Со следующим противником Байши расправляется ещё быстрее. Гоу цепляются за наплечную пластину и глухой шлем неповоротливого вражеского воина в тяжёлых доспехах. Варвар пытается отмахнуться короткой палицей, но палица не успевает за «демоном». Железные крючья дёргают латника вбок, валят на землю. Байши всаживает край острого серпа на рукояти гоу в смотровую прорезь шлема.
Другие линь гуй не отстают от своих предводителей. Их движения быстры, точны и смертоносны.
Рассекает воздух девятисекционный боевой хлыст цзю-цзе-бянь. Падает на землю копьё, угодившее под железные звенья хлыста. А за копьём — и копейщик, которого тут же добивают мощным ударом сверху.
Двойные дубинки эрцзегун с шипами на боевой части достают через щит противника в кольчужном капюшоне и лёгком шлеме, ломают варвару лицевые кости.
Слаженно бьют кинжалы би-шу, также предназначенные для двуручного боя: один клинок отводит в сторону короткий меч вражеского арбалетчика. Другой — пронзает кожаный доспех с металлическими вставками.
Мелькают лезвия, наконечники, цепи, крюки, гирьки… Оружие «лесных демонов» рубит, колет, режет и крушит врага.
Дозорных перебили быстро и почти без шума. В общей суматохе, вызванной нападением на вражескую ставку, эту атаку на дальнем конце лагеря никто не заметил.
Потом всё было просто. Забросать трупы и кровь песком. Накинуть на себя украшенные крестами плащи западных варваров. Прикрыть лица глухими, похожими на вёдра, шлемами. В таком виде «лесные демоны» легко затеряются среди мечущихся по лагерю пеших и конных воинов.
Тёмный холм они обошли с тыла. Дальше наблюдать за ними возможности не было. Воины, которых Чжао-цзы вывел с Тропы Диюйя и бросил на отвлекающий штурм, были уже мертвы. Вражеская магия всех их превратила в пепел, уголья и железную окалину.
А значит, теперь подступы к Тропе придётся защищать самому. И этому надо уделить всё внимание.
Чжао — цзы оборвал нить, связывавшую его с группкой линь гуй. Ему нужно было выиграть ещё немного времени и удержать колдовской путь любой ценой.
Тимофей наблюдал, как по спёкшемуся песку, по обугленным телам, по редким огонькам и густому, стелющемуся над землёй дыму скакали всадники и бежали пехотинцы. К чужой Тропе спешили ударные отряды, подготовленные Огадаем и Феодорлихом.
А с Тропы им навстречу выходил…
Одинокая фигура — невысокая, худощавая. Зелёный плащ. Круглая островерхая шляпа. Две сумы по бокам. Никакого оружия в руках. Зато из сумок торчат колдовские кристаллы.
Ханьский колдун выходил. Сам! Вслед за своими павшими ратниками!
Чародей остановился на границе ночи и навьего мрака.
Этот маг толкал своих воинов в колдовское пламя. Но чего он добился? И чего добивается сейчас? Ханец уже положил напрасно столько народа. А теперь он рискует магическими кристаллами и собственной жизнью.
Неужели безумец в зелёном плаще всерьёз рассчитывает, что в чужом лагере, вдали от Стены, он сможет победить со своими двумя кристаллами. Сколь бы не был силён этот маг, но ведь два — меньше, чем три.
А у ног Угрима лежат три колдовских самоцвета.
— Глупо! — услышал Тимофей шёпот Угрим. — Очень глупо.
Видимо, князя тоже озадачило столь явное безрассудство противника.
Угрим пробормотал заклинание и протянул к одинокой фигуре полосу бушующего пламени. Но ханец, выставив перед собой руки, остановил огонь. Бесерменский колдун, в отличие от своих воинов, умел противостоять испепеляющей магии.
— Что ж, ладно! — Угрим поднял ладони…
Сверху посыпалось густое снежное крошево. Тимофей чуть не околел под порывом студёного ветра, ударившим в незащищённое шлемом темя.
Воздух над головой Угрима затрещал, обратился в бешено вращающуюся шипастую ледяную звезду размером с тележное колесо. Звезда была похожа на навершие огромной заиндевелой палицы, утыканной гвоздями.
Резким движением ладоней князь-волхв швырнул вертящийся снаряд в противника. Ледяная юла устремилась к ханьцу, грозя изморозить и изорвать в клочья любое препятствие на своём пути. В особенности — препятствие живое.
Но…
Бесермен отступил в навий мрак.
Шипастый снаряд разлетелся вдребезги, едва коснувшись колдовского пути.
Тёмная Тропа помогала своему создателю и оберегала его.
Ханец снова вышел из мрака, творя волшбу. На этот раз кристаллы с Кощеевыми Костьми были вынуты из сумок.
Татарские стрелы и короткие болты латинянских арбалетов ушли в сторону от Тропы. А бросившиеся в атаку всадники…
Магические самоцветы в руках бесермена полыхнули неярким мутноватым светом. Перед латинянскими рыцарями и нукерами из ниоткуда, буквально из ничего, возникло веретено пронзительно завывающего тёмного вихря.
Нет, не из ничего! Через кристаллы и руки мага тянулась едва различимая нить, которая связывала зарождающийся смерч с Тёмной Тропой. Смерч рос и силился, наматывая на себя песок и испуская такой свист и визг, от которого даже здесь, на холме, звенело в ушах. Смерч метался перед Тропой, повторяя каждое движение породивших его рук и колдовских кристаллов в этих руках.
Словно гиря на боевом цепе тёмный вихрь мелькал перед лошадиными мордами и лицами людей, оглушая и не давая приблизиться к колдовскому пути. Там где вихрь царапал землю, лопалась сухая сплавленная корка, взметались вверх пыль, пепел, обгоревшие останки и спёкшиеся комья песка. Плотное крошево с немыслимой скоростью кружилось в магических завихрениях…
Угрим снова принялся выписывать ладонями сложные пассы. Волшба князя пригибала колдовской смерч к земле и норовила порвать протянувшуюся от него нить. Но всякий раз юркая тёмная воронка выскальзывала из невидимой хватки. Когда же Угрим пытался нанести удар по ханьцу или его Тропе, вихрь отклонял княжеские чары в сторону.
Тонкий пронзительный звук нарастал.
— Проклятье! — Тимофей едва разобрал раздражённый голос Угрима.
— Это серьёзно, княже? — спросил он, наблюдая за вихрем.
— Такое колдовство неприятно, но оно не причинит много вреда. И прикрываться им ханец долго не сможет. Но чтобы справиться с этой волшбой, нужно время.
«Время, — усмехнулся про себя Тимофей. — Всего лишь?»
— А ещё нужно подойти ближе, — закончил князь.
Ближе? Угрим что-то прорычал. Та часть холма, на которой они стояли, вдруг резко подалась вперёд и вниз. Стремительный оползень, соскользнул к подножию песочной горы — к самой её границе. Под встречным воздушным потоком взметнулись и опали полы алого княжеского корзно. Тимофей, Угрим и Чёрные Кости, лежавшие у ног князя, действительно, оказались теперь гораздо ближе…
Впереди истошно завывала вихревая воронка. От шума закладывало уши. Плохо, что нет шлема. Тимофей поморщился, тряхнул непокрытой головой. Он уже ничего не слышал, кроме пронзительного свиста и визга. Так ведь и оглохнуть недолго.
Бесермен направил вихрь на латинянского рыцаря, подъехавшего к Тропе ближе других. Смерч ринулся на жертву, словно голодный пёс. Захлестнул, захватил, втянул в себя всадника вместе с конём.
Сквозь свист и вой послышался частый стук мелких камешков, песочного шлака и крошева обгоревших перемолотых человеческих останков о железную броню. Тимофей едва различил краткий вскрик несчастного и конское ржание. Коня и человека подняло над землёй. А ещё мгновение спустя — размазало, словно в мельничных жерновах.
Вихрь из тёмно-серого сделался тёмно-красным, в пыли замелькали рваные кольчужные звенья, обломки металлических пластин, ошмётки плоти — лошадиной и человеческой вперемежку. Рука, нога, копыто, грива… Часть руки, часть ноги, кусок копыта, клок жёсткого конского волоса. Смерч продолжал кромсать добычу, не выпуская из себя ни кусочка железа, ни капли крови.
Тимофею подумалось, что никакая броня не способна защитить от такого.
Пожрав одного человека, вихрь набросился на другого. На этот раз его жертвой стал татарский воин. Кочевника вырвало из седла. Перепуганный конёк вовремя отскочил в сторону. Наездник же, на миг зависнув в воздухе, успел лишь судорожно, наугад рубануть саблей, но ничего, конечно же, этим не добился.
Вихревой поток затянул его в себя. Дикий, душераздирающий вопль едва-едва прорвался сквозь завывания смерча. Татарин перекувыркнулся и как был — вверх ногами — сгинул в красноватой мгле. На миг мелькнуло искажённое болью лицо. Потом где-то в глубине кружащегося столба опять взорвалось красное. Тело несчастного разнесло в клочья. Тёмно-багровых оттенков стало больше.
Кто-то их всадников попытался проткнуть тёмный сгусток колдовской энергии копьём. В нарастающем гудении хруста не было слышно. Переломившееся древко просто искрошило в труху. Кто-то ударил секирой. Секира рассыпалась, словно кусок глины. Ещё один воин оказался на пути колдовского смерча. И ещё одного воина не стало.
Тугие кольца вихря становились всё краснее. Шум — громче.
Угрим взмахнул руками. Завывающую воронку отбросило в сторону и пригнуло к земле. Бесерменского мага на Тропе тоже заметно качнуло. Но лишь пригнуло. И только качнуло. Колдовской смерч захватил следующую жертву.
— Не понимаю! — прокричал Угрим. — Почему он не уходит и не закрывает Тропу?! На что надеется?! Чего хочет и чего ждёт?! Здесь он всё равно долго не продержится!
— Может быть, ему и не надо долго, княже, — предположил Тимофей. — Может быть, ему надо хоть сколько-нибудь…
Но вряд ли князь обратил внимание на его слова. Вряд ли он их вообще услышал.
Глава 9
Бельгутай прикрывал Огадая с фланга. Как и многие другие нукеры в эту ночь он не успел облачиться в доспехи: слишком внезапной оказалась вражеская атака. Из защиты на Бельгутае был только толстый войлочный поддоспешник. Зато правая рука сжимала саблю, а левую оттягивал щит. И это уже неплохо.
Обнажив клинок, Бельгутой смотрел по сторонам: мало ли что…
Вражеская пехота была сожжена и перебита. Но битва под холмом ещё не закончилась. Волшба ханьского мага разрывала воинов, рвущихся к Тропе, а урусский коназ-шаман никак не мог справиться ни с ханьцем, ни с его магическим смерчем.