Выстроенные живым квадратом рослые копейщики сражались без щитов, но сквозь их пики невозможно было прорваться. Вражеские алебарды легко проламывали шлемы, раскалывали щиты и пробивали доспехи тяжеловооружённых латников. А плотное глубокое построение и слаженные действия варваров позволяли им успешно противостоять даже превосходящим силам. Юркие же и подвижные кочевники, отчаянно рубившиеся на флангах, не давали совершить обходной манёвр и взять копейщиков в кольцо.
Продвижение монолитного ханьского строя замедлилось, а вскоре застопорилось вовсе. Строй прогнулся, встал… Это было плохо, очень плохо. В любой момент к вражеским отрядам, дерущимся под Стеной, могла подойти подмога. Тогда вылазка утратит всякий смысл.
Однако и отводить войска обратно за Стену рано. Ещё есть возможность оттеснить врага и уничтожить подтащенные к Стене лестницы. И ещё не использованы все средства…
Чжао-цзы оглянулся назад. Его тяжёлая кавалерия ждала знака. Люди, закованные в чешуйчатую броню, сидели в сёдлах неподвижными истуканами. Кони в стальных налобниках с опущенными шорами, в защитных нагрудниках и в попонах, обшитых металлическими пластинами, нетерпеливо переминались с ноги на ногу.
Ну что ж, пора…
Конница всё равно не предназначена для обороны крепостей. Её следует грамотно использовать в поле. И вот он, самый подходящий момент для кавалерийской атаки.
Чжао-цзы поднял руку.
Сигнальщики ударили в барабаны.
— К Стене! — проревели с сёдел командиры конных отрядов. — В Стену!
Сотники призывно взмахнули секирами кван-до — оружием требующим искусного обращения, но в умелых руках страшного и неотразимого, способного наносить рубящие, колющие, режущие и вспарывающие раны.
Блеснули на солнце вырванные из ножен изогнутые сабли-дао. Колыхнулись шёлковые бунчуки на копьях. Качнулись крюкастые гэ.
Всадники ударили пятками в конские бока. Лошади, всхрапнув, сорвались с места. Глухие шоры не позволяли животным видеть, куда они скачут, а значи каменной кладки на пути не устрашит их и не остановит. Лошади сейчас полностью доверились жёстким поводьям и воле наездников.
Первый ряд, взяв с места в карьер, влетел в Стену неподалёку от башни, с которой наблюдал за сражением Чжао-цзы.
Впрочем, неважно, где конница войдёт в Стену. Выйдет она всё равно там, где сочтёт нужным Чжао-цзы.
Он решил выпустить конницу с левого фланга.
Откуда-то из-за Стены донеслась дробь ханьских барабанов. И ситуация на поле боя резко изменилась.
Вражеская конница появилась внезапно. Вырвавшись в галопе из Стены, откуда-то справа, она обогнула свои и чужие пехотные порядки, а затем ударила во фланг и тыл штурмующим. Опрокинула разрозненные группки латинян. Спешенные татары, попавшие под неожиданный натиск, тоже не смогли противостоять тяжёлой кавалерии ханьцев. Правый фланг штурмующих был смят в считанные минуты.
Бельгутай увёл из-под удара немногих уцелевших нукеров и лучников. Кочевники прижались к плотному квадрату западных горцев и, просочившись между их пик и алебард, заняли оборону по краю союзнического строя. Ханьские всадники, вооружённые копьями, саблями и длинными двуручными секирами, навалились следом. Обошли, окружили…
Бельгутай приготовился умирать. Конница, атакующая пехоту с фланга и тыла, сметает её всегда. А отважные горцы уже никак не успевали развернуть весь свой строй. Но…
Но, как оказалось, весь и не требовалось.
В глубине живого квадрата громыхнули сигнальные барабаны, прогудели боевые рога, прозвучали короткие отрывистые команды. Воины, стоявшие на флангах и в задних рядах повернулись лицом к противнику. Преобразившийся строй теперь щетинился пиками и алебардами во все стороны. Пикинёры из внешних шеренг пригнулись и упёрли древка в землю. Над их плечами опустился к врагу второй ряд пик, за ними — третий. Поднялись алебарды…
У квадратного построения больше не было ни уязвимого тыла, ни неповоротливых флангов. Теперь повсюду был фронт.
Только вражеские всадники поняли это слишком поздно. Ханьская конница с разгону налетела на густой частокол.
Крик, ржание, треск… Ханьцы из первых рядов, чьи кони были остановлены на полном скаку, кувыркнулись в воздухе и рухнули вглубь пешего строя, где их зарубили и закололи, не дав подняться.
Вторая волна тоже не смогла прорваться. Выбитые из сёдел наездники падали под копыта обезумевших животных с зашоренными глазами. Вставали на дыбы и валились наземь пронзённые пиками кони. Замелькали алебарды, добивая раненных и оглушённых ханьцев. Бельгутай заплясал среди копошащихся тел и бьющихся в агонии лошадиных туш, заработал саблей…
Р-р-раз! Надвое развалился чешуйчатый назатыльник ханьского шлема и изогнутое лезвие разрубило шейные позвонки.
Дв-в-ва! Отлетела в сторону рука, сжимавшая длинное древко двуручной секиры.
Тр-р-ри! Сабля рассекла наплечник поднимающегося с земли ханьца. Вражеский воин упал, чтобы больше уже не встать.
Конница отпрянула. Всадники заметались вокруг неприступного строя, как лисица мечется вокруг ежа, растопырившего иглы. На помощь кавалерии снова двинулась ханьская пехота.
Живой квадрат зажимали со всех сторон.
Глава 7
Тимофей покосился на князя. Тот всё выписывал в воздухе колдовские знаки и бормотал заклинания: единоборство с вражеским магом продолжалось. Но ведь не может же Угрим не видеть, что творится под Стеной! Не может он не понимать, что ещё немного — и отряды, окружённые пехотой и конницей ханьцев, будут смяты окончательно. Неужели он и сейчас не пошлёт подмогу?
— Коназ! — раздался хриплый возглас.
Первым не выдержал Огадай. Хан больше не мог смотреть, как гибнут его воины.
Тишина. Пауза. Долгая-долгая, почти бесконечная.
— Пора, — наконец, кивнул Угрим, всматриваясь вдаль. — Вот теперь, действительно, пора…
Князь перестал бормотать заклинания, однако не прекратил чертить сложные пассы. Голос Угрима звучал негромко, но уверенно Князь обращался к Огадаю:
— Из Стены больше никто не выходит, а значит пришло время твоих нукеров, хан. Пусть ударят с правого фланга. Конница ханьцев твоя.
— А мои рыцари? — вскинул голову Феодорлих. — Они тоже ждут сигнала. Что делать им?
— Пусть зайдут слева и отсекут пехоту от Стены. Ханьцы должны пожалеть о том, что вообще высунулись из-за неё. Приступайте…
Угрим снова ушёл в волшбу и забормотал заклинания.
Что ж, наверное, ханьцы пожалели…
Тимофей во все глаза смотрел на происходящее под Стеной. Прежде таких битв видеть ему не доводилось.
Ханьские всадники вовремя заметили атакующую татарскую конницу. Они даже успели отступить от поредевшей швейцарской баталии, успели даже развернуться и взять разгон. Но это им мало помогло.
По окрестностям прокатилось оглушительное «Гхурах!». Казалось, одним этим грозным кличем можно было смести противника.
Отборные нукеры Огадая врезались в кавалерию ханьцев, как волки в овечью отару. Всё-таки, желтолицые защитники Стены оказались неважными наездниками. Сильные в пехотном строю, в конной рубке они уступали татарам.
Смяв и опрокинув вражеских всадников, нукеры атаковали пехоту, но быстро увязли в плотном строе. Лес ханьских копий оказался такой же труднопреодолимой преградой для низкорослых татарских лошадок, какой были для чужой конницы пики швейцарцев. Кривые сабли и короткие копья татар не могли дотянуться до противника.
Перед лошадиными мордами замелькали алебарды с широкими саблевидными навершиями. Ударившие понизу длиннодревковые клевцы с внутренней заточкой рассекали коням сухожилия и подрубали ноги. Впрочем, в умелых руках те же клевцы прекрасно годились и для стаскивания всадников с сёдел.
Атака справа была остановлена, но с левого фланга к Стене уже неслась тяжёлая кавалерия Феодорлиха. Впереди нестройными рядами мчались светские рыцари, изукрашенные пёстрыми гербами. Чуть позади, выстроившись единым клином, набирали разгон крестоносцы, принадлежавшие разным монашеским орденам и уцелевшие в предыдущих битвах.
Рыцарская конница поднимала тучи пыли, под копытами рослых коней дрожала земля. Ханьская пехота на левом фланге спешно перестраивалась. Разворачивались щитоносцы и копейщики. Внутри строя тоже наметилось суетливое движение.
Судорожно стреляли лучники и арбалетчики, но большая часть ханьских стрел отскакивала от рыцарских лат, либо застревала в больших треугольных щитах тяжеловооружённых всадников.
Казалось, уже ничего не остановит натиск железной волны, и опущенные для таранной сшибки длинные лэнсы, вот-вот достанут ханьцев даже сквозь частокол копий и алебард.
Но вражеский строй неожиданно раздался в стороны. Из-за раздвинувшихся щитов выбежали несколько человек в лёгких доспехах, вооружённые…
Тимофей пригляделся. Не может быть!
В руках бесермены держали только плетённые из прутьев конусообразные вытянутые корзины, обращённые к коннице широкими раструбами. И никакого оружия! Или…
Или корзины и были тем самым оружием?
Над корзинами вились дымки, а это настораживало.
Ага, вот оно!
Опять!
Странные корзины одна за другой пыхнули огнём. Навстречу всадникам устремились десятки дымящихся стрел. Закружились огненными змеями, разбрасывая жгучие искры, выбивая рыцарей, пугая и слепя коней. Под копытами загремели частые взрывы. Латинянские кони, ещё не привыкшие к бесерменскому громовому оружию, шарахнулись в стороны, сбрасывая наездников. Лишь небольшая часть всадников смогла совладать с лошадьми и прорвалась сквозь завесу из огня и дыма. Но метатели огненных стрел, побросав дымящиеся корзины, уже отступили вглубь строя.
А прорвавшихся рыцарей ждал новый сюрприз.
Над плечами ханьских щитоносцев, склонились тяжёлые копья с дымящимися трубками, привязанными к древкам. За пару мгновений до того, как ударили рыцарские лэнсы, из-под широких листовидных наконечников вырвались тугие струи пламени и искр. Огонь пыхнул в лошадиные морды, щиты и шлемы всадников. Видимо, в копейные трубки был забит не только громовой порошок и горючая смесь. Что-то ещё: камн