— Укрытие? — незамедлительно отреагировал Кощей. — Какое укрытие? Укрытие от чего?
Смех Кощея, разнёсшейся по тронной зале, был громким и неожиданным.
Почему он смеётся? Тимофей был удивлён и озадачен. Но удивление, затмившее мысли и чувства, позволило выиграть ещё несколько мгновений. Он тоже бросился к спасительному углублению. Прыгнул в глубокую борозду. Всем телом прижался к земле и разбитому камню.
— Падаете ниц? — хохотнул Кощей. — Или пытаетесь спрятаться? Что ж, первое — похвально. Второе — глупо. Тот, кого я хочу убить, умирает всегда.
Понятно… Навья тварь решила, что и Тимофей, и Арина укрываются от её гнева и от её магии.
Стоять остались только Бельгутай, да ханьский маг, замороженный Угримовой волшбой. Но ханец был мёртв. А находившийся рядом с ним нойон оказался слишком далеко от спасительных канав-борозд. Он был обречён.
Кощей, впрочем, даже не взглянул на кочевника. Татарин пока его не интересовал. Он обращался к Тимофею и Арине.
— Вы, люди, всё такие же жалкие, как и тысячи лет назад, — хмыкнул Кощей. — Вы всю свою короткую жизнь стараетесь казаться значимыми, вы постоянно пытаетесь что-то доказывать себе и другим. Но на самом деле вы — ничто, потому что за каждым из вас приходит смерть, которая в ничто же вас и обращает. Зная об этом, вы, тем не менее, гоните мысли о неминуемой кончине прочь. Однако на краю могилы дыхание смерти сдувает с вас спесь.
Тимофей стиснул зубы. Правда… Неприятная, колючая, отвратительная, но ведь правда же — не кривда — звучала сейчас в устах Кощея.
— Без вечной жизни вам не обрести подлинного величия, — продолжал он. — Без избавления от страха перед смертью вы никогда не станете по-настоящему свободными. И это у вас в крови. И это для вас навсегда. Это рок, от которого вам не спастись.
Тварь знала, о чём говорила. Тварь не скрывала превосходства бессмертного и кичилась им.
— В ваших жалких смертных душонках ничего не меняется. В вашем жалком смертном мирке не появляется ничего нового. Разве что магии становится меньше. И маги становятся мельче. И человеческая жизнь короче. И даже то, что прежде было достойно уважения, со временем стирается в порошок.
Тимофей вдруг почувствовал, как страх и растерянность уходят, и его накрывает злость. Привычная, весёлая, боевая. Мешающая порой думать, но не мешающая действовать.
«Ах, ничего не меняется?! И ничего не появляется нового?! И в порошок обращается лишь былое величие?!»
Он поднял голову. Глянул под трон. Ага, фитили почти догорели. Огоньки на огрызках промасленных шнуров уже дымятся возле затравочных отверстий ханьских железных шаров.
«А как тебе громовой порошок, а тварь?! Как тебе понравится огненное зелье?!»
Глаза Кощея сузились. На лице отразилась тревога.
— Порошок? Громовой? Зелье? Огненное? Что…
Он не успел ни договорить, ни подняться с трона, но сотворить защитную волшбу. Кощей так и не осознал до конца, в чём таится опасность и против чего ему нужно колдовать. Поймав взгляд Тимофея, он опустил глаза вниз. Но вряд ли что-то заметил под троном, на котором сидел. Для этого нужно было сойти с трона, наклониться, заглянуть вниз.
В голове заломило. Словно изнутри выдавливали мозг. Чужое присутствие переполнило разум. «Убить-Бельгутая…» — это не сработало. Кощей легко пробился сквозь слабый заслон. Всё понял. Быть может…
Только понимание, если оно и было, пришло к навьей твари слишком поздно.
Огоньки добрались до конца фитилей.
Тимофей уронил ноющую голову на пол.
Вспышки под адамантовым троном он не видел. Ни вспышки, ни ударившего в потолок дымного столба.
Зато он едва не оглох от взрыва, сотрясшего всю тронную залу.
Демон на алмазном троне дышал и никак не мог надышаться. На лестнице уже не осталось ни одного живого человека, а проклятый демон всё дышал и дышал.
И, похоже, не замечал ничего вокруг.
Чем и воспользовался Тумфи.
Урус, поднявший с пола дымящийся факел, поначалу озадачил Бельгутая. Зачем Тумфи понадобился факел в хорошо освещённой зале?
Но когда ведьма, сидевшая у ног демона, осторожно извлекла из-под трона и подала урусу фитили ханьских громовых шаров, всё стало ясно. Бельгутай разгадал план Тумфи.
Смелый и отчаянный план.
Он оглянулся, скользнул взглядом по лестнице у себя за спиной. Наверное, можно было бы попытаться взбежать по ней наверх и укрыться там. Но ни Тумфи, ни ведьма этого делать не стали. И он тоже не будет.
Суета могла привлечь внимание твари. Резкие и быстрые движения могли её насторожить.
Демон очнулся, когда длинные фитили уже горели. Демон даже не смотрел на Бельгутая, он что-то говорил Тумфи и ведьме, которые надеялись укрыться в глубоких бороздах на полу.
Но от того места, где стоял Бельгутай, до спасительных канавок было слишком далеко. Единственное, что он мог позволить себе…
За мгновение до взрыва Бельгутай бесшумно скользнуть чуть в сторону. Спрятался за неподвижную фигуру ханьского мага, замороженного урусским колдовством.
