«Нет, они положительно выродки и чудовища, – мелькнуло у Агаты в голове. – Надо было вздёрнуть меня и распять за убийство внучки, а он… Нет, хумансы должны исчезнуть. Навсегда, как ночной кошмар. Мы вырастим новые леса. Мы разрушим старые города. Мы вернёмся в деревянные дворцы…»
– Всё это может случиться, – негромко сказал волшебник. – Пути Силы неисповедимы. Судьба может обернуться против нас.
– И ты так спокоен? – вспыхнула Агата. Маг легко прочёл её мысли… слишком легко.
– Конечно. Маг есть всего лишь вечный странник на великих звёздных путях. Жизнь и смерть для истинного мага – ничто, пустой звук. Гибели боятся только недоучки. – Он гордо вскинул голову. – Итак, Сеамни, ты готова?
– А разве у меня есть выход?
– Ты права, выхода у тебя нет. Так… теперь выпрямись. Подними голову… голову подними, я кому говорю! Смотри мне в глаза… не моргай… не моргай… не моргай…
Глава семнадцатая
Из тёмного небытия его вынесло мягкой волной заклятья. Целительного, нежно подхватывавшего, отгонявшего злой мрак забвенья. Глаза открылись.
Потолок. Высокий фигурный потолок, пересечённый коричневыми балками морёного дуба, испещрёнными прихотливой резьбой. Потолок парадного зала в их старом доме. Его и тётушки Аглаи.
– Очнулся, шельмец, забодай тебя корова, – над ним появилось лицо. Женское, уже не слишком молодое – по людским меркам лет тридцать пять, у глаз – сеточка морщин. Клара Хюммель терпеть не могла рядиться в молоденьких. Особенно когде тебе за триста, ты куришь трубку, носишь мужские сапоги и лосины, вечно таскаешь на поясе длинный полутораручный меч, которым, кстати, пользуешься с невероятной ловкостью. В опасных ситуациях – а их насчитывалось едва ли не больше, чем волос на голове – она привыкла полагаться на сталь, а не на магию.
И, надо сказать, пережила многих, кто придерживался противоположных взглядов.
– Великие силы, Клара… – А, вот и тётушка… – Клара, он будет жить?! – Бедная ты моя. Голос от слёз так и дрожит.
– Не болтай глупости, Аля. Разве этого здоровяка так просто положишь! Вот увидишь, через неделю по девкам бегать будет, как новенький.
– Клара! – ужасается целомудренная тётушка. Ужасается, несмотря на то, что с Кларой они подруги уже лет эдак двести девяносто пять или около того. В общем, с самого детства.
– Не охай, Алька. Принеси лучше из моей сумки такой синий флакон, там ещё орел на пробке. Да, пожалуйста, я сейчас ещё пару заклятий наложу… А теперь слушай сюда, мальчишка, – дверь за тётушкой Аглаей закрывается и голос Клары Хюммель тотчас меняется. – Слушай, болван неотёсанный, если ты ещё раз напугаешь мне Алю, я… я сама тебе яйца отрежу. Понял?! Ты на себя посмотри, посмотри, пока я заклятье держу!
Фесс скосил глаза.
Всё левое плечо являло сейчас настоящий перепутанный клубок по меньшей мере полусотни наложенных заклятий. Клара сделала их на краткий срок видимыми.
– Не на чары смотри, на себя! – прикрикнула старая волшебница. – Смотри, смотри! Это ж надо быть таким тупицей, подвернуться под эдакую дрянь! У тебя шло стремительное гнойное расплавление и тканей, и костей, мне с трудом удалось спасти локтевой сустав и ключицу. От бицепсов твоих ничего не осталось… не осталось бы, не впрысни я восстанавливающего волокна эликсира. Не пропадёт твоя хвалёная реакция, не пропадёт… И ещё моли не знаю уж кого, что эта дрянь, которой в тебя выпалили, не дошла до сердца. Тогда бы и я не помогла. Во имя неба, что там случилось? Не ко времени ввалился в спальню к этой, как её? Сежес?.. Ладно, молчи, потом расскажешь. Когда Райна притащила меня к тебе, я думала – всё. У тебя вместо левого плеча был во-от такенный чёрный комок, словно прилепившийся спрут. Чёрная корка, а под ней – гной и плавающие в нём кости. Не морщись! Слушай! Вот до чего себя довёл! А всё почему – связался, как мальчишка, с этими Серыми… Нет, я понимаю, Сежес, конечно, стерва, каких мало, стерва, нимфоманка и мазохистка… временами ещё и садистка, если не врали… но драться с ней, подумай, Кэр, зачем?! Кроме тебя, у Али никого нет… А ты всё никак не озаботишься подарить ей внука. Или внучку. А лучше – и того, и другую вместе. Мрак и тьма, на сей раз ты от меня не уйдёшь. Клянусь Кровью Дану, я тебя женю, даже если для этого мне придётся привязать тебя к кровати и дать невесте изнасиловать тебя в брачную ночь, – она хрипло рассмеялась. – Ну всё, шутки в сторону. Аля возвращается. – Клара потрепала Фесса по голове. – Будь умницей, не огорчай её, ешь всё, что она приготовит. И поправляйся. Я завтра ещё зайду. Динтру тоже пришлю, пусть старик на тебя поглядит, не вредно. Ну, бывай!
Сухие, обветренные губы мимолётно шаркнули Фесса по лбу.
– Клара! Не нашла я этого флакона, всю сумку перерыла! – плачущим голосом простонала вернувшаяся тётушка Аглая.
