и или куски рубленного железа. Вспышки пламени не только жгли и пугали. На расстоянии в несколько шагов они валили всадников вместе с лошадьми.
После залпа бесерменских огненных копий, ряды рыцарей развалились окончательно, так и не причинив ущерба врагу. Однако ханьцам удалось рассеять лишь первую волну латинянской конницы. В клубящееся дымное облако ворвалась «свинья» крестоносцев.
Воины-монахи, собранные по разным орденам и поставленные в единый строй, не устрашились огненного оружия бесермен и не повернули коней. А у ханцев, по всей видимости, не было времени перезаряжать свои громовые копья и корзины. Частокол сверкающих наконечников, лезвий и крюков на этот раз не удержал всадников.
Длинные рыцарские копья ударили в ханьские щиты, нагрудники и шлемы. Копейные древка с треском переломились. Но и щиты разлетелись в щепки. Чешуйчатые латы и шлемы тоже не спасали от мощного таранного удара.
Крупные, тяжёлые, обвешанные железом рыцарские кони разметали передние ряды низкорослых ханьцев и, топчась по их телам, устремились дальше. Рыцари бросили сломанные копья и взялись за мечи. Длинные клинки, которыми так удобно было рубить с седла, замелькали над вражескими головами.
Бронированное остриё клина проломило первую линию пехоты, смяло вторую, как нож сквозь масло прошло сквозь третью и четвёртую. Фланги «свиньи», раздвигая брешь, втискивались вслед за головным отрядом. Конный клин по инерции врубался всё глубже и глубже.
Рассеянные огненными залпами светские рыцари вновь поворачивали коней на врага и двигались за крестоносцами, усиливая их натиск.
В тесной мясорубке уже не помогали ни копья, ни загнутые клевцы на длинных рукоятях, ни тяжёлые алебарды. Ряды ханьцев на правом фланге разваливались один за другим. Вклинивающиеся в пехотную массу рыцари отрезали вражеское войско от Стены. Вдохновлённые швейцарцы, на помощь которым спешили свежие отряды латинянской пехоты, с новой силой напирали в центре. Левый фланг ханьских пехотинцев тоже начинал прогибаться под натиском татарской конницы.
Загремели барабаны, пронзительно взвыли трубы ханьцев. Желтолицые воины пятились назад и входили обратно в Стену. Но битва продолжалась.
Угрим сосредоточенно колдовал. Тёмно-красный свет, связавший ханьскую башню и холм князя, был похож на реку крови, разлившуюся в небе над сражающимися войсками.
Огадай и Феодорлих, переглянувшись, отошли в сторону от князя. То ли сторонясь сильной волшбы, то ли обсуждая ход битвы. Тимофей краем глаза заметил это, но не придал значения.
Багровая колдовская радуга в небесах. Грохот взрывов где-то на левом фланге. Шум яростной рубки, доносящейся с правого. Кровавое месиво в центре. И не понять, что происходит под Стеной.
Враг то ли отходил, то ли перестраивался для новой атаки. Нет, пожалуй, всё же…
Точно! Так и есть! Призываемые барабанами и трубами ханьцы отхлынули назад.
Бельгутай выскочил из щетинившегося пиками строя западных горцев. Мимо проносился перепуганный конь без седока. Очень кстати! Бросив саблю в ножны, Бельгутай прыгнул к коню. Степной жеребец, низкорослый и мохнатый, с густой растрёпанной гривой и залитым кровью седлом, шарахнулся, было, в сторону, но Бельгутай оказался проворнее.
Схватиться за гриву и луку седла. Пробежаться рядом. Прыжок. Ещё. Толчок…
Он взлетел в седло, даже не коснувшись ногой болтающегося стремени. Перехватил повод, рванул саблю из ножен. И лишь после этого вставил ноги в стремена. Чуть приподнялся. Огляделся. Вот так-то лучше! Так — привычнее!
На коне кочевник всегда чувствует себя увереннее, чем в пешем строю. Да и обзор с седла лучше.
Теперь всё было ясно. Тяжёлая конница Огадая, рассеяв кавалерию противника, увязла на правом фланге в пехотных рядах. Зато левый фланг ханьцев был разгромлен полностью, а вклинивающиеся во вражеский строй всадники германского императора грозили отрезать от Стены вышедшие наружу отряды. Вот почему противник отступал. Впрочем, отходили за стену ханьцы организованно, не ломая боевых порядков.
Что ж, значит, нужно поднапрячься и взломать их! Бельгутай послал коня вперёд.
— Гхурах!
Отбить саблей вражеское копьё. Подставить щит под алебарду. Срубить крюк боевого молота, тянущийся к шее.
Вслед за Бельгутаем в атаку бросились западные горцы и пешие кочевники — те немногие, кто уцелел.
Длинные пики прикрыли всадника, тяжёлые швейцарские алебарды ударили справа и слева. Замелькали татарские сабли, топоры и булавы. Подмога подоспела весьма кстати.
Бельгутай вздёрнул коня на дыбы. Копыта обрушились на прямоугольный ханьский щит с оскаленной драконьей мордой. Сабля достала щитоносца. И копейщика. И ещё одного…
Откуда-то спереди и справа вынырнул ханьский воин с дымящейся бамбуковой трубкой на копейном древке. Ханец направил своё оружие на Бельгутая, но сабля всадника и в этот раз оказалась проворнее. Привстав на стременах, Бельгутай дотянулся до копьеносца с громовым зарядом. С маху срубил древко. Наконечник копья и прикреплённая под ним трубка с горящим фитилём, отлетели в сторону. Обрубок упал под ноги ханьцев.