Хоть какое-то укрытие…
Впрочем, в его надёжность Бельгутай не особенно-то и верил.
Прикрыв глаза, он приготовился умирать.
Адамант — крепкий камень. Но трон был сложен не из алмазного монолита, а из множества отдельных самоцветов. А огненного зелья в громовых шарах было набито под завязку. К тому же взрыв ханьских адовых сосудов, по всей видимости, высвободил ещё и магию, накачанную в кристаллы.
И сила взрыва была такой!..
Трон развалился на куски. Куски разлетелись в стороны. Алмазные осколки брызнули по всей зале. Крупные самоцветы — цельные, гранённые, спаянные друг с другом по несколько штук в фрагменты блестящей мозаики, и одиночные — сверкающие, словно кусочки колотого льда.
Выщербив своды и стены, адамантовый град посыпался вниз.
Один камень звякнул о шлем Тимофея. Ещё два самоцвета ощутимо ударили по спине. К счастью, кольчуга и толстый поддоспешник защитили от осколков.
Тимофей вдруг обнаружил, что больше не чувствует в голове чужого присутствия.
Неужели получилось?! Сработало?!
Он вскочил на ноги. С кольчуги и шлема в канавку-укрытие осыпались колотая щебёнка и пыль. Неподалёку крутился дымящийся обломок железного шара, похожий на черепок толстостенной керамической плошки.
Рядом, заходясь в кашле, поднималась из пыльных клубов Арина. На голой гречанке не было никакой защиты. Магический щит она, по-видимому, не поставила тоже. То ли была ещё недостаточно сильна, то ли не хотела настораживать Кощея раньше времени и сдерживала волшбу до последнего. На спине Арины, в районе правой лопатки кровоточила содранная кожа. На левой ноге тоже виднелась отметина. Сочилась кровь из-под слипшихся грязных волос.
Впрочем, им ещё повезло. От верной смерти их уберегли канавки-окопчики, пробитые в плитах пола. На них осколки сыпались сверху — уже на излёте. А вот если бы не было никакого укрытия…
Дым постепенно рассеивался, пыль оседала. Магический свет освещал залу всё так же ярко и холодно.
Трупы, лежавшие на открытом месте, выглядели ужасно. Некоторые были разорваны на куски. Некоторые сметены к стенам и изломаны о камни. Некоторые буквально изрешечены острыми адамантами. В черепах и телах покойниках зияли крупные дыры. Топорщились вывернутые под неестественными углами полуоторванные конечности. Блестели вывернутые внутренности.
От осколков ханьских шаров и града острых кристаллов мертвецов не защитили ни кольчуги, ни пластинчатые латы. В глубоких ранах сверкали застрявшие в телах и перемазанные кровью алмазы. Пол залы был усеян блестящими адамантовыми россыпями.
Куда-то смело Бельгутая. К лестнице отбросило расколотый надвое труп замороженного ханьского колдуна. Прах Угрима и вовсе рассеялся без следа.
На месте Кощеева трона дымилась воронка в полторы сажени глубиной. Самой твари нигде видно не было. Всё? Конец?
Самой — нет.
Зато куски твари…
Тимофей обратил внимание на странное шевеление и трепыхание разорванной плоти среди неподвижных мертвецов. Кощей Бессмертный, Кощей Неупокоиваемый, Кощей Неуязвимый, Кощей Несокрушимый — даже расчленённый на части, он всё ещё продолжал жить.
И кровь твари…
Пространство перед троном было заляпано чёрными пятнами, мало похожими на обычную человеческую кровь. Кощеева кровь густела, однако не запекалась. Тёмные ручейки и нити сукровицы — вязкие и липкие — тянулись друг к другу через разбросанные взрывом самоцветы, через грязь и пыль, через неподвижные изуродованные трупы, не мешаясь ни с чем, но постепенно связывая натёкшие лужицы в единую сеть. Даже разметавшийся по зале мелкий крап соединялся тонкой едва заметной подрагивающей паутинкой. Воссоединиться стремилось всё, до последней капельки. Не терялось ничего…
«Единение частей целого — вспомнилось Тимофею. — Начало вечной жизни и вечной власти НЕУПОКОЕННОГО». Он вдруг с тоскливой отчётливостью осознал: нет, это ещё не конец. Далеко не конец. Если конец этому вообще есть. Если вообще можно прикончить ТАКУЮ тварь!
Жуткое тошнотворное действо шло уже вовсю. Крупные куски, мелкие частицы, потёки и капли крови буквально на глазах начинали сползаться, стягиваться, находить друг друга, собираться гроздьями. Слипаться, сливаться. И чем дальше — тем быстрее… быстрее… быстрее…
Бесформенные окровавленные ошмётки тулова подобно большим и маленьким слизням стекались в лужах крови навстречу друг другу. Рваные хрящи и жилы извивались, словно хвосты и щупальца. Сплетались, стягивались, скручивались и увязывались жирные склизкие змеи разбросанных по зале кишок. Соединялись, вновь обрастая плотью, кости цвета жжённой древесины. Оторванные руки скребли длинными тонкими пальцами пол и волочили за собой вырванные куски плеч, ключицы и рёбра. Ноги сгибались в коленях и, отталкиваясь от пола пятками, как гигантские членистые гусеницы подползали к развороченному тазу. Пальцы на ступнях шевелились и помогали движению ног.