Пальцы Тави с невообразимой быстротой выхватывали из чёрной кожаной сумочки-кисета какие-то засохшие корешки, крошечные косточки, разноцветные камешки, кусочки серебра, бронзы и меди; с ловкостью заправского жонглёра она выкладывала их в некоем одной ей ведомом порядке.
– Тави! – Кан-Торог рубил и рубил. Схватка была бескровной и больше походила на бойню; но чёрных пятен темноты наползало уж слишком много. – Сидри! Где ты там?!
Гном не ответил; и в ту же секунду Тави нанесла наконец свой удар.
Выложенный ей узор внезапно засветился изнутри. Разрывая мрак, к высокому куполу зала взметнулась ослепительно-белая нить живого огня. Там, где она сшиблась со стальным мерцанием, во все стороны брызнули яркие снопы брызг. Пронесся сотрясший древние своды рык, огонь вцепился во что-то скрытое темнотой, мрак поспешно отступал, пламя разгоралось всё ярче, жалкие обрывки тьмы ползли назад, к открывшимся дырам ходов в противоположной стене громадного, девственно пустого зала.
– Кан! – едва успела вскрикнуть девушка.
Горящий мрак низринулся вниз. Смутно мелькнули очертания громадного тела, чем-то напоминавшего драконье; сотканная из темноты плоть пылала, чёрные кости распадались золой, однако существо не умело отступать. Заклятье Тави опоздало. Масса огня и мрака, сцепившихся в дикой схватке, словно бешеные псы, врезалась в Кан-Торога, легко, точно пушинку, отшвырнув Вольного к стене. Тави успела бросить послушное тело в другую сторону; внутри разливалось привычное тепло Силы, как будто охвативший девушку гнев помог разбить невидимые оковы.
Она ударила. Плетью ветвящихся молний, которыми умела при надобности в пыль дробить камни.
Горящий мрак взревел. Из темноты вынеслось нечто бесформенное, вынеслось с такой быстротой, что Тави не успела ни защититься, ни отскочить, ни воздвигнуть магический щит.
Её сшибло с ног, в левом боку вспыхнула обжигающая боль. Она почувствовала кровь; и, понимая, что второго удара ей не пережить, сама бросилась в атаку.
Заклятье сложилось само, от урагана покорной ей мощи захватывало дух, камни стен оживали, складываясь в подобие громадного молота, что со всей силы опустился на спину неведомой горящей твари.
От истошного вопля Тави на миг оглохла. Под ногами тяжело содрогнулся пол. Вызванная её волей лавина погребла под собой нападавшую бестию, яростный огонь потухал, зал стремительно тонул в темноте, но уже привычной, знакомой.
Вся дрожа, Тави поднялась с колен. По спине и бокам тёк холодный пот, девушка дрожала, отдав для этого удара все силы без остатка.
– Кан… – голос изменил ей, гортань отказывалась произносить звуки. Среди камней ещё скользили последние затухавшие струйки огня. – Кан, ты жив?
– Очень, очень впечатляет, – насмешливо произнёс голос из темноты. – Ну а что ты станешь делать теперь, ты, волшебница без магии, против всей силы Гор – и против моей силы?
Голос казался человеческим.
«Радуга?!» – обожгла на миг паническая мысль.
– Нет, не Радуга, – произнёс тот же насмешливый голос. – Всего лишь я.
– Козлоногий! – вырвалось у Тави при виде вышедшего навстречу ей существа. На левой руке у него красовалась белая латная перчатка. – Кто ты?
– Некто не по твоим зубам, – последовал ответ. – Спасибо Сидри, он честно выполнил договор. Правда, и ты тоже немало постаралась.
– Сидри?.. Договор?.. – пролепетала Тави.
– Конечно. Я догадываюсь, за чем пришел сюда этот мошенник. Вы открыли ему путь, приняв на себя удар Тёмного Стража, а пока вы сражались, гном преспокойно спустился ниже. И сделал всё, что было нужно, зачем его послал сюда Каменный Престол.
– Кто ты? – простонала волшебница.
– Тебе этого знать не обязательно, маленькая магичка. Какая разница, если ты всё равно умрёшь через несколько мгновений? Здесь теперь моё царство. Увы, я ещё не успел укрепиться тут как следует, поэтому вы и проникли так глубоко. Мне жаль Кана, он храбро сражался. Удержать моих Тёмных Псов сумел бы далеко не всякий мечник. Он – сумел, дал тебе время сплести заклинание… А вот это ты зря!
Метательный нож сухо щёлкнул о вскинутую латную рукавицу, щёлкнул так, словно сделана она была не из металла, а из кости.
– Со мной такие штуки не пройдут, – глумливо сообщил козлоногий. – Да, да, знаю, что ты сейчас думаешь – мол, пусть болтает, пусть тешится, а я пока… Так обычно побеждают герои в сказках, когда их враг пускается в блаженные разглагольствования. Но у нас так не выйдет, слишком уж неравны силы. Ты ранена, ты истекаешь кровью. Совсем скоро ты станешь моей.
Тави содрогнулась.
– Смерть от потери крови – лёгкая смерть, – невозмутимо сообщил козлоногий. – Потом я тебя оживлю. Будешь у меня стражницей. Да и позабавиться с тобой будет очень даже приятно! Как бы ты не зыркала на меня, красавица, сделать всё равно ничего не сможешь. Сейчас я расширю тебе рану, чтобы…
– Ты не сделаешь этого, тварь! – произнёс сильный мужской голос. Козлоногий внезапно вздрогнул и скорчился так, словно его хлестнули кнутом.
– Ты не смеешь! Не смеешь, Заточенный! Это против воли Заточившего тебя!
– Мне всё равно. – Стены дрожали, такая мощь чувствовалась в этом голосе. – Эта девочка тебе не достанется. Мне всё равно, кто ты, из каких бездн поднялся и откуда знаешь, кто я такой. Но её ты не получишь! Вот тебе – кое-что взамен!
Козлоногий взвыл, завертелся волчком; со всех сторон на него ринулась его же собственная темнота. Белая латная рукавица отбила, дробя в чёрную пыль, несколько самых отважных Псов; однако со всех сторон надвигались всё новые и новые.
– Она моя! – бешено крикнул козлоногий. – Она моя, она занималась некромантией, она убила священника второй смертью!..
– Может быть. Но пока её час не пробил, ты её не получишь!.. Беги же, Тави, беги прочь! – грянул тот же голос. – Беги, он сильнее, чем я думал, беги!..
Она повиновалась, слепо ринувшись в черноту.
– Я всё-таки дошёл, – выдохнул Сидри. – Дошёл, Rabbaar Drobdt! Я всё-таки дошёл… – Он твердил это, словно заклинание.
Крошечная каморка, низкая даже для него, гнома. Семь секретных дверей, тайны которых он не мог выдать Вольным никогда и ни при каких обстоятельствах – тоже позади. Лабиринт и ловушки – пройдены. Он у цели.
Впереди мягким светом горела исполинская друза горного хрусталя – в половину человеческого роста, лишь немногим ниже самого Сидри. Светилась она сама по себе, без всякой магии.
А в самом сердце этой друзы…
– Draugnir, – молитвенно прошептал гном.
В сердце друзы дремал длинный, почти что по человеческим меркам сделанный, совершенно прозрачный меч, вырезанный как будто из одного-единственного кристалла.
Драгнир. Алмазный Меч народа гномов.
Сидри опустился на колени и забормотал заклинание.
Воля Престола исполнена. Жаль спутников, Кана и Тави, но воля Престола чётка и недвусмысленна – никто не должен лицезреть Драгнир. И никто, кроме Сидри, не должен вернуться из Бездны. Колдовство в Хвалине вполне убедило гнома, что Тёмного Стража его спутникам миновать не удастся.
План исполнялся чётко и почти без сбоев. Вот только крысы… Они гнома слегка тревожили. Но что значит его жизнь рядом с освобождённым Драгниром? Меч сам найдет теперь дорогу. Сидри лишь останется выполнять его приказы.
Алмазный Меч осторожно лег в бережные руки гнома.
– А теперь – домой, – прошептал Сидри.
За его спиной медленно угасала опустевшая друза.
– Значит, тут я и живу, – Сильвия забралась с ногами в громадное роскошное кресло алого бархата. – Нравится? Ты, наверное, такого и у своих Дану не видывала.
Агата не ответила. Да, не видывала, хумансовая девчонка права. Да и где ей было видеть, ведь она родилась на походном возке, когда армии Дану шли на юго-запад, кичливо намереваясь покончить одним ударом с протянувшей лапу за вековые границы Империей.
И были разбиты. Стрелы отскакивали от кованых лат, тяжёлых, давящих, только и позволявших дошагать до строя лучников под ливнем длинных стрел, но зато уж позволявших это хорошо. Едва ли пара десятков воинов пали, пока они, искрошив палисад и рогатки, добрались до линии стрелков… А потом подоспели конники, лёгкая пехота и началась резня. До сих пор Агата не могла взять в толк – каким образом родителям удалось выжить и вытащить из окружённого лагеря её, свою совсем ещё крошечную дочь.
Агата мало видела знаменитых дворцов и арчатых пирамид. Походные, на скорую руку выплетенные в древесных кронах домики, чтобы только укрыться от непогоды. Что же до хумансовых лесов, то разве там может жить истинный Дану?
А в лаборатории у заносчивой девчонки Сильвии и впрямь оказалось уютно. Как и её дед, она, похоже, жила здесь же. Только вот роскоши тут было куда больше. Мягких ковров, гобеленов, резной мебели и зеркал. Золотые и серебряные инкрустации, чёрное и розовое дерево, дивные панели из окаменевшей смолы – янтаря и много иного. Впрочем, с соблюдением меры. Роскошь не стала кричащей.
– Иди сюда. Сядь рядом. Голодна? Сейчас принесут поесть. Раз уж ты на службе Арка, мы должны тебя кормить и ублажать, – она захихикала. – Терпеть не могу ничего делать на пустой желудок.
Теперь она казалась совершенно иной, чем совсем недавно, в пыточной. Казалось, перед Агатой её добрая подружка, с которой самое время посплетничать или поговорить об этом самом… о стыдном. Опуская глаза и смущённо подхихикивая.
– Расскажешь мне про себя, Сеамни?
– Зови меня, пожалуйста, Агатой, – глухо попросила девушка.
– Надо же! – удивилась Сильвия, спуская ноги на пол. – Какие мы гордые! Не смеет низкорождённая хуманка трепать нечистым языком своим настоящее имя истинной Дану! Так, что ли? Ладно, мне-то, в сущности, всё равно. Ну а есть-то будешь?
Отказываться было глупо, соглашаться – противно.
– Нет.
– Уважаю, – легко рассмеялась Сильвия. – Думаю, дело у нас с тобой пойдёт. Ладно, тогда посиди здесь, подожди, пока презренная хуманка, рабыня своей плоти, не заморит червячка.