– Брофъ! – попытался он объяснить напоследок Анне Андреевне. – Ваф акфамарин флучайно не был оправлен в брофъ?
Ольховская недоуменно посмотрела на него.
– Бровь? Что вы хотите сказать?
Валентин Петрович перегнал стадо карамелек за левую щеку и выговорил, мученически улыбаясь:
– Ваш аквамарин не был оправлен в брошь?
– А-а-а, в брошь! Нет, кажется, не был. Впрочем, не знаю. Нет, все-таки не был, я точно уверена. Маменька что-то говорила о броши, но куда делась оправа, я совершенно не помню. Должно быть, потерялась при переездах.
Вот теперь Дымов понял, что его миссия выполнена. Он узнал, откуда у Ольховской появился камень, и даже выяснил, что старушка смутно помнит об оправе.
Большего нельзя требовать, подумал он.
– А ведь Моня Верман тоже интересовался оправой! – вспомнила Анна Андреевна, цепляя гостя за рукав. Гость мычал и пытался вырваться, но она ничего не замечала, поглощенная воспоминаниями. – Все-таки он поразительно галантен! Вы обязательно должны с ним познакомиться – поверьте, он вас очарует, очарует!
Валентин Петрович наконец освободился и, еле двигая челюстями, сообщил, что ему срочно пора убегать. Ольховская поблагодарила его за приятно проведенное время, а затем приподнялась на цыпочки и участливо осведомилась деликатным шепотом:
– А что с вашими зубами, голубчик? Они у вас как-то странно стучат…
Дымов вылетел из подъезда «сталинки» и навис над палисадником, сплевывая карамельки.
– Тьфу ты, пропасть!
Во рту все равно оставался мерзкий привкус.
– Позорище какое! – возмутился за его спиной женский бас.
Обернувшись, Валентин Петрович увидел дворничиху в обнимку с метлой. Дворничиха была как две капли воды похожа на статую колхозницы работы скульптора Мухиной.
– Ты что же свинячишь, перекошенная твоя рожа? – угрожающе осведомилась женщина.
Дымов, привыкший, что московские дворы метут безропотные кроткие таджики, спасовал перед ее напором. Он отступил и поискал глазами машину.
– Убираешься здесь, убираешься, а придут и все равно нагадят, – с нарастающей ненавистью предсказала дворничиха. – Все засрут! Заплюют, загадят и кучами обложат!
– Ничего ж плохого не случилось, – попытался Дымов урезонить грозную бабу. – Что вы, ей богу… Подумаешь, карамель! Перегниет, польза будет.
И тут же понял, что сказал он это зря.
– Я щас эти карамельки подниму и в пасть твою засуну, чтобы в другой раз знал, где плеваться! Вот тогда польза будет, – пообещала дворничиха, приближаясь к нему.
И Валентин Петрович позорно бежал. Вслед ему доносились ругательства, из которых самым мягким было «жирное рыло», а он мчался, переваливаясь, через двор, проклиная и Хрящевского, и Ольховскую, и всю эту затею.
Рядом притормозила машина.
– Валентин Петрович, я вас звал-звал, – сконфуженно сказал водитель. – Садитесь скорее. А что это за мегера за вами бежит?
– Езжай давай! – заорал Дымов. – Вопросы он еще задает…
Когда двор Ольховской остался позади, а Валентин Петрович осушил бутылку минералки, он немного пришел в себя. Теперь можно было спокойно обмозговать то, что сказала старушонка.
«Очарует, очарует», – передразнил Дымов Анну Андреевну. – «Отдала даром „Голубого Француза“ и сидит вся очарованная. Тьфу, дура!»
– Я с ней лично побеседовал, Николай Павлович, – отчитался он перед Хрящевским. – Бабулька не совсем еще в маразме – помнит, что камушек ей передала мамаша.
– Мамаша, мамаша, родная ты душа… – пропел Хрящ и больно ткнул Дымова пальцем в грудь: – С бабулькой разобрался, м-м?
Начальник службы безопасности растерялся.
– А надо было, Николай Павлович? Вроде указаний не поступало.
– Да шучу я, шучу! Зачем ее трогать? Пускай живет, старая, небо коптит. Считай, она свою историческую роль выполнила. Теперь дело за нами.
Дымов понял, что шеф уже выработал стратегию и тактику. Хрящевский всегда принимал решения очень быстро, а в этот раз тянуть было нельзя: слишком уж гладко все складывалось у Вермана и Генриха Краузе.
– Звать моих ребят на инструктаж? – понятливо спросил он.
– Зови. Тех, кто поумнее. Дельце-то, можно сказать, ювелирное!
И затрясся от хохота, довольный получившимся каламбуром.
Но в итоге вышло все вовсе не ювелирно. Хрящевский даже не стал дожидаться вечера, чтобы тихо провернуть все возле дома Семы Дворкина. А на помощника, благоразумно предложившего не рисковать, наорал так, что в кабинете стены дрожали.
– Пока мы ждем и коту яйца крутим, Верман двадцать раз успеет передать Краузе «Француза»! Тебя перевозчик о чем предупредил? Что у них все решено, осталась ерунда – документы подготовить! Так какого хрена нам выжидать?! Верман сейчас сидит у юриста, его придурковатый рыжий племянник второй день не появляется в салоне, значит, там сейчас только Дворкин и эта баба, Марецкая!
– И Белов.