– Вот, видишь, я уже в дверях? Дома забыла. Надо вернуться. Да, попозже ещё Динтра придёт…
– Динтра? – у тётушки Аглаи такой голос, словно ей сообщили о вынесенном смертном приговоре, который вот-вот приведут в исполнение. – Зачем… Динтру? Ты же говорила… Значит, это опасно? Клара, Клара, не скрывай от меня, скажи всю правду, сколь бы тяжела она ни оказалась…
Тётушка у меня всегда питала слабость к сентиментальной любовной литературе, вяло подумал Фесс, слушая её излияния.
– Аля! – рявкнула Клара Хюммель примерно тем же голосом, которым она отдавала приказы на поля боя своему неадру, ближней дружине. – Прекрати истерику, слишишь? Динтра займётся внешним видом мальчишки. Не могу же я подсовывать кузинам урода со следами ожогов третьей степени!
– Ох, ох, не обманывай меня, Клара…
– Ну, пока. Я завтра ещё заскочу. – Хюммель чмокнула тетушку Аглаю в щёку. Хлопнула входная дверь.
«Я дома, – думал Фесс, неотрывно глядя в потолок. – Меня притащили сюда, бесчувственного, и положили на здоровенный кожаный диван в большой зале, потому что мои комнаты, наверное, опять завалены всяким хламом. Тётушка прекрасная хозяйка, но вот только вещи имеют у неё свойство скапливаться в самых неожиданных местах. Например, в пустующих комнатах. Это называется «у меня до туда никак руки не дойдут…». Бедная, бедная тётушка. Магических способностей бабки она совершенно не унаследовала. Так, самый минимум, чтобы не выглядеть в свои триста как… ну, понятно, как может выглядеть женщина в таком возрасте. А до остального руки действительно «не доходят».
Я дома, а в это время в Мельине…»
Мысль прорвалась сквозь поставленную Кларой завесу. Точно раскалённая игла вонзилась в мозг, заставила слепо подброситься на постели.
«Я тут, а в это время Мельин уже, наверное, горит со всех четырёх концов. Император схватился с Радугой, и теперь игра пойдёт по-крупному. Маги церемониться не станут».
Патриарх Хеон конечно же уже повёл на улицы свою Серую гвардию – штурмовать башни и драться на баррикадах. Небо, как давно он готовился к этому дню!.. И вот – день настал, а его, Фесса, рядом нет. Нет, несмотря на принесённую присягу.
Он застонал, впиваясь зубами в угол подушки, забыв о слабых нервах тётушки.
– Кэрли, голубчик, что с тобой?!
– Н-ничего, тётя. Это… не от раны. От… несделанного дела.
– Какое ещё дело, простите меня, силы великие?! Итак тебя еле живого дотащили! Лежи, лежи, не скачи, горе ты моё… Ну не к Архимагу же мне идти, угомона на тебя искать! – расстроилась тётушка.
– К Архимагу Игнациусу – не надо, – Фесс откинулся на спинку дивана. – К чему… мне и так с места не двинуться.
– И очень хорошо! – сердито заявила тётушка. – Наконец-то отлежишься. В себя придёшь. Может, за ум наконец возьмёшься. А может, даже и женишься наконец. Сколько можно, Кэрли? Клара недавно такую девочку в свет вывела…
– Тётя, тётя, как же ты станешь делить меня с какой-то там смазливой вертихвосткой? – Фесс сделал не слишком удачную попытку рассмеяться. При малейшем напряжении всё внутри отозвалось огненной болью. – Ты ж с ума сойдёшь от ревности!
– Небось не сойду, – невозмутимо парировала тётя. – Уж я-то знаю, как невест племянникам выбирать. Небось гордячку да белоручку не возьмём.
– А если я в неё без памяти влюблюсь? В гордячку и белоручку?
– Вместе с Кларой перевоспитаем! – тётя решительно пристукнула кулачком. Отчего-то она считала себя большой докой в матримониальных делах и потому всегда с такой охотой говорила на эти темы. Здесь, как говорится, она чувствовала под собой прочный фундамент.
– Кого перевоспитаем-то? – не выдержал Фесс. – Меня или её?
– Обоих! – решительно отрезала тётушка.
Улицы Мельина вскипели.
Из казарм лилась железная волна имперских латников – три полных когорты, двадцать четыре сотни мечей. Бежали легаты; седоусые центурионы, давно сросшиеся с панцирями, словно раки, строили манипулы. Неважно, кто враг, быть уличному бою, и ветераны сами знали, что им делать.
Орденские миссии остались позади, разорённые и горящие. Добротные дома возведены были из тёсаного камня, даже перекрытия – длинные каменные балки, укреплённые особыми заклятьями. Огню не за что было уцепиться, стенные обивки, гобелены, мебель горели весело и ярко, но, не найдя дорогу дальше, пламя быстро опадало, начиная чадить. Несколько поотставших латников сунулись было внутрь, лишь для того, чтобы с разочарованными физиономиями выйти обратно.
Ни золота, ни серебра, ни каменьев! Где ж они, знаменитые богатства Радуги, до которых, как понадеялись горячие головы, теперь удастся добраться?..
Три охранных когорты шли на удивление бодро. Что, разом исчез вековой страх перед волшебниками? Или команда центуриона обладала не меньшей магической силой, чем испепеляющее огненное заклятье кого-то из Верховных магов?..
Посреди строя, рядом с привычно колышущимися недлинными плюмажами шлемов, Император постепенно начал приходить в себя. Самое страшное позади. Он перешёл границу. Теперь осталось только сражаться, и да улыбнётся ему удача!.. А если из Чёрного Города поможет Хеон…