Тимофей почувствовал, что под ним падает конь. То ли жеребец напоролся на вражеское копью, то ли ему подрубили ноги алебардой или заточенным крюком. А может быть — и то, и другие сразу.
Тимофей скатился с седла под заборало. Конь грохнулся рядом, отчаянно заржал, заколотил копытами по воздуху, не подпуская врагов.
Над головой мелькнула колдовская молния Угрима. Княжеская волшба прекратила мучения животного, испепелила с полдюжины ханьцев из первых рядов и отбросила назад остальных.
Первые мгновения они с князем продержались сами. Потом, когда с Тропы хлынула конница, стало легче.
Тяжеловооружённые воины Огадая и Феодорлиха растекались по Стене неудержимым потоком. Штурмующие мстили за хана и императора, сметая всё на своём пути.
Под натиском кавалерии ханьцы сыпались вниз целыми гроздьями. Некоторые нукеры и рыцари, не удержавшись наверху, тоже падали вместе с лошадьми. Но всадники, следовавшие за ними, продвигались дальше уверенно и быстро.
Ханьская Стена была широка, её боевые площадки и переходные галереи — просторны. Конный воин, пригнувшись, мог въехать даже в арки башен. Всадники въезжали, проезжали башни насквозь, ломились по бесконечной прямой Стене-дороге вперёд и вперёд…
Атака заброшенной на Стену конницы оказалась столь внезапной, стремительной и сокрушительной, что ханьцы не успели перекрыть проходы между пролётами. Через несколько минут изрядный участок Стены и с полдесятка башен были захвачены штурмующими.
За конницей по колдовскому пути повалила пехота. Оборона врага была прорвана, дальнейшее сопротивление не имело смысла. Хотя ханьцы дрались свирепо и не желали сдаваться, исход сражения был предрешён.
И всё же под конец случилась одна неожиданность. Крайне неприятная.
Дёрнулась твердь под ногами. Верхний ярус Стены вдруг ожил, колыхнулся змеёй вправо-влево… вверх-вниз. Волнение шло от башни, на которой прежде сражался ханьский колдун, и распространялось по всему захваченному участку. Со Стены горохом посыпались люди и кони. Прочная кладка начала расползаться.
Да, странно повела себя Стена. Очень-очень странно…
Тимофей едва удержался у осыпающегося заборала.
— Кости! — донёсся до него крик Угрима. — Кости береги!
Ясно было, что князь сейчас беспокоился вовсе не о его, Тимофеевых, костях. Князя волновали Чёрные Кости Кощея.
Тимофей вцепился в седельные сумы с колдовскими самоцветами. Главное — не дать выскользнуть кристаллам.
Стена аж ходила ходуном. Конская туша под Тимофеем сползала к краю боевой площадки.
Угрим ловко соскочил с седла. Княжеский конь шарахнулся в сторону и с отчаянным ржанием исчез за развалившимся внутреним заграждением.
Князь приложил руки к треснувшему каменному зубцу. Прикрыл глаза.
Короткое заклинание, повторённое несколько раз…
Сотрясающаяся Стена постепенно начала успокаиваться.
Ещё пара-тройка заклинаний.
Княжеская волшба возымела действие! Всё закончилось. Накренившаяся, перекошенная, полуобвалившаяся с покосившимися и осыпавшимися башнями, некогда неприступная ханьская Длинная Стена теперь походила на старые руины.
Латиняне, татары и ханьцы, удержавшиеся наверху, недоумённо осматривались вокруг и осторожно ступали по расшатанным камням.
Битва стихла сама собой.
В белых пыльных облачках вились тонкие тёмные струйки, поднимавшиеся из глубоких трещин. Остатки навьего мрака выходили из камней и глины и рассеивались быстрее, чем оседала пыль. Из усмирённой Стены вытекали последние силы.
Однако князь не спешил отрывать ладони от кладки. Он будто бы к чему-то прислушивался. Лицо Угрима было настороженным и напряжённым.
— В чём дело, княже? — спросил Тимофей.
«Что это было?»
Угрим открыл глаза. В них читалась тревога.
— Возьми Кости! — коротко бросил князь.
Больше Тимофей вопросов задавать не стал. Когда Угрим в таком состоянии, ему лучше не перечить и не докучать расспросами. Да, ханьская Стена пала, но, видимо, стряслось нечто, что мешало князю радоваться победе.
Тимофей срезал седельные суммы с обугленной конской туши. Перекинул через плечо торбы с Чёрными Костьми.
— За мной! — велел Угрим. — Туда!
Князь кивнул на башню ханьского колдуна.
Интересно всё-таки, где же он сам, ханец этот? Куда подевался треклятый вражий чародей?
Пробраться к башне оказалось непросто. Впереди было полно конных и пеших воинов: с Тропы всё ещё продолжал валить народ.
Угрим пробормотал заклинание. Взмах руки — и Тропа закрыта.
Ещё заклинание, ещё один взмах. Княжеская волшба раздвинула толпу, прокладывая дорогу к башне. У заборала появился пустой проход. Два или три человека оттеснённых к краю Стены, не удержавшись, рухнули вниз. Но их участь князя сейчас волновала меньше всего.
Вскоре Угрим стоял возле башни. Тимофей остановился за его спиной.
— Кости — на камень, — не оборачиваясь, приказал Угрим.
Тимофей растерянно огляделся. Какой именно камень имеет в виду князь? Весь стенной пролёт был выложен каменными плитами. Да и сама башня тоже облицована камнями.
Не найдя ничего лучшего, Тимофей осторожно опустил седельные суммы с Костьми под ноги князю. Отошёл.
Сумки опрокинулись. Магические кристаллы звякнули о камень. Самоцветы коснулись Стены. Видимо, этого было достаточно.
Тронув кончиками пальцев каждый из них, Угрим положил руки на простенок башни, повёл ладонями вправо-влево, словно прощупывая что-то на каменной поверхности. Или под ней.
Затем приложил к кладке ухо.
— Что ты ищешь, княже? — не выдержал Тимофей. — Что чуешь? Что слышишь?
— Не знаю, — качнул головой Угрим. — Пока не знаю.
Слова падали редко, как монеты из рук скупого ростовщика.
Тимофей молчал. Ждал.
— Стена почти пуста, — после недолгих размышлений продолжил Угрим. — В ней уже почти нет силы. Вся её сила была выплеснута наружу. И…
Опять томительная пауза. Опять Угрим, прикрыв глаза, к чему-то прислушивается. К чему-то в башне. Внутри неё.
«И что, княже? — донимало Тимофея любопытство. — Что «и»-то?»
— И только здесь ещё кроется источник силы, — наконец, открыл глаза Угрим. — Он либо очень слаб, чтобы снова напитать Стену, либо хочет казаться таковым. Но он ещё даёт силу Стене. Или она сама берёт из него силу.
— И что это может быть? — понизив голос, спросил Тимофей.
Что за таинственный источник такой?
Ему ответили не сразу.
— Ханьский колдун творил свою волшбу здесь. Он что-то прячет в башне, или… — в голосе Угрима послышалось скрытое торжество, — или прячется в ней сам.
— И что ты намерен делать, княже?
Гадать-то можно до бесконечности.
— Посмотреть — сухо отрезал Угрим.
Князь оторвал ладони от кладки. Огладил бока кристаллов. Что-то быстро-быстро прошептал.
И с маху шлёпнул ладонями о шершавую поверхность.
Башня пошла трещинами. Посыпался камень. Верхняя площадка провалилась вниз. Толстенная — сажени в полторы — внешняя стена раскололась надвое.
Но не до конца. Лишь до уровня княжеских ладоней.
Тимофей выхватил меч из ножен. Мало ли…
Поднял клинок.
И опустил.
В центре осыпающегося раскола лежал… лежала… лежало тело.
— Арина! — ахнул Тимофей.
Расколотая башня выпихнула гречанку к рукам Угрима.
Чжао-цзы с уважением смотрел на неприступную скалу, поднятую из земли не временем, но магией.
Высокая — выше деревьев — монолитная, почти отвесная каменная стена окружала пространство, на котором можно было расположить небольшой город, крупное селение или крепость средних размеров. Поверху скальную породу венчали стены и башни, сложенные из брёвен, но утратившие характерный для дерева цвет. Сейчас их цвет тоже был под цвет скалы — серовато-каменистый. Причина? Она проста и очевидна. Дерево обратилось в камень…
Впрочем, не только скала и окаменевшие стены на ней защищали крепость. Чжао-цзы отчётливо ощущал веяние чужой магии, идущее от цитадели. Над крепостью был поставлен мощный щит, а подступы к ней оберегали искусно сплетённые охранные заклятия, от которых приходилось всячески утаивать свои магические возможности.
Именно по этой причине Чжао-цзы открыл Тропу Диюйя на безопасном расстоянии от цитадели. На колдовской путь колдовская же защита среагировала бы мгновенно. Вернее, на проложившие его чары.
Завёрнутые в толстую кожу магические кристаллы сами по себе тоже никак не потревожат эту защиту. А вот любая попытка использовать их…
Возможно, опытный маг, оказавшийся поблизости, почуял бы скрытую силу кристаллов и так, но безмозглый и бездушный щит, на подобное, конечно же, способен не был. Магический щит защищал только от магического воздействия.
К счастью, Чжао-цзы достаточно много времени уделял медитативным практикам. Концентрация и самоконтроль, прежде помогавшие ему творить колдовство, теперь, наоборот, позволяли избегать неосознанной, на грани рефлексов, волшбы. А ведь многие маги, привыкшие к своему чародейству, как к чему-то само собой разумеющемуся, не смогли бы долго сдерживать рвущуюся наружу энергию и силу. А значит, были бы обнаружены охранными заклятиями.
Чжао-цзы контролировал себя прекрасно. И себя самого, и свою силу.
— Вперёд! Быстрее! — поторопил он и без того быстро продвигавшийся отряд.
«Лесные демоны» помчались к крепости на скале.
Время ещё было, но его оставалось не так много. Чжао-цзы понимал: вряд ли Великая Стена, утратившая силу Диюйя, продержится долго. Но если задуманное удастся, потеря Стены — ничто по сравнению с тем, что он обретёт здесь.
Размурованная гречанка была голой и синей. Тёмно… багрово-синей. Как бывает с людьми, долгое время пролежавшими под многопудовой тяжестью. А ещё… Ещё она была такой же изуродованной, как и прежде. Нога приросла к ноге. Руки утонули в боках…
Арина неподвижно лежала в каменных тисках. Высокая грудь, присыпанная белой пылью, не шевелилась. Соски вдавлены внутрь. В чёрных волосах — длинных, грязных, спутанных — каменная крошка. Глаза — закрыты. Губы — бледные. Рот раззявлен, словно в беззвучном крике или в тщетной попытке вдохнуть. Впечатление такое, словно гречанка перенесла нечеловеческие муки. Или испытывает их по сию пору. Языка в открытом рту видно не было: язык врос в гортань. Между зубов торчал крупный осколок камня. В уголках губ, под носом, у глаз и возле ушей — сухая корка запёкшейся крови вперемешку с пылью.