Тимофей попытался разорвать чёрную пульсирующую нить. Руки поочерёдно обдало жаром и холодом. Вроде несильным, вроде, терпимым. Но с ладоней прахом осыпались боевые перчатки.
Он рубанул по колдовской пуповине мечом. Меч изогнуло спиралью. Сталь размякла, как глина. Клинок обвис на рукояти.
Тимофей цепенел, глядя на бьющееся в беззвучной трясучке тело. Как помочь? Чем помочь? И есть ли уже смысл помогать?
Что делать и с кем драться?
Ещё мгновение, ещё одно… Вместо крепкого кряжистого князя перед Тимофеем лежит сухое, сморщившееся и нескладное тело старика-отрока. И ещё пара мгновений… Старика-ребёнка. И ещё… Старика-младенца, запелёнатого в алое корзно.
Всё! Угрим высох окончательно. Под тяжёлой плотной тканью в последний раз дёрнулась тонкая цыплячья нога. Выпросталась из путаных складок рука-хворостина. Повернулся к Тимофею череп, обтянутый чёрной пергаментной кожей. Скалящий мелкие, как у хорька, зубки. Глядящий пустыми провалами иссохших глазниц.
Больше Угрим не шевелился. И больше Угримом, прежним Угримом Ищерским, он не был. То, что видел перед собой Тимофей, походило, скорее, на…
На Кощеевы останки это походило, вот на что! На Чёрные Кости, ещё не растащенные на части походило.
Тимофей медленно-медленно повернул голову к трону. Колдовство рассеивалось. Тёмная мутная пелена опадала и растекалась по полу.
Выложенный из адамантов трон был занят. И вовсе не безжизненными останками. Чёрные мощи обрели жизнь. Нет, не так. Кощеевы Кости через колдовскую дугу-пиявку попросту высосали её из Угрима, обратив самого князя в своё подобие.
Произошедший обмен был явно не в пользу волхва.
На троне сидел высокий худощавый человек. Хотя какой там человек! Тимофей знал, что это не так. Такая худоба не свойственна людям.
Однако, по сравнению с тем, что было раньше, Кощей теперь казался румяным упитанным молодцем. Да, по сравнению с тем, что было…
Мумифицированные останки напитались чужой силой и жизнью, раздались до нормальных размеров, обросли кое-какой плотью. Рёбра, ключицы и лопатки уже не выпирали наружу как прежде. Разогнувшиеся руки и ноги не казались сухими ломкими ветками, а когтистые пальцы — длинными острыми сучками. Не топорщились суставы. Живот не лип к позвоночнику. Срам не укрывался в провале тазовых костей.
На голове (да, сейчас это была именно голова, а не едва прикрытый тонкой кожей череп) отросли волосы — чёрные, жёсткие, довольно длинные, путаные и клочковатые. Кто бы мог подумать, что волосы способны отрастать так быстро?! Впрочем, поводов удивляться и без того было предостаточно.
Там, где прежде скалилась безгубая пасть, теперь на тонких бледных губах застыла, словно приклеена, кривая усмешка. Из треугольного провала и сморщенного комочка плоти появился нос с отчётливой горбинкой. В глубоких впадинах глазниц поблёскивали холодные, но вполне живые глаза, похожие на осколки адамантов. Кожа больше не была абсолютно чёрной, и не казалась сухой и хрупкой. Она, правда, осталась довольно тёмной, но обрела упругость и прочность, а кое-где даже слегка залоснилась.
— Крысий потрох! — прошептал Тимофей непослушными губами.
Кощей повернулся к нему. Больно кольнул стылый взгляд чужих и чуждых глаз. Словно пробили лоб ледяным копьём.
В голове возникло неприятное ощущение. Будто кто-то бесцеремонно влез туда и теперь копошится, перебирая, как старый хлам мысли и воспоминания Тимофея.
Нечто подобное он испытывал, когда попал под чары Арины Никейской. Очень, очень, очень паршивое было ощущение. Впрочем, всё продолжалось недолго. Началось — и сразу прошло. Только осталось едва уловимое ощущение чужого присутствия. Кто-то или что-то засело внутри Тимофея и получило возможность по желанию Кощея контролировать его помыслы. Кощеево око и Кощеево ухо в его собственной голове — вот, что это было.
От такого соглядатая, наверное, трудно будет избавиться. Если вообще возможно.
— Ну, здравствуй… — улыбка навьей твари стала шире. Тимофей рассмотрел зубы — крупные, крепкие, не чета тем зубчикам, что торчали из Кощеевой пасти раньше. — Здравствуй… Слуга!
Негромкий голос казался Тимофею странно знакомым. Точно! Тварь получила не только жизнь Угрима. Она взяла также его язык и его манеру разговаривать.
— Я тебе не слуга! — сглотнул Тимофей.
— Ош-ш-шибаеш-ш-шься… — прошипел Кощей.
Тимофей обратил внимание на то, что изо рта навьей твари не идёт пар. А ведь в тронной зале всё промёрзло насквозь. Либо дыхание Кощея было холоднее, чем воздух вокруг, либо он не дышал вообще. У самого Тимофея пар валил клубами, а тело бил озноб. Впрочем, знобить его сейчас могло не только от холода. И даже, пожалуй, не столько от него.
— Ты — слуга… Мой слуга… Мой новый старый слуга… В этом мире… В этом мире сейчас… В этом мире теперь… Каждому господину нужен… Верный слуга нужен… Ты верен… Я знаю…
Кощей говорил не очень понятно, медленно, с долгими паузами, словно приноравливаясь к только что обретённой чужой речи и незнакомому языку. Но осваивался он быстро. С каждой фразой паузы становились короче, слова — более связными, речь — чёткой. И вот…
— Ты будешь служить мне, ибо отныне я твой князь, — твёрдо и без запинки произнёс Кощей.
Тимофей слушал и не верил собственным ушам. Точно: закрой он сейчас глаза — не отличил бы голос Кощей от голоса Угрима. Один и тот же голос! Но только голос. Всё остальное — другое. Не Угрим Ищерский разговаривает сейчас с ним, а тварь иного мира.
— Ты давал клятву служить, — продолжал Кощей голосом князя-волхва. — Ты трижды сказал «да».
Тимофей яростно тряхнул головой.
— Я дал клятву Угриму!
— Ему? В самом деле?
Насмешливая улыбка Кощея или, быть может, магия навьей твари пробудили воспоминания. В голове прояснилось. Тимофей отчётливо вспомнил тот разговор с Угримом. Те вопросы и те ответы. Князь спрашивал тогда, готов ли он. Готов ли служить…
«— …Готов ли служить мне и только мне, Тимофей? — спрашивал его князь. — Что скажет твоё сердце?
— Да, готов, — отвечал он. — Я был верен тебе раньше, и буду верно служить впредь.
— Служить МНЕ? Служить всегда и во всём? Служить, не взирая ни на что? Служить, не препятствуя и не причиняя мне вреда? Подумай, прежде, чем дать ответ. Сказанное сейчас свяжет тебя сильнее, чем все прежние клятвы. Сейчас ты либо переступишь порог сокрытого Знания, либо останешься в счастливом неведении.
— Да, служить тебе. Всегда. Во всём. Ни на что не взирая. Не препятствуя и не причиняя тебе вреда. Даю слово.
— Ты уверен?
— Да…»
Он сказал «да». Трижды сказал. Всё верно, всё так и было! Но именно так, как он помнил, и никак иначе!
— Я дал клятву Угриму, — вновь упрямо пробормотал Тимофей.
Кощей покачал головой:
— Тебе кажется так, но это не значит, что так было.
— Было так!
Голова навьей твари снова качнулась из стороны в сторону. С губ Кощея не сходила глумливая ухмылка.
— Ты считал, что говоришь со своим князем, но откуда тебе было знать, кто в тот момент разговаривал с тобой его устами?
— Не путай меня! — Тимофей тряхнул головой. — Я говорил с Угримом, и Угрим говорил со мной! У князя в тот момент была своя голова на плечах!
— На плечах — да. Но моя голова была под его плечами. В нём. На его спине. В его горбу. К тому времени она уже владела им полностью. Мои мысли были в его голове, и мои слова — в его словах.
Разве такое возможно? А, собственно, почему нет? Тимофей сам ведь попадал под чары Арины. Так с чего он взял, что чего-то похожего не могло случиться с Угримом. На всякого хитреца найдётся своя хитрость. На всякого чародея — своё чародейство.
— Я говорил его речами. Я управлял его деяниями и его поступками. Но это стало возможным ещё и потому, что с самого начала мы с ним были во многом похожи.
«С самого начала? — билось в голове Тимофея. — С самого? С начала?»
— Твой князь больше, чем кто-либо другой подходил для моих замыслов. Поэтому я и выбрал его. Ещё там, в северных землях, на дне провала. Когда твой князь был отроком. Когда он не прошёл испытание Шамана-Хранителя своего племени.
Вот оно что. Вот оно как…
— Потом мы с ним долго были едины. Это ещё больше усиливало нашу схожесть. Вернее, это делало его похожим на меня. Я помогал Угриму, я вёл его к цели. К нашей общей цели. Чтобы позже он помог мне. Поэтому именно он стал ищерским князем. Именно он отыскал мою тронную залу. И именно он собрал воедино части меня. Но теперь князь сослужил свою службу. И мне нужны новые слуги. А ты — хороший, преданный, проверенный слуга. Поэтому убивать тебя я не буду. Полезным людям я позволяю жить. Во всяком случае, до тех пор, пока они не становятся бесполезными.
Тимофей молчал, осмысливая услышанное. А ведь Угрим, действительно, искал Чёрные Кости с той же одержимостью, с какой делал бы это сам Кощей. И, в итоге, князь оказался успешнее прочих искателей.
Кощеевы глаза смотрели на него, не моргая.
— Ну? Теперь ты понимаешь, что у тебя нет выбора? Что ты обречён служить тому, кому дал слово служить?
Тимофей отступил на шаг.
— Даже если это так, я беру своё слово обратно.
— Э-э-э, нет, — качнул головой Кощей. — Сказанного слова не запихнуть назад в глотку. Особенно, если это слово верности. Особенно, если это слово дано мне. Нужно быть осмотрительнее в своих словах и клятвах. Никогда, слышишь, никогда нельзя клясться кому-либо или чему-либо служить во всём. Со временем многое может открыться. И многое может изменяться. Со временем служба может оказаться совсем не той, на какую ты рассчитывал. Так что лучше вообще никому не обещать никакой службы. Впрочем, тебя этот совет уже не касается. Ты уже сказал своё слово. И что-то менять для тебя слишком поздно.
— А вот это мы сейчас увидим! — процедил Тимофей.
Клятва? Плевать на клятву! Слово? Плевать на слово! Трижды сказанное «да»? Да хоть тридцать раз по трижды! Всё равно! Пле-вать!