Так… Часовые вовремя заметили опасность. Впрочем, её невозможно было не заметить.
Тёмная Тропа разверзлась перед песчаным холмом, практически в самом центре лагеря. Среди шатров, палаток и костров зияло знакомое ничто. Из мрака, чуть подсвеченного слабыми разноцветными искорками, выступали ровные ряды ханьской панцирной пехоты. Желтолицые воины пытались прорваться к холму.
Угрим был прав. Длинная Стена не мешала своему хозяину прокладывать Тропы. Однако протянуть колдовской путь на защищённый княжескими чарами курган бесерменскому магу оказалась не под силу, и штурмовать возвышенность ханьцам пришлось обычным порядком. Но видимо, очень уж им хотелось завладеть Костьми Кощея.
Или хотя бы попытаться их отбить.
Выставленная вокруг холма стража первой приняла бой. Во всех концах лагеря уже трубили сигнальные рога и били тревогу боевые барабаны. Рядом — из-за татарских шатров — ударил большой барабан ханской ставки.
В стане царил переполох, однако паники не было. Отовсюду подтягивались вооружённые отряды. В руках бегущих воинов горели факелы. К Тропе скакали всадники, успевшие оседлать коней.
Ударили ханьские стрелки. Темнота вокруг наполнилась свистом. Упали несколько человек, сбегавших вниз по склону. Залп вражеских громовых трубок, прикреплённых к древкам пик, выкосил первые ряды ратников, охранявших подступы к холму.
Выплюнули пламя и дым бесерменские стрелометные корзины. К шатрам на вершине кургана устремились пучки огненных стрел, но движение княжеской длани остановило их полёт. Ночь над холмом расцветили яркие вспышки.
Ханьцы напирали. Своим слепым упорством они напомнили Тимофею ассасинов, одурманенных Старцем Горы. Наверное, и этих тоже ведёт сейчас в бой не только отвага и смелость, но и волшба хозяина Стены.
Желтолицые воины в чешуйчатых латах и шлемах шли на смерть сами и убивали любого, кто стоял на их пути. А если не могли убить — просто валили с ног или оттесняли в сторону. Копья с бунчуками, двуручные палаши-алебарды и крюки-клевцы на длинных древках пробили первый заслон и прижали к подножию холма вторую линию обороны.
К развалившемуся княжескому шатру побежали Феодорлих и Огадай в окружении телохранителей. Тимофей отметил про себя, что мало кто из рыцарей и нукеров успели полностью облачиться в доспехи. И император, и хан выглядели встревоженными. Ещё бы! Оба уже послали большую часть личной стражи в бой, но извергаемые Тропой ханьцы упрямо, словно саранча, надвигались на курган.
К счастью, из лагеря уже подтянулась подмога. Конница ударила во фланги противника. Тяжёлая пехота преградила путь наверх. И всё же ханьцы продолжали яростно пробиваться вперёд. Каждый шаг давался бесерменам всё большей и большей кровью, но враг ещё на что-то наделся.
— Глупцы! — скривился Угрим. — Им ведь всё равно не прорваться. Тропа им больше не поможет.
По тонким губам князя скользнула улыбка.
— Зато она может помочь нам! — неожиданно добавил Угрим.
Князь повернулся к Феодорлиху и Огадаю.
— Подготовьте ударные отряды, — распорядился он. — Пусть атакуют, как только я расчищу путь к Тропе. Может быть, удастся взойти на Стену по ней.
В воздухе снова засвистели стрелы. Совсем рядом! Тимофей машинально поднял щит, прикрывая себя и князя. Щит дёрнулся. Раз, другой. Справа упал рыцарь из императорской свиты. Слева повалились на камни два раненные ханских нукера. Телохранители заслонили собой своих повелителей.
Огадай и Феодорлих отошли из-под обстрела за шатры, на ходу отдавая приказы. Несколько воинов бросились к коновязи. С полдесятка человек побежали вниз. Первые гонцы…
За ними — уже на конях понеслись другие.
Ударил большой сигнальный барабан на вершине холма.
А Тропа извергала всё новых и новых ханьцев. Противник сумел-таки продавить оборону. Тяжёлые, обшитые железными пластинами сапоги ханьцев уже топтали тёмный песок холма.
Воины из свиты Огадая и Феодорлиха выстроили у вершины защитную линию и изготовилась к битве. Но видимо, князь не очень рассчитывал на этот хлипкий заслон.
— Тимофей! Бери Кости! — приказал Угрим.
Покинув разваленный шатёр и бесцеремонно растолкав чужих воинов, он сам выступил вперёд. Тимофей вынес за князем колдовские кристаллы и сложил их к ногам Угрима.
Ханьцы уже почти достигли вершины холма. С воплями бросились в последнюю атаку.
Князь взмахнул руками, проводя перед собой черту. Широкая огненная полоса разметала пару дюжин орущих желтолицых безумцев и преградило путь остальным. Бурое колдовское пламя встало сплошной стеной. С полдесятка человек, успевших проскочить сквозь него, пали под татарскими стелами.
Однако ханьцы, напиравшие сзади, не остановились. Вражеские воины с разбегу бросались в колдовской огонь и шли дальше. Карабкались вверх, сгорая на ходу, шатаясь, крича и корчась от боли. Но — шли, но — карабкались. Теперь не оставалось никаких сомнений: этих людей, действительно, вела в бой чужая воля и чужая магия.
Один такой живой факел бросился прямо из пламени на Тимофея. На ханьце горело всё: одежда, доспехи, плоть, щит. Пылала поднятая над головой сабля.
Тимофей взмахнул мечом. Ударил горящего противника. Под огнём звякнуло, хрустнуло, чавкнуло. Брызнул сноп искр и кровавый фонтан… И чего больше — огня или крови — не понять! Человек-факел упал и умолк. Дёрнулся пару раз. Затих, обугливаясь буквально на глазах. Этот факел живым больше не был.
А вот второй противник! Тоже весь в огне. Заходит справа, наугад, вслепую тычет пылающим копьём.
Взмах мечом. Истончённое, изгрызенное огнём древко легко ломается под клинком. Ещё взмах… Горящая голова слетает с горящих плеч.
Справа и слева рыцари и нукеры быстро расправляются с другими ханьцами, выходящими из огня. Добивать их — обезумевших, ослепших, уже почти не способных драться — было не трудно.
Жар, искры, горящая кровь, запах палёной плоти, железной окалины и спёкшегося в комья песка… Это была не битва — резня. Князь широкими огненными росчерками сжигал новые ряды ханьцев, выступавших с Тропы. Татары и латиняне сноровисто рубили и кололи сгорающих заживо противников.
Когда всё закончилось, Угрим лёгким движением руки погасил пламя. Весь склон холма, обращённый к Тропе, был завален дымящимися трупами. Багровые отблески углей освещали пространство между песчаным курганом и колдовским путём. Впечатление было такое, будто впереди тлело торфяное болото. Впрочем, тёмный песок быстро остывал.
Угрим протянул руки к Тропе, не давая ей закрыться.
Она и не закрылась. Это могло быть ловушкой, а могло быть лёгкой дорогой на ханьскую Стену.
Байши и Чуньси стали глазами Чжао-цзы. Из искрящегося мрака колдовской Тропы он наблюдал не столько за битвой под холмом, сколько за небольшой группкой «лесных демонов», заходивших в лагерь варваров с другой стороны.
Незаметно спустившись на верёвках со Стены, линь гуй благополучно добрались до вражеского стана. Они уже вырезали часовых дальних постов и теперь, зарывшись в песок, ждали подходящего момента для нападения на усиленные внутренние дозоры, которые охраняли очерченную кострами границу лагеря.
Путь «демонам» преграждали хорошо вооружённые воины в белых и серых плащах, украшенных чёрными крестами и стрелки с тяжёлыми арбалетами. Охраны было много, и стражу варвары несли бдительно. Огни и факелы горели ярко. Проникнуть за линию костров, не подняв тревоги, было непросто. Но когда посреди вражеского стана разверзлась Тропа Диюйя и сотни тяжеловооружённых панцирников, вдохновлённых магией Чжао-цзы, атаковали ставку на тёмном холме, в лагере противника поднялась нешуточная суматоха.
Большая часть внешней стражи сразу отошла к месту битвы — на помощь воинам, защищавшим подступы к холму. Да и оставшиеся дозорные смотрели уже не столько за линию костров, сколько на отсветы магического пламени, бушующего между Тёмной Тропой и тёмных холмом.
Пока колдун варваров выжигал отряды, выходившие с Тропы, линь гуй, напали на дозорных. Стычка была скоротечной. Байши и Чуньси двигались стремительно. Чжао-цзы, связанный невидимыми магическими нитями с глазами-амулетами на их головах, видел лишь бешеный калейдоскоп размазанных картинок.
В воздухе мелькнули отравленные дротики-бяо, миниатюрные ручные стрелки-цзян и метательные иглы. И хотя вражеские воины были одеты в кольчужные рубахи и пластинчатые панцири, смертоносные снаряды всё же находили уязвимые места в броне и открытые участки кожи.
Вот смазанные ядом металлические шипы с шёлковыми хвостами-стабилизаторами, обоюдоострые штыри и стрелы с узкими наконечниками пронзают кольчужную сетку вражеских доспехов.
Вот летающая вилка-фэйча входит точно в смотровую щель тяжёлого варварского шлема.
Вот целая горсть отравленных метательных колючек-цыжень бьёт в лицо воина в открытом шишаке.
А вот заточенная пластина бяо-дао в виде полумесяца с зазубриной на вогнутой стороне рассекает горло трубачу, поднёсшему к губам боевой рог.
Трубач хрипит. Окровавленный рог выпадает из ослабевших пальцев.
Вражеские арбалетчики запоздало выпускают несколько стрел, но проворные линь гуй умело уклоняются от них. Лишь один «демон» падает на песок. Вспыхивает рукопашная…
Вперёд вырывается Чуньси. Блеснувшая в отсветах костра цепь молота-чуя опутывает ноги воина, метнувшегося, было, к сигнальному рогу. Вражеский воин падает лицом в песок возле мёртвого трубача.
Резким движением Чуньси сдёргивает цепь с ног жертвы. Короткий взмах — и увесистый гранёный наконечник чуя вонзается в спину упавшего. Пробивает белый плащ с чёрным крестом и доспех под плащом, крушит хребет.
А уже пару мгновений спустя молот «демоницы» выписывает в воздухе широкую дугу, захлёстывает и вырывает из рук чью-то секиру. Бьёт обезоруженного противника под шлем, похожий на таз с широкими полями. Сбивает шлем-таз с головы, проламывает череп…
Рядом сражается Байши. Он тоже стремителен и беспощаден. Железные крючья-гоу мелькают словно когти взбешённого тигра. Раз — скрещённые крюки подобно ножницам намертво захватывают длинный прямой меч. Два — ломают клинок. Три — ловят шею ошарашенного мечника и — четыре — так же легко переламывают ему позвонки.