Прогремел взрыв. Сильное искрящееся пламя завертело огненную трубку. Громовой заряд свалил несколько вражеских воинов в ближайшем ряду.
Бельгутай едва удержал шарахнувшегося в сторону жеребца. Направил коня на очистившееся пространство. Продвинулся ещё немного вперёд. Потом ещё.
И ещё. И ещё…
Они наступали. Ханьцы, теснимые с трёх сторон, искали спасения в Стене. Враги уходили в неё, как вода уходит в песок.
То ли уходили сами, то ли их втягивала Стена.
А если отправиться за ними? Если прорваться за Стену на плечах отступающего противника? И уже там, на той стороне, продолжить бой…
Там ведь врагу спасаться будет негде.
— Вперёд! — крикнул Бельгутай.
Махнул рукой союзникам, надеясь, что они поймут его замысел.
Сам поднял саблю, саданул по бокам взмыленного и израненного жеребца. Бросил коня на ханьского воина, пятившегося в Стену.
Ханец сделал шаг назад. Скрылся за шершавой поверхностью.
Конь под Бельгутаем истошно заржал, встал свечой, не желая ломиться в кладку, которая казалась неприступной и непроходимой. Упрямая скотина! Подавшись вперёд всем телом, Бельгутай нанёс рубящий удар через голову коня.
Сабля легко вошла в Стену. Даже вроде бы кого-то там, в Стене, задела: Бельгутай явственно ощутил сопротивление под клинком. И…
И всё.
Кладка, беспрепятственно пропустившая ханьских воинов, затвердела в одно мгновение.
Сабельная рукоять вырвалась из ладони. Изогнутый клинок так и осталась торчать в сплошной монолитной кладке, словно вмурованный в неё с начала веков.
Конские копыта скребанули по Стене. Ударившись грудью в непреодолимую преграду, жеребец едва удержался на ногах.
Несколько пик и копий оцарапали кладку. Пробить её они уже не могли.
А сверху на головы штурмующих полетели стрелы и камни.
В тылу рога протрубили отступление. Позвали назад боевые барабаны.
Выругавшись, Бельгутай повернул коня.
Отряды штурмующих отхлынули от Длинной Стены.
Под Стеной остались лежать трупы и тяжелораненые. Ханьцы, татары, латиняне — всё вперемежку. Вражеская вылазка была отбита.
Штурм тоже не удался.
Кровь павших впитывалась в песок. Начинало темнеть.
Выгнутая алая полоса, связывавшая ханьскую Стену и княжеский холм, разорвалась и растворилась в воздухе. Угрим шумно выдохнул. Стряхнул с пальцев мерцающие сияние остаточной волшбы, утёр пот со лба.
Похоже, противостояние магов закончилось с первыми сигналами барабанов и труб.
А барабаны всё били. Особенно сильно громыхал большой барабан ханской ставки. Боевые рога пронзительно трубили, отзывая войска от Стены.
Угрим шагнул к стоявшим в отдалении Феодорлиху и Огадаю. Надвинулся на них мрачный, как туча. Тимофей, подхватив Кости, поспешил следом. Про себя Тимофей отметил, что свиты вокруг хана и императора сейчас было больше чем обычно. Интересно, с чего бы?
Впрочем, он уже догадывался о причине.
— Кто из вас отдал приказ к отступлению? — в голосе князя зазвенела сталь. — Почему войска отходят? Почему к Стене не подносят новые лестницы?
Угрим задавал вопросы таким тоном, будто уже знал ответы. И вполне возможно, что так и было.
— Войска отходят, потому что сейчас под Стеной им делать нечего, — сухо отозвался Огадай. — А приказ об отступлении своим людям отдал я.
— И я — своим, — добавил Феодорлих.
— Нужно продолжать атаку, — холодно процедил Угрим. — Нужно додавить врага.
Тимофей покосился на князя. Он что, всерьёз? Хочет штурмовать в темноте, без передыху? Там, под Стеной уже громоздятся горы трупов, а Угриму этого мало?
— Хан. Император, — князь сверлил союзников взглядом. — Вводите в бой свежие силы. Немедленно.
— Свежих сил не осталось, урус, — хмуро сказал Огадай. — Сегодня кровью умылись все. Людям и лошадям нужно отдохнуть.
Угрим смерил хана пристальным взглядом. По губам князя скользнула кривая усмешка, не предвещающая ничего хорошего. Нукеры-телохранители почувствовали опасность. Обнажив сабли, придвинулись поближе к своему повелителю. Лучники потянули стрелы из колчанов.
— Князь, — бесцветным голосом заговорил Феодорлих. — Воины устали. Наступает ночь…
— Устали не только наши воины, но и ханьские, — не поворачиваясь к нему, ответил Угрим. — А ночь ничем не хуже дня. Ночью тоже можно сражаться и можно убивать.
— И терять понапрасну воинов, — вставил император.
А вот теперь князь к нему повернулся. Что-то, похожее на нездоровый интерес читалось в его глазах.
Теперь рыцари-трабанты сплотились вокруг Феодорлиха. У этих тоже были обнажены мечи. Тимофей обратил внимание и на то, что в стороне, у костров стоят арбалетчики с заряженными самострелами. Вот, значит как…
Он опустил Кости на землю и положил ладонь на рукоять меча. Вряд ли дело дойдёт до открытой стычки. А если даже и дойдёт… Тимофей отчего-то был уверен, что ни стрелки, ни обвешанная доспехами стража не поможет императору и хану. Княжеская волшба всё равно окажется быстрее и сильнее. Тимофей помнил, на что она способна. Самое интересное, что Феодорлих и Огадай тоже не могли об этом забыть. И тем не менее… И всё же…