся. Но все равно почувствовал, как мой вес увеличился. Что бы ни делали сейчас Погода и мальчик, это сказалось на тяге двигателя. Мой вес продолжал плавно повышаться, и я наконец убедился, что мы достигли половины g и продолжаем ускоряться.
Возможно, мы все-таки доберемся домой.
Некоторые из нас.
Я отвернулся от саркофага Погоды и побрел в поисках выхода. Моя ладонь, крепко прижатая к груди, чтобы унять зуд, скрылась под перчаткой мерцающей машинерии. Интересно, какой подарок я получу, когда перчатка закончит свою работу?
Ремонтный скафандр[9]
Мой корабль – субсветовой транспорт четырехкилометровой длины, с корпусом из многослойной брони. Поверх корпуса – замысловатый лабиринт из погнутых ферм и полузаброшенных механизмов. Чертовски неудобное место для поисков пропавшего члена экипажа. Тут и армию легко потерять, не то что одного ремонтника-корпусника.
Из всех скафандров для наружных работ на «Форментера леди»[10] мой – второй по возможностям, и то мне потребовалось три дня, чтобы найти Бранко. Мы были в одном годе от Йеллоустона, разогнавшись почти до световой, – корабль летел в вихрях космического излучения и релятивистской пыли. Я сделал три вылазки, возвращаясь внутрь, только когда эти вихри грозили поджарить либо скафандр, либо меня. Одинокая и опасная работа. Пообщаться с командой удавалось редко, так что компанию мне составляли лишь звезды да помехи. Всякий раз, ползком добравшись до шлюза, я был вынужден выбрасывать кучу пришедшего в негодность оборудования, а медицина в моем теле работала сверхурочно, справляясь с кумулятивным воздействием радиации. И все же я снова влезал в залитый по́том скафандр и выходил наружу.
Наконец примерно в сотне метров над лонжероном правого двигателя я обнаружил Бранко.
Он был мертв. Хватило единственного взгляда, чтобы это понять. При тяге в одно g, которую развивали С-двигатели, наш корабль превратился в иглу, стремительно пронзающую космос. Бранко, должно быть, начал долгое путешествие к люку, когда от корпуса отлетел кусок металла. Всего лишь крошечный осколок, но он устремился вдоль корпуса с такой скоростью, что продырявил Бранко. Вероятность того, что нечто подобное может случиться с кораблем, – один к миллиону, и еще один к миллиону – что ремонтника в этот момент угораздит очутиться где не надо.
Бранко находился перед выступающей частью корпуса, и обломок пришпилил его к этому выступу, как булавка – редкого блестящего жука. Пробил скафандр на груди, аккурат под соединительным кольцом шлема, вышел через поясницу и воткнулся в обшивку, накрепко зафиксировав тело. Должно быть, когда это случилось, Бранко смотрел вверх, отклонившись назад, чтобы лучше видеть. Может, он почувствовал, как отломился кусок, треск наверняка передался через броню корабля и подошвы скафандра. Бранко всегда очень тонко ощущал состояние корабля, слышал, как громыхает и бормочет корпус при изменении нагрузки. Вполне возможно, что ремонтник отреагировал на неясный сигнал опасности, который пришел к нему в обход сознания.
Я несколько долгих минут оцепенело смотрел на эту картину, и страх во мне смешивался с изумлением. Есть мириады способов расстаться с жизнью в космосе, но вряд ли Бранко представлял себе именно такой исход. Сорваться с корпуса, попасть под выхлоп двигателя… получить по голове куском космического мусора… Но не так же! Чтобы тебя проткнул насквозь корабль, который ты изучил как свои пять пальцев, который ты холил и лелеял с первого дня службы. Это не просто неправильно. Это подло и жестоко, словно машина веками вынашивала гнусный план.
Конечно, оставить там Бранко я не мог. Обозначив местоположение тела, я вернулся внутрь. Подремонтировал собственный скафандр, потом, прихватив инструменты, снова вышел наружу. Тросами зафиксировал тело и лазером перерезал обломок в том месте, где он воткнулся в выступ. Потом отбуксировал Бранко вместе с засевшим в его теле обломком к люку.
