Только так и можно обмануть опытнейшего чародея.
Арбель отреагировал невероятно быстро, но всё же опоздал. Ему требовалось какое-то мгновение, может быть, даже ничтожная его доля, чтобы разорвать заклятье прохода – однако именно этой доли ему и не хватило.
Фесс ударил его в горло, ударил с оттягом, классическим тройным ударом – сперва кулаком, затем продолжающим движение локтём и, наконец, распрямляя руку – ребром ладони. Что было сил оттолкнулся ногами – и рыбкой нырнул в уже гаснущий овал выхода.
Это тоже входило в его план.
Войти именно в плоть гаснущего заклятья. В противном случае его ждали трое, а то и четверо адептов, готовых к бою, с обездвиживающими заклятьями наготове.
О том, что вместе с гаснущим заклятьем так же легко может погаснуть и он сам, Фесс запретил себе думать.
Агате и Кицуму далеко уйти не удалось. Трудно сказать почему, но следом за ними потянулись остальные, словно овцы за пастырем. Дану оглянулась – Эвелин, Нодлик, Еремей, Таньша, братцы-акробатцы, позади всех – несчастный, раздавленный Троша.
Кицум оглянулся, сквозь зубы пробормотал проклятье. Тучи уже совсем закрыли небо.
«Куда мы идём? – подумала Агата. – Куда и зачем? Ливень уже совсем рядом. Онфим скрылся… и теперь всё уже неважно».
Старик неожиданно замер, глядя куда-то вбок между искорёженных стволов. Мусорные деревья умолкали, невидимые для всех, кроме Агаты, зелёные, полные бешенства глаза закрывались; лес ждал Ливня. Однако Кицум смотрел не на деревья – на рыхлую земляную кучу, примерно в половину человеческого роста, вроде кротовой, только гораздо больше.
– Боги истинные, откуда они здесь? – услышала Агата. – Они ж никогда не забирались так далеко на север…
Старик тотчас же потянул за собой девушку.
– Быстрее! Может, ещё успеем! – и ринулся к фургону.
Остальные артисты проводили его пустыми взорами.
– Скорее, вы, все! – заорал клоун. – Разбираться потом будем, если выживем! Это нора тарлингов! Очень глубокая! По тоннелям можно добраться до Хвалина!
– По тоннелям тарлингов до Хвалина? – взвизгнула Эвелин. – Да они сожрут тебя, стоит только спуститься! Лучше уж здесь, под Ливнем!
– Твоё дело! – гаркнул Кицум. – А я хочу попробовать! Оружие бери, данка, припасы! И золото тоже… Глядишь, и выберемся…
Несмотря на спешку, Кицум собирался с предельной чёткостью. Он увешивался оружием с ловкостью бывалого воина. Агата еле поспевала за ним.
– Эй, я с вами! – взвыл Троша, бросаясь к ним. За Трошей ринулась Таньша, следом – братцы-акробатцы, а потом и Еремей с Нодликом. Жонглёр тащил за руку упирающуюся Эвелин.
В один миг расхватали оружие и припасы. Ещё быстрее – золото. Медь и серебро оставили лежать.
– За мной! – Кицум бежал к рыхлой куче. В руке у него уже был масляный фонарь, фонарь непростой и на особом масле. Онфим купил его в Остраге, и гореть он мог целых три дня. Флакон масла клоун сунул себе в карман. – Лезем! Надо уйти как можно дальше и глубже от Ливня!
– Никто ещё не спасся в ямах! – задыхаясь, крикнула Эвелин.
– У тебя есть другой вариант?! Тарлинги роют свои тоннели на целые лиги. И они очень глубокие. И наверняка выводят к старым подземельям Хвалина!
– Откуда ты знаешь?! – взвизгнула женщина.
– У эльфов и Дану они были сторожами! – рявкнул клоун. – Я думал, они давно ушли на юг… а оказывается, и нет! Лезьте скорее! Троша! Первым!
Простодушный силач не возражал. Схватив сунутый ему Кицумом топор, он очертя голову ринулся вниз. Все замерли; а потом снизу донёсся приглушённый голос:
– Прыгайте! Тут невысоко… только темно очень. Господин Кицум! Фонарь бы мне, а?
Уговаривать никого не пришлось. Даже Эвелин. Эта ринулась под землю первой, оттолкнув даже Кицума. Следом за ней вниз горохом посыпались остальные.
К свому стыду, Агата не знала, кто такие тарлинги. Родители никогда не рассказывали ей об этом, а книг уже оставалось слишком мало, когда она научилась читать.
Подземная нора оказалась низкой, душной и тёмной. Вправо и влево тянулся ход; Кицум сориентировался мигом.
– Нам туда. Эх, жаль, фонарь только один…
Уходя, они обрушили стены ведущей наверх отдушины.
– Хоть так прикроемся, – проронил клоун. Говорить под землёй отваживался он один. – Давайте, давайте, господа артисты, ходу! А то Ливень всем нам задницы-то подмочит…
Сгибаясь в три погибели, они двинулись следом за Кицумом.
Агате клоун велел держаться подле себя.
– Ты, данка, приготовь самострел. Как впереди что шевельнётся – стреляй. С тарлингами так – или ты их, или они тебя. Ох и злющие же твари!
– А что они, позволительно ли спросить, жрут в этих пещерах? – пропыхтел Еремей – заклинатель змей.
– О! У них под землёй целые плантации… – Агата видела, как лицо Кицума дёрнулось, словно старик вспомнил нечто ужасное. – Травки… всякие выращивают. Зверьё опять же откармливают теми травками…
– Это сколько ж травки надо! – не унимался Еремей.
– Ну и людишек, само собой, жрут, коли те им попадутся, – охотно пояснил Кицум.
Агата удивилась. Из того, что говорил старик, следовало, что под землёй существует чуть ли не целое государство этих самых тарлингов. Или – хотя бы их «муравейник». Но тогда и впрямь, где они берут столько еды? Чтобы прокопать такие туннели, нужна целая прорва работников. А тоннели – не чета ходам земляных муравьёв!
…Первой начала задыхаться Эвелин. Эта ухитрилась прибрать к рукам едва ли не половину всего брошенного господином Онфимом золота. Увешавшись с ног до головы оружием, Эвелин теперь только и могла, что стонать.
– Тихо ты! – сквозь зубы шипел на неё Кицум. – Тарлинги – они ж полуслепые, а вот слышат лучше, чем твоя кошка! Сползутся сюда и вмиг схарчат!
Однако Эвелин не унималась.
– Уф… ох… ух… давайте передохнём… Ну, Кицум, ну пожалуйста! Ну я тебе дам потом за это, если выберемся…
– Тоже мне удовольствие, – скривился клоун. – Вот что, Агата, если эта сучонка ещё раз пикнет – пристрели её, и вся недолга. Потому что если она своим писком сюда тарлингов созовёт… лучше б нам всем тогда под Ливнем остаться.
Как ни странно, угроза подействовала. Достаточно было Эвелин разок встретиться взглядом с Агатой.
– Как странно, – бормотал Кицум, ковыляя позади Дану. – Тоннель совсем свежий. А запаха нет и в помине. Странно…
…А потом Ливень накрыл их.
Сперва на виски надавила тупая боль, с каждым мигом пробираясь всё глубже и глубже под череп. Тонкий слой земной плоти внезапно обрёл прозрачность – для Агаты; она взглянула вверх…
Казалось, клубящиеся тучи ползут по самым кронам деревьев. Острые вершины, словно копья, нацелились в жирные брюха врагов; и тучи, корчась, словно от боли, изрыгнули наземь потоки ядовито-зелёной жижи. Она хлестала, точно кровь из ран. Плети её коснулись леса – и деревья тотчас начали корчиться, будто от боли. Ветви их задёргались, каждая пыталась, изогнувшись, спрятаться за другими, укрыться от жгучих капель…
Однако деревья, хоть и бились и дрожали, не горели и не таяли, как это случилось с фургоном. Всё, к чему прикасались человеческие руки, вспыхивало, растекаясь омерзительными гнило-зелёными лужицами. Одежда, утварь, сундуки, упряжь – всё. И тела лошадей горели тоже – ведь их запрягали, кормили, гладили те же проклятые руки хумансов.
Земля над головой Агаты потускнела. Мириады тончайших струек просачивались вниз, настойчиво отыскивая дорогу к ускользающим жертвам.
– Бежим! – шёпотом крикнула Дану. – Бежим, если… если это прольётся вниз…
Уточнять не пришлось.
Перемазанные в грязи, они почти что на четвереньках ползли по низкому тоннелю. Ливень усиливался, тучи уходили вперёд, словно рассчитывали поживиться где-то ещё. Деревья окончательно закрыли горящий под проливным дождём фургон.
Если бы тоннель не пошёл под уклон, артистов Онфима не спасло бы ничто. Однако тот круто повёл вглубь; пробираться стало легче.
Даже сквозь землю слышался бешеный свист ветра. Тучи мчались на запад быстрее самого резвого табуна; Агата вздрогнула первой, едва заслышав вплетшееся в этот свист далёкое завывание. Впрочем… о, нет! Совсем даже не далёкое!
Агата не задумывалась над внезапно обретённой способностью видеть сквозь землю. Тем более что внизу твердь оставалась непрозрачной, как и положено.
На дороге, среди гнущихся деревьев, среди хлещущих косых ливневых струй Агата увидела медленно движущуюся фигуру. Она шагала какими-то судорожными рывками, дёргаясь, словно ярмарочная марионетка – правда, очень большая марионетка. Два человеческих роста, голова в уродливом рогатом шлеме… проломленном с одной стороны… лицо… мешанина гнилого мяса и почерневших костей… глаза – мутные зелёные бельмы… гигантское тело – в ржавых, древних доспехах, местами пробитых и проломленных… на поясе чудовищных размеров меч-фламберт, тоже весь ржавый… а в правой руке – фонарь. Человеческий череп на позвоночном столбе, который пальцы монстра держат за кость, словно за рукоять; из пустых глазниц черепа льётся отравный зелёный свет, и там, куда падают взоры мёртвой головы, под Смертным Ливнем вспыхивает – и тотчас гаснет – земля.
Девушка-Дану замерла, оцепенела, даже не как птичка перед змеёй, нет, хуже, намного хуже – словно под заклятьем Радуги, гасящем и волю и разум. Спутники исчезли, исчез мир вокруг – осталось только это жуткое существо, бредущее под Ливнем, плоть от плоти Ливня, черпающее в смерти других силу и жизнь. Сами собой пришли слова – Хозяин Ливня, хозяин, собирающий страшную жатву.
Её толкнули в спину, потом ещё и ещё; с силой потянули вперёд – сама она идти не могла. Жуткий фонарь в руке Хозяина Ливня стал поворачиваться в их сторону; зелёные лучи насквозь пронзали деревья, стволы становились прозрачными; уродливый гигант в громадном рогатом шлеме повел носом, шумно втягивая воздух, и забормотал, вроде как про себя, но Агата почему-то слышала каждое слово: