Чжао-цзы усмехнулся. Если… Нет, не если — когда ему удастся завладеть шестью Костьми Яньвана, это ближайшее время растянется на века и тысячелетия. Оно будет тянуться бес-ко-неч-но».
«Мои люди… — начал, было, одноглазый пленник, но сбился. Глянул на кочевника. Затем продолжил: — Наши люди рано возьмут эту Стену».
Мысли одноглазого не скакали, как дикие кобылицы в варварских степях, а чувства не бурлили, как гейзеры в горных долинах. Его беззвучная речь была спокойнее и сдержаннее.
«Ваши люди? — с искренним интересом переспросил Чжао-цзы. — Они верны вам настолько же, насколько мои — мне? Они пойдут ради вас на смерть? Вы уверены в этом?»
Степняцкий хан покосился на своего воина, связанного арканом. Что ж, вполне исчерпывающий ответ.
Одноглазый император был более многословным.
«Пойдут! — с вызовом бросил он. — Их поведут вассальная клятва, честь и долг…»
В долгих и путанных объяснениях сейчас не было нужды. Причины верности Чжао-цзы были не интересны. Его интересовала лишь степень верности.
«А что ещё способны сделать ваши люди ради вас?» — спросил он.
«Всё!» — ёмко и коротко ответил кочевник.
«Всё, что угодно!» — добавил бледнокожий.
Чжао-цзы удовлетворённо кивнул. В глазах пленников он не видел лжи.
«Это хорошо».
«Что хорошо?» — удивился его реакции кто-то из двоих. Чжао-цзы даже не стал разбирать, кто именно.
«Хорошо иметь таких верных людей, — довольно потёр он руки. — Очень хорошо, если преданность, о которой вы оба говорите, действительно, переполняет сердца ваших слуг. Это будет хорошо и для меня и для вас».
«Что ты задумал, колдун?!» — а это, вне всякого сомнения, был хан кочевников.
«Узнаете, — ответил Чжао-цзы. — Скоро все всё узнают».
За тем, как Угрим врачевал Бельгутая, Тимофей наблюдал со стороны. Интересно, для чего князь хочет использовать татарского нойона на этот раз? Что хочет от него выведать. То, чему Бельгутай был свидетелем. Или у Угрима имеются на него другие планы?
Врачевание длилось недолго. Не понадобилась даже сила Чёрных Костей. Краткий заговор, долгий взгляд глаза в глаза, несколько прикосновений — и готово…
Вряд ли князь знал боевые секреты ханьских воинов, умевших точными ударами превращать человека в неподвижное бревно, но его магия была способна на многое. В ищерских землях и во всех окрестных княжествах не найдётся целителя искуснее Угрима.
Нойон вскочил на ноги, как только обрёл способность двигаться и говорить.
— Хан и император похищены! — выпалил Бельгутай по-татарски.
— С ним всё в порядке, — Угрим поднялся, не обращая внимания на волнение степняка. — Будет жить.
— Тумфи! — возмутился Бельгутай, переводя взгляд с Угрима на Тимофея. — Я же говорю: их похитили. Объясни это своему коназу!
Магия, связывавшая Угрима, Феодорлиха, Огадая и Тимофея и позволяющая разноязыким собеседникам общаться без прямого участия толмача сейчас не действовала: Бельгутай не входил в эту четвёрку. Тимофей на всякий случай перевёл слова нойона.
Угрим повернулся к Бельгутаю.
— Я знаю, — сухо ответил князь, глядя на кочевника. — Знаю, что твой хан и германский император похищены. Мне всё сказали твои глаза. Да и мои тоже кое-что видели. Криками своему хану ты уже не поможешь. Но обещаю, у тебя и у других верных слуг Огадая будет возможность за него отомстить. Можешь передать мои слова всем, кому сочтёшь нужным.
Тимофей перевёл речь князя на татарский.
Бельгутай кивнул в знак согласия. Полоснул ненавидящим взглядом по ханьской Стене.
Угрим отошёл в сторону — к склону тёмного холма. Тимофей заметил слабую улыбку, скользнувшую по губам князя.
— Княже, — тихонько позвал он. — Ты ведь специально позволил ханьцам увезти Огадая и Феодорлиха, да?
— С чего ты взял? — а улыбка всё не сходит с уст Угрима.
С чего он взял? Что ж… Он стоял рядом и наблюдал за князем в тот момент, когда колдовской вихрь втягивал свою добычу на Тёмную Тропу. И он заметил… По крайней мере, ему так почудилось…
— Мне показалось, ты промедлил с последним ударом.
— Показалось? — вполголоса переспросил князь. — Ты настолько силён в боевой волшбе, чтобы верить своим глазам и ощущениям?
Ни упрёка, ни недовольства в его тоне слышно не было. Но это могло быть обманчивое впечатление.
Тимофей прикусил губу. Нет, он, конечно, не настолько силён в магии, чтобы, полагаясь только на свои чувства, судить о подобных вещах. Зато он уже достаточно времени провёл возле сильного мага.
Несколько мгновений они молчали. Потом Угрим заговорил снова.
— Там были Огадай и Феодорлих, — тихо произнёс князь. — Моя волшба могла их убить.
— Думаешь, они сейчас живы, княже?
— Не знаю, — пожал плечами князь. — Но я не хочу, чтобы меня считали виновным в их смерти.
Угрим огляделся вокруг.
— Мне не нужно, чтобы татары и латиняне меня возненавидели. Будет лучше, если воины хана и императора обратят свой гнев против моего врага. Так мы скорее возьмём Стену.
