Морок спал, и Марецкая сердито качнула головой.
– Семен Львович, вы меня дурачите! – воскликнула она.
– Ничуть, птичка моя! Однажды меня занесло в запасники Третьяковки (не спрашивай, что я там делал, расскажу в другой раз эту поразительную историю), и там я увидел портрет супруги Николая Второго. Портрет – ерунда, ничего выдающегося. Но художник тщательнейшим образом перенес на полотно все детали ее гардероба. О «Малом Французе» известно, что для него использовалась не круглая огранка, а «маркиз» – клиньевая, в форме лодочки. Так вот, к серебристому торжественному платью Александры была приколота брошь с голубым камнем, ограненным именно этим способом. Но в России тех времен не использовалась подобная огранка!
– Вы думаете… – начала Майя, но Дворкин перебил ее:
– Третий бриллиант, получившийся из алмаза Тавернье, отправился в Россию и был вставлен в перстень императрицы Марии Федоровны. Он дошел до наших времен и хранится в Алмазном фонде. Почему бы не предположить, что второй, украденный, последовал его путем? В архивах мне удалось найти упоминание о загадочной броши с голубым камнем, принадлежащей Александре. Камень называли «Голубой Француз». Не кажется ли тебе, что название говорит само за себя?
– Поразительно… – выговорила Майя.
– Так, значит, он в России!
– Не факт, – охладил ее пыл ювелир.
– После расстрела царской семьи множество украшений исчезло, и «Голубой Француз» в их числе. Что интересно – сама брошь сохранилась. То есть бриллиант был либо вынут, либо выпал из нее. И с тех пор нигде не появлялся. Ничего, ничего даже близко похожего – поверь, в противном случае я бы узнал об этом!
Дворкин откинулся на спинку стула, притушил блеск в глазах. Охотник за пропавшим бриллиантом снова превратился в смешного толстенького ювелира.
Майя несмело спросила:
– И как вы думаете, где он может быть сейчас?
– Думаю, лежит в бархатной коробочке, и его владелец не подозревает о том, что хранит. Или валяется вперемешку с золотым ломом и серебряными зубами прабабушки. Его могли украсть солдаты, расстрелявшие императорскую семью, и тогда сам черт ногу сломит в хитросплетениях судьбы этого камня. Знаешь, есть хороший афоризм: «Пусть драгоценность валяется под ногами, а стекло украшает голову – драгоценность все равно остается драгоценностью, а стекло стеклом». В одном я отчего-то уверен: «Голубой Француз» до сих пор в России.
Он потер руки и закончил:
– Теперь ты понимаешь, почему Верман с таким почтением относится к нашим трухлявым пням и колодам, дай бог им долгих лет жизни? Никогда не знаешь, что найдешь в бабушкином сундучке!
Как-то раз постоянный клиент принес в салон крупный изумруд и отдал Моне с просьбой проверить его.
– Экономный человек, я понимаю, – проворчал Верман, кладя камень перед Дворкиным.
– Экспертиза ему будет чуть-чуть стоить, и вот он идет к Моне, чтобы Моня сделал ему хорошо. Ну что же, Моня сделает ему хорошо. Моне не жалко потратить немножко своего времени, чтобы…
– Почему бы тебе не помолчать за компанию с Яшей, – недовольно осведомился Сема, разглядывая камень со всех сторон.
– Ты же не обманутый вкладчик, зачем столько шума!
Он провел над изумрудом пятнадцать минут и отложил его в задумчивости.
– Что вы скажете за эту ерундовину, Сема? – поинтересовался Верман.
– Я скажу, Моня, что чую подвох. Но не пойму, в чем он.
– Но таки это изумруд?
– Моня, на мне написано, что я эксперт? – раздраженно спросил Дворкин.
– Если да, то скажите, в каком месте, чтобы я мог помыть его с мылом и не обманывать людей. Если вы хотите гарантий, то их могут дать только геммолог и гробовщик. А я простой ювелир, мне вредно так напрягаться.
Наступило молчание. Сема барабанил пальцами по столу, не сводя глаз с зеленого камня.
– Цвет неплохой, – бормотал он себе под нос.
– Даже хороший цвет.
– Да и огранка ничего, а? – заискивающе спросил Моня.
– Огранка – ничего, – согласился Дворкин.
– Перекрученных вуалей внутри нет, значит, не синтетика. Камешек на первый взгляд вполне себе натуральный.
– Так, может, все в порядке? – просиял Верман, услышав это.
Сема думал. Камень лежал перед ним, похожий на осколок зеленого льда.
– А нет ли у нас совершенно случайно стирального порошка? – вдруг задумчиво спросил Сема и поглядел на Моню через лупу.
– М-м?
Тот вскинул брови.
– Или хорошего мыла, – продолжал Сема.
– Такого, знаете, старой закалки мыла. Есть?
– Неужели вы нашли надпись? – съязвил Верман.
– Моня, бросьте говорить и бегите за порошком, – невозмутимо посоветовал Дворкин.
– А то я не ручаюсь за ваш камень.
Верман немедленно испарился, и через пару секунд они услышали, как он отряжает Яшу в ближайший хозяйственный.
– Зачем вам порошок, Семен Львович? – спросила Майя.
– Не будете же вы стирать этот изумруд?
Дворкин лукаво посмотрел на нее и подмигнул:
– А почему бы и нет, уточка моя?
