Верман отошел на шаг в сторону и даже отвернулся – то ли не желал смотреть, как заберут его сокровище, то ли уловил состояние Дымова. Валентин Петрович нехотя положил бриллиант в заранее припасенную коробочку и спрятал в потайной карман пиджака.
– Закрывай! – скомандовал он. – Чего стоишь?
Моня вздрогнул и бросился исполнять приказ.
– Значит, слушай сюда, – сказал Дымов, когда ячейка была закрыта. – Нам осталось совсем немного: выйти отсюда и доехать до офиса. Если все пройдет нормально, считай, твой приятель к ночи будет дома. Поэтому лицо сделай попроще и расслабься, чтобы не привлекать внимания. Все понятно?
Верман молча кивнул.
– Ты какой-то неразговорчивый стал, – посетовал Дымов. – А раньше трепался, соловьем разливался… Все, не поется больше пташечке?
Ювелир молчал. А на Дымова напала словоохотливость. Теперь, когда «Француз» лежал у него в кармане, он ощущал себя легко и свободно. Валентин чувствовал что-то вроде опьянения и, как бывает при опьянении, у него развязался язык.
– Зря ты все это затеял, – добродушно пожурил он Вермана, когда они вышли из хранилища. – Сидел бы тихо, не сердил бы Колю… Ты не думай, он не злой человек. Злой – это когда для своего удовольствия гадости делает, потому что душа просит. А Коля не для души, он только по необходимости.
– По необходимости – это, конечно, не гадость, – покладисто согласился ювелир.
Дымов подозрительно покосился на него и умолк. «Вот ведь гнида какая, – подумалось ему, – даже если с ним по-хорошему, как с человеком, он все равно отвечает с подковыркой».
Они поднялись наверх. Верман подошел к окошку, а Дымов, не выпуская ювелира из поля зрения, позвонил заместителю.
– Ребята на местах? У меня все готово.
– На местах, Валентин Петрович, – отчитался Цепов. – Здесь тихо, можете выходить.
– Машину подгони.
– Так уже, Валентин Петрович.
Дымов прижал руку к груди, нащупал коробочку. Ну, с богом, братцы!
Они вышли из банка: Верман впереди, Дымов в полушаге за ним. Начальник службы безопасности рассудил, что, если начнут стрелять, первым разумно пустить ювелира. Как ни крути, он все равно не жилец. Конечно, Хрящ будет в бешенстве, но своя шкура дороже. «Сверлить в ней дырки пока рановато».
Но Дымов беспокоился напрасно: десять шагов от банка до машины они преодолели без всяких неожиданностей. Охранник уже ждал их возле открытой дверцы. Моню подтолкнули, Дымов с достоинством сам забрался на заднее сиденье.
Эйфория его уже улетучилась, страх прошел, и теперь он ждал только одного: как можно скорее покончить с этим делом. Убранный с глаз, камень не оказывал на Дымова такого магического воздействия, которое Валентин Петрович испытал в хранилище.
Вот разве что расставаться с «Голубым Французом» было жалко.
Глава 10
Когда стало очевидно, что машина едет к Новому Арбату, Верман вжался в угол и, кажется, даже пискнул от ужаса. Дымов бросил на него насмешливый взгляд. «А чего ты ожидал, голубчик? Что тебя любезно подвезут до твоего салона? Нет уж, напортачил – так будешь лично отвечать перед Хрящевским! Не на мне одном ему срываться, пускай и тебе достанется».
Валентин Петрович позвонил боссу, как только они отъехали от банка. Две машины сопровождения летели впереди и сзади, и теперь-то было совершенно ясно, что операция завершилась успешно.
– Николай Павлович, груз у меня, – отрапортовал Дымов, довольно похлопывая себя по животу. – Едем! Все прошло нормально, Верман со мной.
– Тащи его сюда, сволочь обрезанную, – приказал Хрящ. – Как он в банке себя вел?
– Да вроде без эксцессов, – Дымов покосился на съежившегося ювелира.
Всю дорогу тот молчал, но когда «ауди» подъехала к серому офису Хрящевского, Верман бессознательно вцепился в ручку дверцы. В подземном гараже шум улиц стих, и в машине стало отчетливо слышно его тяжелое прерывистое дыхание.
«Как улитку придется его выковыривать, – озабоченно подумал Дымов. – Чего доброго, обгадится с перепугу, вонючка…»
Он с отвращением зыркнул на Вермана, и тут его осенила новая мысль. «Полбеды – обгадится, как бы не помер!»
Дымов отлично умел орать, угрожать, втаптывать в грязь чужое достоинство и издеваться. Успокаивать и утешать – гораздо хуже.
– Слушай, Верман! Хрящ хочет поговорить с тобой о Генрихе Краузе, – неуклюже соврал он. – Выложишь все по-быстрому – и отправишься на встречу со своим Дворкиным.
Фраза про встречу с Дворкиным отчего-то возымела ровно противоположный эффект: Верман уставился на Валентина Петровича с ужасом, беззвучно шевеля губами.
– От черт! – выругался Дымов, сообразив, что ювелир понял его превратно. – Да жив твой Дворкин, жив! Везут его к тебе в целости и сохранности.
Насчет «везут» Валентин Петрович, положим, соврал. Ему было отлично известно, что Сему Дворкина по-прежнему держат в подмосковном коттедже. А если быть точным, то не в самом коттедже, а в подвале. В последнее время небольшой поселок разросся, и, хотя дом окружал двухметровый забор, Дымов решил подстраховаться. Мало ли, что взбредет в голову пленнику – вдруг начнет орать или подавать знаки «Sos» в окно! А людишки нынче пошли бестактные, любопытные, готовые сунуть нос не в свое дело. Зачем рисковать? Пусть орет в подвале, там его точно никто не услышит.