Тимофей промолчал. Вот ведь крысий потрох, а! Угрим во всём умеет находить выгоду. Порой это начинало пугать.
— К тому же, — снова улыбнулся князь, — я больше не нуждаюсь ни в Огадае, ни в Феодорлихе. От них сейчас больше помех, чем пользы. Ханьский колдун, сам того не ведая, оказал мне услугу, избавив меня от этих чванливых глупцов. У любого тулова должна быть одна голова, у любой рати должен быть один военачальник. Когда придёт время решающей битвы, это будет особенно важно.
«Да, наверное», — вынужден был признать Тимофей. Он вспомнил недавние разногласия по поводу ночного штурма. Командовать войсками напрямую, без посредников, которым не было и не будет веры, в самом деле, удобнее и разумнее. Вот только одного Тимофей никак не мог понять.
— Зачем бесерменскому чародею понадобились Огадай и Феодорлих? — спросил он.
— Видать, зачем-то понадобились… — Угрим перестал улыбаться. Похоже, князь тоже не понимал до конца своего противника, и это беспокоило Угрима. — Причём, понадобились настолько, что ханец протянул сюда Тёмную Тропу, напал на лагерь и пожертвовал сотнями своих воинов.
Тимофей нахмурился:
— Пожертвовал? Я полагал, вылазка нужна была бесерменам, чтобы завладеть Костьми.
— Я тоже так полагал. Вначале. Но ханьский колдун оказался не настолько глуп, чтобы с двумя магическими кристаллами всерьёз пытаться захватить в открытом бою три. Он привёл своих панцирников по Тропе для того лишь, чтобы отвлечь внимание от другого отряда, обошедшего наш лагерь с тыла.
Ага, обошедшего… И перебившего стражу. И растворившегося среди воинов переполошённого стана. И проникшего к ставке хана, императора и князя. И атаковавшего сзади. И пробившегося сквозь охрану из опытных латинянских рыцарей и татарских нукеров. И вырвавшего Огадая и Феодорлиха у верных телохранителей. Судя по всему, в этом отряде были лучшие воины ханьцев. А лучших воинов не посылают выполнять пустяковые задания. Хан и император — вот, что было главной целью ночной вылазки. Ну а Тропа…
— Тёмная Тропа позволила похитителям Огадая и Феодорлиха отступить к Стене, — продолжал князь, словно читая мысли Тимофея. — Для этого она и была нужна. Поэтому бесерменский маг так долго и упорно её удерживал.
Угрим вздохнул.
— Уж не знаю, зачем ему потребовались хан и император, и что бесермен надеется от них выведать. Они знают мало и не принесут особой пользы. По крайней мере, от Арины ханьский колдун получит больше ценных сведений, чем от Огадая и Феодорлиха вместе взятых.
— Если Арина захочет отвечать на его вопросы, — рассудил Тимофей.
— Да, — задумчиво кивнул Угрим. — Если захочет. Видимо, пока она не хочет. Но это, — князь снова улыбнулся… — Это для нас, скорее, хорошая новость, чем плохая.
— Коназ! — вдруг раздался сзади знакомый голос.
Угрим и Тимофей обернулись.
Неподалёку стояли татарские нойоны, тёмники хана, знатные имперских рыцари, князья, герцоги… Все вперемежку. Военачальники, советники и ближайшие помощники Огадая и Феодорлиха смотрели на Угрима хмуро, но без вражды.
Впереди — Бельгутай. Похоже, он являлся сейчас представителем делегации. Бельгутай говорил за всех.
— Коназ, мы ждём твоего приказа. Веди нас на Стену.
Пауза. Недолгая, впрочем.
Снова пришлось переводить. Хотя, как показалось Тимофею, князь и без того уже знал, чего от него хотят. Скорее, это нужно было тем, кто пришёл к князю. Кого привёл Бельгутай.
«Интересно, а как они сами-то умудрились договориться между собой?» — подумал Тимофей. Видимо, среди татар и латинян нашлись другие толмачи. А может, дело в другом: когда людям очень нужно понять друг друга и когда появляется общая цель, затмевающая всё остальное, даже бывшие враги способны прийти к соглашению без помощи переводчиков и без посредства колдовских чар.
— Великий хан и германский император должны быть или освобождены, или отомщены этой ночью, — закончил Бельгутай свою краткую речь.
Тимофей перевёл и эти слова.
— Видишь, Тимофей, — негромко обратился к нему Угрим, — они уже готовы выполнять мои приказы. Более того, я стану их злейшим врагом, если откажусь от командования. Мне даже не потребовалось использовать магию, чтобы подчинить себе чужих воинов.
Угрим улыбнулся.
— Забавно, правда? Огадай и Феодорлих не хотели штурмовать ханьскую Стену ночью, но кто сейчас помнит об их воле? Что ж, будем ковать железо, пока оно не остыло.
Угрим шагнул к Бельгутаю и стоявшим за его спиной военачальникам.
— Готовьте свои отряды к штурму. Сегодня в атаку пойдут все, — переводил слова князя Тимофей. И на татарский, и на немецкий.
Снова ударили барабаны, снова взвыли трубы…
— Этой ночью они будут драться особенно хорошо, — усмехнулся Угрим, глядя сверху на выстраивающиеся под тёмным холмом войска. — Слепая верность чужих слуг бывает очень полезна, Тимофей. Её всегда можно использовать для достижения своих целей. Особенно, если никто этому уже не мешает.