Интересно, а тварь, пришедшая из мёртвой нави, вообще способна оценить живую женскую красоту?
Видимо, способна. Видимо, Арина твари понравилась.
В паху Кощея что-то шевельнулось, набухая. Тимофей отвёл глаза. Настолько это «что-то» выглядело отвратительным. У людей всё не так, у людей — иначе. Бедная-бедная Арина…
Кощей улыбнулся гречанке.
— Хочешь жить, ведьма, или предпочитаешь лежать с ними? — Он кивнул на мёртвые тела, из которых только что выдышал жизнь.
— Хочу, — из-под густых волос, закрывавших лицо Арины, раздался тихий голос, полный мольбы. — Хочу жить…
Язык гречанки тоже был освобождён от ханьской волшбы. Она теперь могла говорить.
— А будешь ли ты любить меня на ложе, как верная раба любит своего господина? — с насмешкой спросил Кощей. — Отдашь ли мне свою любовь всю и без остатка? Порадуешь ли своими ласками? Станешь ли первой наложницей в моём гареме?
— Буду, — снова донёсся из-под грязных волос слабый голос. — Буду любить. Отдам. Порадую. Стану…
Она была готова на всё.
Кощей удовлетворённо кивнул. Молча указал Арине на место у трона. Обнажённая гречанка опустилась к ногам нового господина. Туда, куда было указано.
— Тебе стоило бы поучиться у неё покорности, — обратился Кощей к Тимофею.
В самом деле, сильная колдунья, жаждавшая любой ценой остаться в живых, принимала свою незавидную участь с большим смирением и с большей готовностью, чем Тимофей — свою.
И всё же странно. Кощей и Арина… Неужели никейская ворожея, действительно, так необходима навьей твари для любовных утех?
Кощей глумливо подмигнул Тимофею:
— Слуги-чародеи мне не нужны, но наложницы-чародейки очень страстны и любвеобильны. Они способны на время согреть даже моё холодное ложе. Да-да-да, кто-то из живых должен делать и это. Знаешь, я так соскучился по женщинам этого мира.
«Ну конечно, после стольких-то веков воздержания!» — подумал Тимофей.
— Одна ночь страстной любви порой даёт ощущение жизни больше, чем десятки смертей, — Кощей перестал улыбаться. — Но это, конечно же, ни в коей мере не отменяет твоей службы. Так что теперь поднимайся ты, слуга.
Ещё одно лёгкое движение длинных тонких пальцев.
Оцепенение, всё ещё сковывавшее тело Тимофея, отпустило. На этот раз — окончательно.
Он поднялся на ноги. Машинально взял лежавший рядом меч. Вот только зачем?
Тимофей тупо уставился на бесполезное оружие. Зарубить Кощея он не сможет. Клятва верности, данная вроде бы Угриму, на самом деле не позволяла ему поднимать руку на навью тварь. Это Тимофей уже прочувствовал на собственной шкуре. Просто уйти тоже не получится. Куда идти-то теперь? Да и не отпустит Кощей слугу, который ему так приглянулся.
И что тогда? Он обречён теперь служить навьей твари? Как Арина. Только на ином поприще.
— Не упрямься, не противься и не огорчайся, — с усмешкой посоветовал Кощей. — Я легко мог бы сделать из тебя покорную куклу, но мне это не надо.
«Почему?», — пронеслось в голове у Тимофея. Возможно, стать сейчас безмозглой куклой не так уж и плохо. Кукла не страдает, не переживает и ни в чём не сомневается. Она просто выполняет, что приказано.
— Видишь ли, когда накладываешь на человека чары, он утрачивает волю, смекалку и живость ума, — лениво объяснил Кощей. — Заколдованный слуга подобен послушному, но глупому и вялому ребёнку, не умеющему и шагу ступить без опеки. Таким слугой приходится управлять, за него приходится думать, приходится всякий раз указывать ему, что следует делать и как должно поступать.
Кощей поморщился.
— Мне нужны другие слуги. Те, которые будут служить верно и ревностно, но при этом не утратят способности самостоятельно искать наилучшие пути к исполнению моих приказов. Те, которые не станут отвлекать меня по пустякам. Те, которые будут подчиняться по доброй воле и собственному разумению, а не по магическому принуждению. Те, которые во имя моё и во благо моё быстро и без пощады убьют многих, по своему усмотрению выбирая самые действенные способы для убийства. В конце концов, меня интересует лишь смерть живых, а не то, как именно они погибнут. Их смерть даёт мне ощущение жизни — вот, что главное. И совершенно не важно, несу ли я смерть живым сам или по моей воле одни живые умерщвляют других. Я с одинаковым удовольствием вдохну любую жизнь. Ты понимаешь, о чём я говорю, слуга?
«Слуга?» Так теперь к нему будут обращаться? Тимофей не ответил. Вслух не ответил, но Кощей удовлетворённо кивнул:
— Вижу, что понимаешь. И мы теперь сделаем вот что…
Кощей протянул руку к Бельгутаю. Едва уловимым движением пальцев снял с татарского нойона ханьские чары. Однако вдыхать его жизнь, как жизни других воинов, навья тварь не стала.
Едва выйдя из оцепенения, кочевник схватился за саблю, тряхнул головой, как закусанный докучливыми оводами жеребец. Тимофей растерянно смотрел, то на хозяина тронной залы, то на татарина.
Кощей кивнул на Бельгутая.
— Убей его, — проскрипел в тишине неприятный голос со знакомой интонацией Угрима.