Но Верман об этом не знал и немного приободрился. «Должно быть, сперва испугался, что его на расстрел ведут, – усмехнулся Дымов, но тут же помрачнел. – Хотя с Хряща станется, честное слово…»
У входа в кабинет Хрящевского ювелир вдруг встал как вкопанный.
– Э-э, ты чего, – прикрикнул Дымов. – Давай!
Он подтолкнул несчастного внутрь. Из малинового кресла навстречу им поднялся хозяин кабинета.
Хрящевский широко улыбался. От этой улыбки Моня скакнул назад, как перепуганная лошадь, но уперся в Дымова.
– Заходи, заходи! – дружелюбно пригласил Николай. – Что глаза прячешь? Хотел кинуть Колю, а? Хотел, хотел! – он удовлетворенно засмеялся. – Думал, ты самый хитрый. Думал, сука, а?
Хрящевский занес над Верманом растопыренную пятерню.
Моня вжал голову в плечи и зажмурился, ожидая удара. Но Хрящ не ударил: он влепил пятерню в лоб Моне и с силой толкнул его. Верман быстро-быстро попятился назад, смешно перебирая ножками и взмахивая руками, чтобы не свалиться на спину.
Дымов расхохотался – до того нелепо выглядел ювелир. Ну точь-в-точь жук, который боится, что шмякнется и больше не встанет. Так и будет лежать, дрыгая лапками, до тех пор, пока не переедет велосипед или не раздавит тяжелая подошва. Хрусть – и нету Вермана! То есть жука.
– А я ведь, Моня, хотел посмотреть в твои бесстыжие глаза, – приговаривал Хрящевский, кругами ходя вокруг ювелира. – Спросить, есть у тебя совесть? Теперь вижу, что нету. Дымов, скажи, как после такого верить людям?
Валентин Петрович был уверен, что Хрящевский будет измываться над ювелиром до последнего. Но босс обошелся с Верманом нежно: всего лишь сгреб его за грудки, подтащил к себе и внушительно сказал:
– Завтра же отвезешь мои бриллианты Купцову. Ты уже неделю как вернулся, ни к чему тебе у себя его товар держать. А про амстердамский аукцион забудь, нечего там делать. Все ясно?
Моня часто закивал.
Хрящевский стряхнул его на пол и кивнул Дымову:
– Пускай проводят его. Он здесь больше не нужен.
Верман выскочил из кабинета с проворством кролика. «Радуется, что легко отделался!» – подумал Дымов и спросил у шефа:
– Николай Павлович, с этим что делать, с Дворкиным?
– Да отпустить и все. Зачем он нам?
– Может, подержать его, пока Верман не передаст бриллианты? – предложил Дымов. – Чтобы больше осечек не было. А то мало ли…
Но Хрящевский не оценил его идею.
– Да куда Верман денется, с подводной-то лодки? Купцов своими руками вытряхнет его из шкуры, если Верман не принесет ему заказ. А если его напарника оставить у нас, то еще неизвестно, не съедет ли наш Моня крышей и не решит ли воевать до победного. Нам ведь лишние проблемы тоже не нужны, так?
Дымов согласился, что именно так.
– Ну и все. Позвони ребяткам, чтобы освободили еврейчика. Да предупреди, чтобы не били – нам они оба пока нужны живыми! Я сегодня как взглянул на Вермана, сразу подумал, что он, того гляди, сыграет в ящик.
Теперь Валентину Петровичу стала ясна причина удивительной снисходительности Хрящевского. Точно так же, как и он сам, босс испугался, что доведет трусливого ювелира до инсульта.
– Черт с ним, с Верманом, – заторопился Хрящевский. – «Француз» у тебя?
Глаза его жадно блеснули, когда Дымов осторожно достал из кармана коробочку. Валентин Петрович собирался торжественно объявить название камня, но Хрящ не дал ему этого сделать: он выхватил коробочку из его рук и одним щелчком откинул крышку.
Оба так и впились глазами в камень.
Но на этот раз чуда не случилось. В бордово-золотом кабинете бриллиант отчего-то не захотел проявлять своих свойств. В тусклом хранилище он был единственным ярким пятном, как всплеск моря, а здесь потерялся на фоне портьер, часов, бюстов… Бриллиант как бриллиант, разве что необычного цвета и довольно крупный. Но ничего исключительного.
– Надо его в другое место, – посетовал Дымов. – Чтобы засверкал во всю мощь!
Хрящевский взял «Француза» и посмотрел через него на свет.
– Точно, голубой! Неплохой камешек, что говорить…
– Не хотите себе его оставить, а, Николай Павлович? – осторожно предложил Дымов.
Николай оторвался от камня и в изумлении воззрился на него.
– Я что, идиот?! Если у меня покупатель сидит под боком, спит и видит, как заполучить этот камушек в свою коллекцию! Думаешь, я десятку не выжму из Краузе? Выжму, не сомневайся! А то и побольше!
– Полагаете, одиннадцать миллионов даст? – усомнился Валентин Петрович.
– Даст все двенадцать! – захохотал Хрящевский. – Куда он денется!
Он радостно хлопнул помощника по плечу, и Дымов охнул.
– Ну и рука у вас, Николай Павлович, – поморщился он, потирая плечо. – Как вы думаете, может, его в оправу, а? Чтобы смотрелся в историческом обрамлении?