Вокруг царили безмятежность и красота.
В лунном свете антенна выглядела одиноким черным цветком, выросшим из махины бака. Наки пошла по трапу, который вел к антенне, хватаясь за перила, но мимоходом отмечая, что голова кружится не так сильно, как кружилась бы днем.
И замерла, ощутив вдруг, что за ней наблюдают.
Краем глаза она заметила посыльного-спрайта. Тот взлетел на высоту движения корабля и теперь висел, отбрасывая тень, в каких-то десяти метрах от гондолы. Наки судорожно вздохнула, одновременно напуганная и зачарованная. Не считая мертвых образцов, она впервые наблюдала спрайта так близко. Размерами и строением существо отдаленно напоминало земных колибри, но светилось, точно фонарик. Наки мгновенно опознала доставщика дальнего действия. Внутри него, плотно упакованные в цепочки РНК, находились закодированные данные, запертые в крошечных капсомерных оболочках. Каплевидная головка существа пестрела светящимися значками, примерно посередине располагались два черных глаза. В этой головке помещался нейронный кластер, хранивший информацию о местоположении ярчайших циркумполярных звезд. Помимо таких кластеров, спрайты обладали, по сути, лишь зачатками сознания. Их использовали для передачи информации между узловыми точками в океане, где обычные химические каналы связи оказывались слишком медленными и ненадежными. Спрайт умирал, когда достигал места назначения, – его пожирали микроорганизмы, декодировавшие и обрабатывавшие данные из капсомеров.
Наки не могла отделаться от ощущения, что спрайт к ней присматривается – не к кораблю, а именно к ней, – присматривается с тем нескрываемым любопытством, от которого по спине бегут мурашки, а волосы встают дыбом. В миг, когда ощущение чужого внимания сделалось почти нестерпимым, спрайт резко вильнул в сторону, прочь от корабля. Наки следила, как он спускается к океану, как летит над поверхностью, подпрыгивая, точно брошенный плашмя камень. Какое-то время она стояла неподвижно, уверенная, что сделалась свидетелем чего-то крайне важного; правда, сознавала, что впечатление это чисто субъективное, что утром, когда она попытается поделиться с Миной, все покажется банальным. Но вообще-то, у Мины есть особый контакт с океаном, так? Это Мина царапает руки по ночам; это у Мины обнаружилась степень подобия, слишком высокая, чтобы записаться в корпус пловцов. Мина, Мина…
Вечно Мина, а не Наки.
Метровое блюдце антенны крепилось к квадратному цоколю, который усеивали разнообразные шкалы и верньеры. Древняя штуковина, как сам воздушный корабль и как веер. Многие датчики успели выйти из строя, однако антенна все еще могла ловить сигналы продолжавших функционировать спутников. Наки снова раскрыла веер и скопировала в его память свежие показания. Потом присела, положив веер на колени, и быстро проверила поступившие сообщения и новостные заголовки. Несколько писем от друзей из городов-«снежинок» Прахуап-Пангниртунг и Умингмакток, письмецо от приятеля с плавучей станции на атолле Наративат – перечисление шуток и анекдотов, успевших стать общеизвестными. Наки пролистала список, досадливо морщась, и даже посмеялась одной шутке, которую, оказывается, почему-то пропустила. Десяток дайджестов от разных групп, посвященных изучению жонглеров, просьба от редактора научного журнала написать рецензию… Наки проглядела аннотацию статьи и решила, что, скорее всего, откликнется на эту просьбу.
Она просмотрела прочие сообщения. Доктор Сиваракса официально уведомлял, что ее прошение о зачислении в состав проекта «Ров» получено и находится на рассмотрении. О собеседовании речи пока не шло, но Наки встретила Сивараксу пару недель назад, когда они оба по стечению обстоятельств очутились в Умингмактоке. Доктор демонстрировал приподнятое настроение – то ли потому, что Наки произвела на него хорошее впечатление, то ли потому, что только что поменял своего солитера на нового. Из письма Сивараксы следовало, что ответа от проекта можно ожидать в ближайшие дни. А вот интересно, как отреагирует Мина, если Наки предложат эту работу? Сестра неодобрительно относилась к проекту «Ров» и потому, вероятно, осудит Наки за желание в нем поучаствовать…
Еще нашлось письмо от коллеги из Каанаака, просившего предоставить временный доступ к калибровочным данным, которые Наки собрала этим летом. Четыре или пять погодных рассылок, черновики двух коллективных статей, приглашение присутствовать на дружественном разводе Куглуктука и Гьои, назначенном через три недели. И в завершение – дайджест мировых новостей, необычно пухлый файл. На этом все, больше никаких новых сообщений за последние восемь часов.
В отсутствии корреспонденции не было ничего непривычного, сеть часто сбоила и сообщения приходили с задержкой, но уже второй раз за ночь Наки почему-то насторожилась. Что-то явно происходит, сказала она себе, что-то нехорошее.
Она открыла новостной файл и углубилась в чтение. А через пять минут побежала будить Мину.
– Признаться, я не хочу в это верить, – сказала Мина Окпик.
Наки окинула взглядом небосвод, припоминая усвоенные в детстве сведения о звездах. Если сделать поправку на параллакс, созвездия выглядят знакомыми и более или менее цельными, если смотреть с Бирюзы.
– Вон там, похоже.
– Где? – сонно переспросила Мина.
Наки махнула рукой в направлении обширного участка звездного неба между Скорпионом и Геркулесом.
– Змееносец. Будь наше зрение острее, мы бы наверняка увидели точку, которая светится голубым.
– Точка, точка, три цветочка… – Мина обхватила руками колени. Ее волосы, такие же черные, как у Наки, были стянуты в тугой пучок на затылке, отчего она выглядела моложе своего возраста – или, наоборот, старше при ином освещении. Она надела черные шорты и рубашку, оставлявшую открытыми руки. Световые татуировки, отливавшие изумрудом и индиго, змеились вокруг бледных пятен грибковых инфекций, покрывавших ее руки, бедра, шею и щеки. Свет почти полных лун заставлял эти пятна серебриться, отбрасывал на них изумрудные и сине-фиолетовые искры. Наки, в отличие от сестры, татуировками и грибками себя не украшала – как-то не сложилось, – а потому отчасти даже завидовала Мине.
– Если серьезно, ошибки быть не может?
– По-моему, нет. Вот, сама прочитай. Тут сказано, что обнаружили объект недели назад, но держали в тайне, чтобы удостовериться окончательно.
– Я удивлена, что слухи не поползли.
Наки кивнула:
– Да, хорошо затаились. Но переполох все равно начнется, ты же понимаешь.
– Гм… Неужели они решили, что молчание как-то поможет?
– Думаю, власти давно это обсуждают. Просто прикинули, что им ни к чему, чтобы все остальные забивали каналы досужими домыслами и сплетнями.
– Разумно, коли так. Сейчас все кинутся фантазировать, будут стараться переплюнуть друг друга.
– Может, официальное объявление скоро последует, – с сомнением в голосе отозвалась Наки.
Пока сестры беседовали, воздушный корабль вошел в зону, практически свободную от биолюминесценции. Такие зоны встречались ничуть не реже узловых точек, где сеть работала лучше всего; это были своего рода зияющие пустоты между скоплениями галактик. След кормового датчика мгновенно растаял во мраке, темнота вокруг корабля сделалась непроглядной, и рассеивали ее разве что редкие всполохи пролетавших мимо спрайтов.
– А если объявления не будет? – спросила Мина.
– Тогда мы увязнем глубже, чем хотелось бы.
Впервые за столетие к Бирюзе приближался звездолет, начавший сбрасывать крейсерскую скорость. Его дюзы, как указывалось в сообщениях, были обращены в точности на систему Бирюзы. Анализ доплеровского смещения привел к выводу, что звездолету лететь около двух лет – всего ничего по планетным меркам. Сигналов пока не получили, но даже если звездолет направлялся сюда с благими намерениями – скажем, дать отдых экипажу и немного поторговать, – само его прибытие сулило Бирюзе большие перемены. Все на планете знали, чем закончилась эпопея с «Нечестивым пеликаном». Когда ультра вышли на орбиту, внизу, на поверхности планеты, начались волнения. Лазутчики срывали крупные торговые сделки. Города состязались между собой за престиж, добывая фрагменты технологий и стремясь опередить конкурентов. Заключались поспешные браки на фоне не менее поспешных разводов. С тех пор минуло столетие, но застарелая вражда среди городов продолжала тлеть под завесой показного политического дружелюбия.
На сей раз явно стоило ожидать чего-то похожего, если не хуже.
– Ну, не знаю. Может, все обойдется, – проговорила Мина. – Может, с нами попросту не пожелают общаться. Ведь лет семьдесят назад какой-то корабль залетел в систему и посадки не просил…
Наки тоже прочитала колонку об этом сбоку от основной новости.
– У них что-то стряслось с двигателем, да. Но эксперты уверяют, что теперь все иначе.
– Значит, к нам летят торговать. А что мы можем предложить? Чего у нас не было раньше?
– Боюсь, мало что.
Мина утвердительно кивнула:
– Несколько произведений искусства, не приспособленных к экспорту. Как насчет десятичасовой симфонии для носовой флейты? Есть желающие? – Она скроила гримасу. – Да, это наша культура, но даже мне она противна. Что еще? Горстка открытий, связанных с жонглерами? Эти открытия наверняка сделаны в других местах, и не единожды. Технологии? Медицина? Не смешно…
– Ну, зачем-то им понадобилось лететь к нам, – заметила Наки. – Что бы это ни было, нужно дождаться, когда звездолет прибудет. Всего-то два года.
– Тебе, верно, кажется, что это очень долго?
– На самом деле…
Мина внезапно застыла:
– Гляди!
Далеко внизу, под кораблем, пронеслась одинокая искорка, потом их стало больше – полдюжины, дюжина, целая эскадрилья огоньков. Это же посыльные-спрайты, сообразила Наки, вот только никогда прежде она не видела их в таком количестве. Спрайты двигались в одном направлении, очевидно, с каким-то общим посланием. На фоне черноты океана эти огоньки завораживали, они вертелись на лету, менялись местами, некоторые порой отбивались от стаи – от роя, если угодно, – но затем неизменно возвращались. Один спрайт опять взмыл на высоту движения корабля, завис ненадолго в воздухе, трепеща крылышками, после чего нырнул вниз. На глазах сестер рой удалялся, превращаясь в этакий шар светлячков, в бледное световое пятно… Наки смотрела им вслед, пока огонек последнего спрайта не растворился в ночном мраке.