— Убить? — переспросил Тимофей.
— Ты же не глухой, слуга! Ты прекрасно слышишь меня. Да, я велел убить этого человека. Это мой первый приказ на твоей новой службе. А для тебя не должно быть ничего более важного, чем исполнять мои приказы. Способ убийства можешь выбрать сам. Позволяю использовать любой.
Крысий потрох! Тимофей всё понял. Кощей вовсе не случайно выбрал именно Бельгутая. Проклятая тварь, рывшаяся в его, Тимофеевой, голове, наверняка, знает уже, что когда-то они с татарским нойоном были… не то чтобы очень дружны, но, во всяком случае, неплохо ладили. А случалось — и прикрывали друг другу спины. И ещё Кощею должно быть известно, что Бельгутай — хороший воин. Прекрасная кандидатура, в общем, чтобы испытать верность и боевое мастерство нового слуги.
Это была проверка живого человека, принятого на службу к владыке мёртвой нави.
— Ну же! — повысил голос Кощей. — Не заставляй меня ждать!
Ишь, торопит. Пугает…
Навья тварь взмахнула рукой. Меч в руке Тимофея дёрнулся, как живой, повернулся остриём к Бельгутаю.
— Убей его, — повторил Кощей. — Не огорчай меня, слуга.
Блеск кощеевых глаз отразился в отполированной стали клинка.
Арина, потупив глаза, тихо сидела у подножия трона.
Конечно, Бельгутай видел всё, что происходило перед алмазным троном. Ханьское колдовство обездвижило его, но не сделало слепым. Бельгутай видел, как уруский коназ-шаман одолел ханьского чародея. И как собрал воедино шесть магических камней с древними Костьми. И как поплатился за это.
Он видел, что за существо вылупилось из расколовшихся колдовских яиц-кристаллов, и во что оно превратилось, когда усохшие Кости соединились друг с другом, обросли плотью и обрели жизнь.
Бельгутай видел, как убивало людей одно лишь дыхание пробуждённого демона мёртвого царства. Как пленница ханьского чародея, освобождённая от чар, с покорностью рабыни опустилась у ног нового хозяина.
Он даже слышал обрывки разговора Тумфи и демона. Бельгутай, правда, не разобрал ни слова. Однако кое о чём догадаться было не трудно.
Приказной тон демона. Меч уруса, повернувшийся в сторону Бельгутая… Чего ж тут непонятного?
— Будешь биться за нового господина, Тумфи? — обратился Бельгутай к бывшему союзнику. — Выслуживаться будешь?
И не надо притворяться, что ничего не понимаешь, толмач!
Поигрывая саблей, Бельгутай шагнул вперёд. Ему уже всё равно. Нойон готов был драться хоть с самим демоном, хоть со слугой демона.
Вокруг было так холодно. А славная драка хотя бы разогреет кровь напоследок.
Однако намечавшаяся стычка прервалась, так и не начавшись. Сверху послышался топот чьих-то ног. Бельгутай, Тимофей, демон, сидевший на алмазном троне, и колдунья, расположившаяся у трона, подняли головы.
Шум доносился с лестницы. На верхних ступенях под проломленным люком в сводах тронной залы появились вооружённые люди. Нукеры Огадая. Рыцари Хейдорха. С клинками наголо. С факелами в руках.
Факельные огни в зале, освещённой колдовским сиянием, смотрелись нелепо. Воины, уже ступившие на лестницу, растерянно озирались вокруг. Сзади напирали другие бойцы.
Откуда они здесь взялись? Тёмной Тропы наверху, вроде бы, никто не открывал. Видимо, вслед за ханьским колдуном и его приспешниками в подземелья вошла гарнизонная стража, — решил Бельгутай.
Вот только появилась она с большим запозданием. Наверное, пришлось пробиваться через какую-то преграду. Через завал. Или через запертую дверь.
Судя по всему, воины, охранявшие крепость и пропустившие врага на нижние ярусы подземелья, сами прежде не спускались так глубоко. И вот — спустились. Добрались до тронной залы. Увидели следы недавней битвы. И алмазный трон. И демона на троне. Остановились в изумлении.
Их замешательство, впрочем, длилось недолго. Рыцари и нукеры в первых рядах, заметили обезглавленные тела императора и хана. Несколько человек уже спускались по узким ступеням. Лестница за их спинами быстро заполнялась новыми воинами.
Тварь на троне довольно улыбалась…
Бельгутай не сразу понял — чему.
Глава 17
Тимофей больше не чувствовал прежнего пригляда. Мысли текли свободно. Их никто не контролировал. Чужое око в его голове на время закрылось. Кощей отвлёкся.
Навья тварь не следила, ни за ним, ни за Бельгутаем. Сейчас Кощея интересовало другое. Люди, спускавшиеся с лестницы. Живые люди, чья смерть принесёт ему ощущение жизни. И вот…
Руки твари протянуты к лестнице. Длинные тонкие пальцы шевелятся, ощупывая невидимые нити. Или попросту обрывая их.
Кощей дышит. Вдыхает чужие жизни. Изо рта твари вновь идёт пар, глаза — блаженно прикрыты. Спускающиеся вниз люди падают на ступени, роняют оружие и факелы, сыплются с тесной лестницы на заиндевелый пол тронной залы.
Теперь Кощей дышал глубоко, полной грудью. Людей на лестнице было много. Там было много жизни, которой можно дышать. Наверху, на лестнице. И за разбитым люком-плитой, наверное, за лестницей — тоже.