«Форментера леди» лишилась хорошего члена экипажа, служившего ей верой и правдой. Я потерял человека, который стал мне другом и помог вжиться в корабельный порядок. Но при всем трагизме ситуации я никак не мог отделаться от мысли, что его смерть позволила мне продвинуться на ступеньку вверх по служебной лестнице.
Бранко был главным ремонтником. Теперь главным стану я.
– Почини скафандр, – приказала капитан Луарка.
– Починить? – опешил я.
– Рауль, ты меня услышал. Бранко не доделал дело. Ты ведь знаешь, чем он там занимался? Проверял состояние крепежных конструкций двигателя. Я по-прежнему хочу быть уверена, что двигатель не улетит к чертям, когда мы его нагрузим.
Мы знали, что Бранко успел добраться до лонжеронов. Ремонтник вышел с полным комплектом датчиков, а когда его затащили внутрь, при нем не оказалось ни одного. Получается, что он просверлил отверстия и установил датчики до того, как пуститься в обратный путь, но у нас не было уверенности в этом, поскольку записывающие устройства на его скафандре сожгла радиация.
– Я могу слегка модифицировать мой скафандр, – сказал я. – Добавить слой защиты, усилить сервоприводы, увеличить время работы. Все равно мы собирались это сделать.
Луарка посмотрела на меня настолько скептически, насколько позволяла пластиковая маска ее лица. Она была одной из самых навороченных ультра на корабле, но я уже наловчился читать ее мимику.
– Это долго?
– Несколько недель. Может быть, месяц.
После гибели Бранко прошло уже пять дней. Мы тогда сразу вскрыли скафандр и вытащили все, что осталось. Ультранавты прощупали красное месиво в поисках всего механического, пригодного к дальнейшему использованию. Потом положили останки в ящик и сбросили в космос. Гроб с телом Бранко сейчас летит параллельно курсу корабля, а через пятьдесят тысяч лет он станет одним из немногих человеческих артефактов, достигших межгалактического пространства.
– Дело не может ждать! У нас нет ни месяцев, ни недель! – отрезала Луарка. – Зато у нас есть другой скафандр, почти пригодный для эксплуатации. Обломок ведь не слишком сильно его изувечил?
– Надо залатать две крупные дыры. Пробито несколько слоев брони и изоляции. Еще повреждены десятки контуров, неисправна система подачи воздуха и система охлаждения. Бранко десятилетиями подгонял под себя скафандр. Там черт ногу сломит.
– Спорим, чтобы разобраться с этим скафандром, тебе потребуется куда меньше времени, чем на то, чтобы довести до ума второй.
– Да я хотел разобрать поврежденный, перенастроить некоторые узлы, удалить кое-что лишнее, а потом собрать…
– Чтобы мог сказать себе, что это другой скафандр, а не тот, в котором погиб Бранко?
Она умела читать мысли по лицу не хуже, чем я.
– Да, пожалуй, что-то в этом духе.
– У ультра хватает суеверий, – сказала Луарка, – но использование скафандра погибшего члена экипажа в их число не входит. У нас даже есть поговорка: скафандр – это просто второй корабль. Ты же не откажешься лететь в шаттле только потому, что им разок воспользовался Бранко?
– Это не одно и то же.
– Вопрос размеров, только и всего. Ты постепенно привыкнешь к нашим обычаям, если знаешь, чего на самом деле хочешь. – Взгляд ее глаз, похожих на драгоценные камни, резко сфокусировался. – А ведь ты знаешь, да?
– Надеюсь.
Она положила мне на плечо одну из своих искусственных клешней. Прикосновение было мягким, ободряющим, но я помнил, что в этих суставчатых пальцах из металлического сплава такая сила, что может раздробить кость.
– Тебе повезло, что ты покинул Йеллоустон. Куда больше повезло, чем миллионам, которые остались там бороться с плавящей чумой. Последние сообщения, которые мы получали, пока еще позволял временной лаг, оптимизма не вызывают. Даже нас, привыкших держаться в стороне от планетарных дел, жуть берет. Впрочем, мы ведь все-таки люди, разве нет?
Вопрос был риторическим, и я понимал, что отвечать на него впрямую не следует.
– Я благодарен за это судьбе. Я и вам благодарен за то, что приняли меня в команду «Форментеры леди». И я не хочу вас подвести.