Майя слегка обиделась. Обычно ювелир отвечал на все ее вопросы, и ей даже казалось, что ему нравится обучать ее. Что ж, она не будет переспрашивать.
Майя мучилась с янтарным ожерельем, которое принесли на переделку. Работа была несложной, но у нее никак не получалось вставить один янтарь на свое место. Камушек «не расцветал», как говорил Сема. Она никак не могла понять, почему. Хотела спросить у Дворкина, но теперь, после его шутки, решила, что обойдется своими силами.
Примчался запыхавшийся Яша с пакетиком стирального порошка. Его рыжая шевелюра полыхала в лучах солнца.
– Для ручной стирки, дядя Сема! Подойдет?
– То, что надо, Яша.
Майя исподтишка следила за тем, что будет делать Дворкин. Моня стоял в дверях, сложив руки.
Сема взял чашку, развел в воде стиральный порошок и преспокойно опустил туда изумруд.
– Э-э! – встрепенулся Моня.
– Не экайте, Верман, – попросил Семен Львович.
– Вы мешаете эксперименту.
Майя, забыв об обиде, смотрела во все глаза.
Подождав несколько минут, Сема вытащил камень, положил на стол и направил на него свет. Еще несколько секунд прошло в сосредоточенном молчании. Майя и Моня замерли, открыв рты, а за Моней торчал и заглядывал через плечо Яша, забыв про свои обязанности.
– Картина маслом! – торжествующе провозгласил Сема и хлопнул ладонью по столу.
Изумруд подпрыгнул, и Моня подпрыгнул вслед за ним.
– Ты что?! – воскликнул он.
– Скажи по-человечески, что ты нашел?
– Я тебе и говорю по-человечески, в прямом смысле: картина маслом! Иди и посмотри.
Все четверо сгрудились над изумрудом. Майя взглянула на чашку с порошком:
– А что это за зеленые разводы?
– Масло, – рассмеялся Дворкин.
– Моня, можешь сказать своему клиенту, что он купил натуральную масленку.
Майя поднесла камень к глазам. Теперь она отчетливо видела внутри изумруда пузырьки воздуха и трещины.
– Хитрецы, – заметил Сема.
– Пропитали изумруд маслом с красителями, заполнили пустоты. Маскировка! Слыхал я про такой способ, но думал, что им уже сто лет никто не пользуется.
– Вы растворили масло! – догадалась Майя.
– Вот зачем порошок – вместо растворителя! Моня, вашего клиента надули.
Верман пожал плечами:
– Это разве надули? Эх, Марецкая, не знаешь ты, что такое надули…
Они с Семой переглянулись, и в глазах обоих мелькнуло мечтательное выражение.
– Дядя Моня, без ностальгических воспоминаний, пожалуйста, – попросил Яша.
– Мы все знаем, что по вас плачет уголовный кодекс.
Вопреки ожиданиям Майи, Моня не рассердился. Он лишь погрозил племяннику пальцем:
– Яков, Яков! Моня Верман – хитрый человек, но он не вор. Я помогаю обмануться тем, кто сам обманываться рад. И только!
Загадочно улыбнувшись, он забрал изумруд и ушел звонить клиенту.
– Даже не верится, сколько существует способов морочить покупателей, – задумчиво сказала Марецкая.
– А ведь этот изумруд наверняка стоил его владельцу приличную сумму.
– Это что… – протянул Сема.
– Ты знаешь, что в Китае какой-то местный китайский умелец изобрел способ заполнять трещины и пустоты? Причем таким образом, что обнаружить это практически невозможно! Нужен очень сложный анализ, который покажет, что бриллиант обрабатывался искусственно. Понимаешь, уточка, что это значит для ювелиров?
Майя понимала. В любом драгоценном камне есть включения – внутренние повреждения. Трещины, пузырьки воздуха, слоистость, черные точки… Десятки лет ювелиры пытаются найти способы избавиться от них. Чем чище камень – тем выше цена! Но способы эти либо дорогостоящие, либо граничат с обманом. Человек, который придумал бы, как за умеренную стоимость «очищать» драгоценные камни, обогатился бы. И обогатил тех, на кого работал.
– Постойте, Семен Львович! – спохватилась она.
– Но если бы это было правдой, к нам из Азии уже вовсю бы шли обработанные таким способом алмазы! А я пока не наблюдаю на рынке большого количества чистых бриллиантов.
– Так в том и дело, – вздохнул Сема.
– По слухам, отдельные группировки их китайской триады передрались между собой за право первыми внедрить этот способ в производство, и желтолицый изобретатель сбежал, унеся с собой секрет. Решил остаться бедным, но целым. И я его где-то понимаю. Но – ах, какую технологию потерял ювелирный мир!
Майя обдумала его историю.
– А мне кажется, что все это выдумки, – наконец сказала она.
– Извечная мечта ювелиров, воплощенная в сказке об умном человечке. Человечек один нашел то, над чем бьются целые лаборатории! Семен Львович, это тоска по настоящему герою, вот только герой не пришел-увидел-победил, а пришел, изобрел и убежал.
– Вовремя сбежать и оставить шкурку целой – это своего рода подвиг! – моментально отреагировал Дворкин.
– Может быть, ты и права. Легенда о святом Граале ювелирного дела… А что ни говори, было бы здорово найти его.