– Так Белов-то вам не помеха, идиоты! Отправляйтесь туда и выполняйте все, как договаривались! Живо, живо, живо!
Хрящевский упал в кресло и крикнул в спину Дымову:
– Только перевозчика предупреди, что вы нагрянете! Пускай отрепетирует свою роль заранее!
В «Афродите» было тревожно и безлюдно. То ли покупатели что-то чувствовали, входя в опустевший магазин, то ли день выдался необычный, но только все поспешно разбегались, едва пробежав взглядом по полупустым витринам.
Моня с утра даже не появился в салоне: исчез по своим таинственным делам. Яшка, к удивлению Майи, и вовсе пропал. Когда она спросила о нем у Семы, тот отделался невнятным бормотанием, и Марецкая решила, что все-таки Верман отправил племянника подальше, с глаз долой.
«И правильно, – думала она, – нечего мальчишке здесь делать. Слишком серьезная пошла игра».
Но без Яшки стало совсем грустно. Они с Дворкиным остались в салоне одни. Правда, еще был Антон, но тот оккупировал кабинет Вермана и в самом магазине не показывался. Так что его словно и не было.
Сема забросил свою работу: слонялся по салону без дела, вздыхал и поглядывал в окно – не идет ли Верман. Но устрашающе огромный черный джип с затонированными стеклами, остановившийся напротив входа, первым заметил не он, а Майя.
Джип и джип – мало ли машин ищет стоянку на оживленном проспекте, где в каждом доме по два магазина! Но ей стало не по себе. С заднего сиденья выбрались двое широкоплечих мужчин в костюмах, одернули пиджаки, синхронно посмотрели налево-направо и стали подниматься по ступенькам.
Моня Верман не держал в штате охранника. В соседнем здании очень удачно находился пункт вневедомственной охраны, и после нажатия кнопки бравые ребята с автоматами прибывали в течение двух минут. Майя и сама не знала, что заставило ее встать поближе к одной из «тревожных» кнопок и спрятать руки под витрину. Был бы рядом Моня – непременно сделал бы ей замечание. Руки консультанта должны быть видны посетителю!
Двое в пиджаках вошли в салон. Один придержал рукой тревожно зазвонивший колокольчик, второй направился к Семе.
– Семен Львович, вас просит подъехать один ваш знакомый, – без выражения произнес он.
Странный посетитель стоял к Майе спиной, и ей была видна только широкая спина, распиравшая тесный пиджак, и вытянутая, как баклажан, голова.
– Какой знакомый, голубчик? – удивился Дворкин. – Вы о чем?
– Семен Львович, ну не надо, – попросил мужчина.
Майя, стоявшая напротив, заметила, как Сема изменился в лице. Визитер что-то держал в руке, и это «что-то» было хорошо видно Семе, но совсем не видно ей.
– Ваш хороший знакомый, – с напором повторил мужчина. – У вас встреча, вы забыли?
Второй так и стоял у дверей, перегораживая вход. Дворкин, точно под гипнозом, вышел из-за прилавка и двинулся вперед, не бросив на Майю и взгляда.
Он ступал очень странно, словно ноги у него не сгибались в коленках. Казалось, что каждое движение дается Семе с трудом – он едва отрывал подошвы от пола. «Шарк-шарк-шарк-шарк», – раздавалось в салоне. Снаружи сигналили машины, в приоткрытую дверь врывался яростный шум проспекта, но Майя ничего не слышала, кроме этого страшного старческого шарканья.
Визитер крепко держал Сему под локоть одной рукой. Вторую он сунул под пиджак, будто у него там что-то болело. Не доходя до Майи двух шагов, мужчина бросил на нее взгляд, от которого у Марецкой по спине побежали мурашки.
Этот взгляд даже нельзя было бы назвать предостерегающим. Так смотрит с прилавка замороженная рыба мертвыми, ничего не выражающими и все равно пугающими глазами.
Пальцы Майи нащупали гладкую квадратную кнопку, и в ту же секунду сзади кто-то крепко перехватил ее за обе руки, стянул их назад. «Антон»!
Майя даже не могла пошевелиться. Она все-таки попыталась дернуться, но без всякого толка.
– Тихо, – шепнул ей на ухо Белов, удерживая ее стальными пальцами. – Не надо.
Сема рядом со своим провожатым прошаркал мимо них. Около дверей он оказался зажат между двумя громилами. Конвоируя ювелира с двух сторон, они очень быстро спустились к машине, посадили Дворкина внутрь – и джип сорвался с места раньше, чем успела захлопнуться задняя дверца.
Только тогда оцепенение спало с Майи. Она обернулась к Антону, который разжал руки и отошел в сторону.
– Ты что?! С ума сошел?! Это же грабители!
Он покачал головой.
– Это не грабители. Это люди Хрящевского.
– Какая разница?! Они его увезли!
Антон поднял голову и посмотрел ей в глаза.
– Да, – резко сказал он. – Они его увезли. А ты хотела бы, чтобы они устроили здесь бойню? Если ты не заметила, тот, у двери, держал тебя под прицелом!
– Что они с ним сделают?!
Белов помолчал.
– Что?!
– Ничего не сделают, – неохотно уронил он. – Подержат у себя и завтра привезут.
Секунду Майя смотрела на него расширенными глазами, затем схватилась за телефон:
– Я звоню Верману.
– Не имеет смысла. Ему уже позвонили.
Верман появился в салоне час спустя. При виде его Майя ахнула: