– Тут, тут, тут… чую, чую, чую… выпью их, выпью… спрятались… под землю… не уйдут…
Голос странно гнусавил.
«Мама! Мамочка!» – Агата отчаянно зажмурилась и затрясла головой, словно надеясь отогнать кошмарное видение. «Nimo! Nimonni! Nati pamienni…»
Чудовище остановилось. Невдалеке от них. Казалось немыслимым, но оно, медлительное и неуклюжее, как-то вдруг, внезапно, оказывалось куда дальше, чем могло бы. И ещё – всё вокруг этого существа было пропитано смертью. Не злом, а именно смертью – отнимать жизнь было единственным смыслом существования этой твари. Средоточие, олицетворение всего, именовавшееся Смертным Ливнем. Откуда он взялся, откуда пришёл, почему Ливень не причиняет ему вреда? Чья жуткая магия вызвала к жизни этого монстра? – Агате раздумывать было некогда. Череп в руке гниющего гиганта опустился, и два зелёных ока глянули сквозь земную твердь прямо в душу девушки.
Это было как удар раскалённым железным прутом. Глазницы черепа замерцали; исполин фыркнул и удовлетворённо заухал.
– Нашёл… нашёл… – неслось сверху. Гулкий голос отзывался болью внутри головы. – Теперь выпью… выпью их всех…
Задвигалась, заклацала нижняя челюсть. Полусгнившие зубы скрипели, и даже в этом скрипе Агате чувствовались алчность и предвкушение.
И всё-таки полувсхлип-полумольба Агаты как будто бы помогли – ноги вновь стали повиноваться; глаза смогли наконец оторваться от кошмарного создания наверху.
Тоннель меж тем продолжал идти под уклон. И, похоже, присутствие монстра наверху чувствовала не только Дану – Кицум то и дело оглядывался, морщась, словно от сильной боли, и потирая виски.
А между тем мельчайшие струйки Ливня проникали всё глубже и глубже в землю, словно ощущая под ней лакомую добычу. Точно змеи, они скользили, находя дорогу, и, как бы ни спешили беглецы, сгущающийся Ливень был быстрее.
В небе стало совсем уже черно. Косматые клубы слились в одно сплошное мелькание, так что казалось – над лесом отчаянно бьются не на жизнь, а на смерть сказочные существа, и, когда одно из них гибнет, его зелёная кровь смешивается со струями отравленного Ливня, делая их ещё смертоноснее, хотя, казалось, куда уж больше?..
И – чувствовала в полубеспамятстве Агата – за дальними лесами и высокими, взметнувшимися к небесному куполу хребтами, где-то на самом краю света высится полуразрушенный замок, где даже ветер не дерзает нарушить мёртвый покой застоявшегося воздуха между чёрными зубцами острых, точно рыбья кость, башен. Где словно вытесанные из одного-единственного камня стены до сих пор не рассекла ни одна трещина; они частично разрушены, это правда, но разрушило их не время, а чья-то враждебная магия. Победители перебили защитников; однако слово мести прозвучало, и вот из небытия явился Хозяин Ливня…
Это было как мгновенное озарение, за которое пришлось заплатить вспышкой острой боли, пронзившей всё тело от затылка вниз по позвоночнику и до самых пяток. А потом земля вдруг утратила прозрачность. Навалились духота и тьма. И испуганный шёпот вокруг. Тоннель уходил всё глубже и глубже; правда, он никуда не сворачивал, он вёл прямо к Хвалину, но неужели они сумеют достичь безопасного места, ни разу не высунувшись на поверхность? Пусть даже этот ход окончится в какой-то из городских катакомб; сумеют ли они выбраться наружу из бесконечного лабиринта?..
Правда, это всё равно лучше, чем умирать под жгучими струями.
Всё это Кицум шёпотом объяснял спутникам.
Они бежали, бежали и бежали.
А существо в рогатом шлеме молча и неотступно преследовало их, не отставая ни на шаг.
Рано или поздно эта погоня должна была окончиться.
Эта ночь запомнилась им надолго. Позади, на островке, остался располосованный труп со сломанным заклятьем; впереди, время от времени оглашая тьму болот истошным воем, пряталось неведомое создание, убившее священника. И наверняка совсем рядом, в холодной коричневой жиже болот, прятались другие твари – не столь необычные, но не менее опасные.
Сидри шагал первым. Он один мог отыскать дорогу – почти в полном мраке, по лишь ему ведомым признакам. Тропа оказалась удачной, в меру широкой, достаточно твёрдой и неглубокой – лошадям по колено.
Пару раз, привлечённые запахом, к ним подступали обитатели трясин. Какие-то многоножки, вооружённые высоко взнесёнными клешнями. Приходилось браться за мечи.
Клинок в руке Кан-Торога взлетел и рухнул лишь дважды. С такой быстротой, что человеческий глаз не различил бы ничего, кроме короткого взблеска. Два чудища бесформенными грудами остались валяться на краю тропы.
Это была привычная работа. Та, ради которой их и нанял Каменный Престол. Вольный и Тави убивали походя, годами отточенным чутьём тотчас определяя, куда и как ударить, чтобы не потребовалось поднимать меч вторично.
Многоножки угомонились, потеряв шестерых товарок. Уцелевшие сочли за лучшее закусить погибшими сородичами. Сидри едва не вывернуло наизнанку, когда из-за спины донеслось алчное чавканье пирующих чудищ, перемежающееся короткими истошными взвизгами.
– Ты кого-то не добила, – неодобрительно заметил Кан. – Скверный удар, Тави. Надо больше упражняться, сестра. Испортишь бездельем руку!
Тави в ответ показала ему язык; впрочем, Кан притворился, что плохо видит в темноте.
А так ночь прошла без особых происшествий. Многоножек сменили громадные безногие черви, непонятно что жрущие в этом болоте – едва ли тропа могла служить надёжным источником добычи.
Тави шагала, радуясь и ночи, и мраку, и тревожному, зловещему шороху в недальних зарослях; да что там шороху – она радовалась и отвратительным мордам болотных тварей, с тупым упорством пытавшихся дотянуться до лакомой и редкой поживы, нежного мяса двуногих. Она рубила и убивала с наслаждением. Потому что схватка помогала хотя бы на время забыть и о погоне, и о Ливне. Она не могла объяснить, не понимала, что происходит, но Ливень надвигался куда быстрее, чем было положено. Такого не случалось никогда. Девушка ощущала близость тёмного фронта словно чьё-то тяжкое, зловонное дыхание. Тучи исторгали из себя смерть – и сами пахли смертью. За последний день этот запах очень усилился. Если дело так пойдёт дальше, они могут не успеть. Ливень застигнет их в болотах.
Когда забрезжил осенний рассвет, унылый и неуверенный, Сидри вознамерился было остановиться на привал. В сплошной и непроходимой топи гномья тропа точно вывела на небольшой сухой островок, покрытый густым ракитником.
– Уф!.. А и натерпелся ж я страху! – откровенно признался гном. Достал из-за пояса топор и, что-то недовольно бормоча себе под нос, принялся счищать с железа засохшую бурую слизь.
Ночью он зарубил не то четыре, не то пять чудищ.
– Отдых отменяется, – жёстко сказала Тави. – Идём дальше.
Гном выпучил глаза.
– Ты что?! Я, например, никуда не пойду. Ноги подкашиваются!
– А ты во-он туда посмотри, – посоветовала девушка.
Гном посмотрел. Приглушённо ахнул и схватился за голову. А потом вскочил и ринулся вперёд, словно за ним гнались все маги Радуги скопом.
И вновь болото. Пузырятся бездонные чёрные бучила; тропа виляет между густыми барьерами квата, высокого болотного тростника.
– Тави, ты чувствуешь погоню? – Кан-Торог смотрел тревожно, не отпуская рукоять меча. А уж если Вольный не отпускает рукоять…
Девушка на миг зажмурилась.
– Нет, Кан. Они… похоже, они повернули назад… – Она прижала указательные пальцы к вискам. – Поставили завесу… мне не пробиться. Но на болотах их точно нет. Правда… да нет, чепуха, ерунда просто.
– Ты о чём? – насторожился ещё больше воин.
– Пустяки. Не обращай внимания, – отрезала Тави.
Её спутник пожал плечами и не стал расспрашивать.
Двое в перепачканных грязью алых плащах стояли над дёргающимся распятым трупом.
– Так, значит, как они пошли?.. – спросил один, высоко поднимая жертвенный обсидиановый нож.
Труп затрясся. Второй волшебник ударом ноги вогнал начавший вылезать колышек поглубже.
– Хорош, хорош, – заметил он. – Из Белых Ряс всегда получаются отличные зомби, я всегда говорил…
Повинуясь заклятью, мертвец заговорил. Очевидно, эта пара чародеев обладала куда большими силами, чем девчонка Тави; их приказам труп повиновался.
Выслушав, маги переглянулись.
– Командор был прав, – негромко сказал тот, что вбил колышек. – Они идут…
– Куда нам и нужно, – подхватил второй. – Ну что ж, значит, надо успеть в горы до Ливня…
– А что с этим делать?
– С этим? – волшебник усмехнулся. – А вот что…
И сделал.
Наверное, пережив два покушения за одни сутки, другой бы забился в самую глубь цитадели, окружил себя до зубов вооружённой стражей и не высовывал бы носа из-за надёжных стен. Император к таковым не относился.
Послания от Патриархов не было. Собственно говоря, это могло значить всё, что угодно – что воин Лиги схвачен, например. Или ранен. Или что ему просто никак не подобраться к цели. К цели, которую не знал сам Император. Её не знал и Патриарх Хеон. Ценой огоромных усилий Лига узнала лишь, что в Хвалине вот-вот должно произойти нечто очень, очень важное и что туда послан особо доверенный адепт Арка, Илмет, выкормыш самого Командора Деврана. «Это невероятный шанс, – хриплым шёпотом говорил Хеон, поминутно косясь на плотно занавешенные окна. – Это удача, которая выпадает раз в сто лет. Мы знаем адепта, знаем его имя; знаем, что дело – архиважное. Такое упускать нельзя. Я пошлю лучшего из лучших, мой Император… если мои расходы будут компенсированы казной».
Император тогда не колебался. Впервые Лига сама напрашивалась взяться за дело против Радуги. Прошлый раз они вернули аванс. Бесцветный Нерг оказался не по зубам. Патриарх Хеон, казалось, готов был рискнуть.
«Если он меня обманул и вообще никого не послал в Хвалин…» – подумал Император. Ещё никогда, ни разу не случалось, чтобы Лига мухлевала с заказами; но кто знает, кто на что способен, если припрёт к стенке? А Лига постоянно казалась прижатой к стенке. Ползли слухи, что Радуга вот-вот расправится с непокорным Орденом ночных воинов, и кто знает подробности тайной войны, что велась между Лигой и Орденами?.. У Патриарха Хеона и в самом деле могло не оказаться иного выхода. Впрочем, его бы это не спасло. Император знал – его Вольные в силах справиться и с лучшими бойцами Лиги. Потому что те были всего лишь людьми, не больше.