Алмазный трон — страница 21 из 50

— И терять понапрасну воинов, — вставил император.

Вот теперь князь к нему повернулся. Что-то похожее на нездоровый интерес читалось в его глазах.

Теперь уже вокруг Феодорлиха сплотились рыцари-трабанты. У этих тоже мечи были обнажены. Тимофей обратил внимание и на то, что в стороне, у костров, стоят арбалетчики с заряженными самострелами. Вот, значит, как…

Он опустил Кости на землю и положил ладонь на рукоять меча. Вряд ли дело дойдет до открытой стычки. А если даже и дойдет… Тимофей отчего-то был уверен, что ни стрелки, ни обвешанная доспехами стража не поможет императору и хану. Княжеская волшба все равно окажется быстрее и сильнее. Тимофей хорошо помнил, на что она способна. Самое интересное, что Феодорлих и Огадай тоже не могли об этом забыть. И тем не менее… И все же…

— Не требуйте от воинов слишком многого, князь, — мягко, словно уговаривая капризного ребенка, заговорил Феодорлих. — Они бьются не за свое бессмертие. И они смертны.

Помедлив пару мгновений, император многозначительно добавил:

— А от мертвых смертных не будет прока.

Угрим молча перевел взгляд с Феодорлиха на Огадая. Хан не отвел глаз.

— Да и мы сами еще неизвестно когда обретем бессмертие — и обретем ли его вообще, — глядя в упор на князя, заговорил Огадай. — А пока мы смертны, не хочется, знаешь ли, лишиться всех верных воинов.

«А ведь они поумнели, — подумал Тимофей о союзниках, — здорово поумнели».

— Не вижу поводов для опасения, — процедил Угрим.

— Ты многого не видишь, коназ, — отчетливо произнес хан. — Ты ослеп. Твои глаза сейчас не видят ничего, кроме Черных Костей. Слепцом быть хорошо, когда впереди ждет только победа. Но ведь так можно не заметить и поражения.

Обстановка накалялась. Тимофею сделалось не по себе. Да, пожалуй, если будет драка, холм останется за Угримом. Но ведь лагерь вокруг холма не принадлежит ему. Ни латиняне, ни татары пока не подчиняются ищерскому князю. А что, если придется противостоять собственному войску? Что, если придется усмирять озлобленные отряды, возвращающиеся из кровавой бани? Да на виду у защитников Стены!

— Это заговор? — Угрим усмехнулся.

Ему не ответили.

— Очень интересно. Будь мы ближе к Стене и не будь под нашими ногами защищенного от магии холма, я бы счел, что ваши мысли замутнены ханьской ворожбой. А так… Так получается, что, пока я колдовал, вы сами приняли решение.

— Это правда, — кивнул Огадай. — Я могу жертвовать своими туменами, но только если вижу в этом смысл. Продолжать штурм ночью я смысла не вижу. Я не хочу за одну ночь остаться без войска.

— Я согласен с ханом, — поддержал его Феодорлих. — Ночью мы даже не увидим, как ханьский колдун истребляет под своей Стеной наших воинов.

— Я увижу, — хмуро проговорил Угрим. — Я могу следить за ходом битвы даже в кромешной тьме.

— Но мы-то — нет, — веско вставил Огадай.

— Утром мы обсудим наши дальнейшие действия и повторим атаку, — примирительно сказал Феодорлих.

Угрим вздохнул.

— Я могу уничтожить вас обоих прежде, чем ваши телохранители успеют понять, что происходит, — задумчиво, будто разговаривая сам с собой, произнес он. — Я могу смять вашу волю и сделать из вас послушных безмозглых кукол. Я могу подчинить всех ваших людей до последнего конюха и удерживать их в своей власти столько, сколько мне потребуется…

Князь сделал паузу. Огадай и Феодорлих молча ждали. Стража, окружавшая их, заметно нервничала.

— Но поступать так и расходовать свою силу на улаживание внутренних усобиц — глупо, — закончил свою мысль Угрим. — Мне… нам всем противостоит сейчас слишком опасный противник. И в этом противоборстве важна каждая частица силы.

— Честно говоря, на это мы и рассчитывали, князь, — со слабой улыбкой выдохнул Феодорлих.

— Сегодня наши люди на штурм больше не пойдут, — жестко отрезал Огадай.

— Хорошо, — процедил Угрим. — Будем ждать до утра. В конце концов, одной ночью больше, одной — меньше… Какое это имеет значение, если победителя впереди ждет вечность.

Кажется, никто, кроме Тимофея, не обратил внимания на то, что речь шла о «победителе», а не о «победителях».

Угрим отвернулся от союзников.

Стычки не будет, понял Тимофей. Но скрытая вражда и затаенное недоверие останутся. И как долго это продлится — пока неизвестно.

Тимофею было ясно одно: после случившегося император и хан вместо и без того ненадежного союзника обрели в лице Угрима лютого врага. Конечно, князь до поры до времени ничем не выдаст своих чувств, но, сказать по правде, Тимофей уже сейчас очень не завидовал Феодорлиху и Огадаю.

* * *

Солнце скрылось за темным холмом, высившимся в центре вражеского лагеря. День уходил в земли, из которых пришли западные варвары. Черные крылья ночи накрывали мир.

Чжао-цзы, положив руки на каменные зубцы и прикрыв глаза, неподвижно стоял на башенной площадке. Сейчас его не интересовал отступивший враг. Он всматривался в Стену у себя под ногами.

Стена уже довершала свое дело. Защита пленной колдуньи была взломана, и, хотя еще ощущалось слабое сопротивление жертвы, мрак Диюйя, смешанный с древней кладкой, жадно высасывал память, секреты и силу полумертвой пленницы.

Память и секреты Чжао-цзы брал себе. Силу оставлял Стене, делая ее еще сильнее.

Этой ночью он заберет у колдуньи все, что ему нужно, и, быть может, уже к утру расстановка сил переменится.

Чжао-цзы открыл глаза. Повернулся.

За его спиной неподвижно застыли две фигуры.

Два «лесных демона», лучшие из линь гуй… Из тех, что остались. Старый мастер Байши — Белый Камень и мало в чем уступавшая ему молодая, гибкая, стремительная в бою Чуньси — Весенняя Радость. Даром что девушка, она могла справиться с полудюжиной крепких воинов.

Оба, как всегда, явились на зов быстро и теперь терпеливо ожидали приказа. Оба были преданными слугами и опытными бойцами.

Поверх пояса Чуньси поблескивала прочная цепочка «молота-метеора» люсинчуй, обмотанная вокруг тонкой талии в несколько слоев. Если быть точнее, это была та его разновидность, которую знатоки именуют ляньинь-ляньцзы-чуй — «сверкающий серебром молот на цепи». За спиной Байши торчали небольшие крючья-гоу, вернее, шуаншоу-гоу — крюки для двух рук.

Молот-чуй и крюки-гоу не простое оружие. Оно требует длительной подготовки, зато после нескольких лет обучения умелый воин способен творить с ним чудеса. Байши и Чуньси были умелыми воинами. Они уже неоднократно выполняли непростые задания, которые давал им Чжао-цзы. Выполнят и это. Задание опасное и дерзкое…

— Вы двое возьмете с собой своих лучших учеников, — не стоило терять времени понапрасну, и Чжао-цзы сразу перешел к сути. Он старался говорить коротко и по делу, — проникните в лагерь западных варваров. Доберетесь до темного холма. Подниметесь на его вершину…

Чжао-цзы замолчал, в очередной раз обдумывая свой план. Повисла не долгая пауза, дозволявшая говорить ученикам.

— Слушаемся, учитель, — одновременно склонились в поклоне две головы.

Чжао-цзы размышлял еще некоторое время. Оправдан ли риск задуманного? Удастся ли перехитрить врага? Сумеет ли он собрать все Кости Силы? Станет ли Правителем Вселенной? Доживет ли до того времени, когда его будут именовать не учитель Чжао, а повелитель Чжао. Чжао-ди все же звучит лучше, чем Чжао-цзы.

Пауза затягивалась. Согнутые спины Байши и Чуньси не разгибались.

— Потом вы в точности выполните то, что я вам скажу, — произнес наконец Чжао-цзы. И вновь замолчал.

Первой не выдержала Чуньси. Юная и горячая, она не всегда отличалась должной сдержанностью.

— Нам следует что-то добыть на этом холме, учитель? — осторожно спросила девушка-воин.

Взгляд ее черных раскосых глаз скользнул по магическим кристаллам у ног Чжао-цзы.

— Нет, — отрезал он.

Если бы все было так просто! Если бы можно было вырвать заветные Кости Яньвана у вражеского колдуна, он давно бы отправил на штурм холма всю свою армию.

— Нам следует кого-то убить там? — Более мудрый Байши смотрел не на магические самоцветы, вросшие в каменные плиты, а на далекий холм.

Темные склоны одинокого кургана были едва различимы в — сгущающихся сумерках, но на вершине холма, возле трех больших шатров, уже горели костры.

— Нет. — Чжао-цзы снова качнул головой.

Сейчас он мог мечтать только о смерти одного человека. Все остальные жизни не имели значения и не решали исхода этого противостояния. Но мага с запада, владеющего тремя Костьми, вряд ли смогут одолеть воины, которым не подвластно колдовство. Пусть даже это будут лучшие из лучших «лесных демонов» Поднебесной.

Байши и Чуньси почтительно замолчали. Оба линь гуй склонили головы еще ниже. «Демоны» ждали.

— Для начала наденьте вот это. — Чжао-цзы протянул каждому узкий налобный ремешок с небольшой металлической пластиной, выкованной в виде глаза.

С обратной стороны обе пластины были испещрены мелкими иероглифами. Тайный язык, недоступный непосвященным…

— Не так, — подсказал Чжао-цзы Чуньси, приложившей пластину ко лбу. — Надо глазом наружу. Это поможет мне увидеть все, что будете видеть вы. По крайней мере, до тех пор, пока вы не подойдете к холму.

Там наверняка стоит мощная магическая защита.

Воины проворно затянули повязки. На лбу каждого теперь тускло поблескивало стальное око. Сильная магия, наложенная на амулеты, действует на небольших расстояниях, зато действует она отменно.

— А теперь слушайте внимательно… — вновь заговорил Чжао-цзы.

Глава 8

— Тре-во-га! Тре-во-га!

Тимофея, прикорнувшего на пороге княжеского шатра, разбудили громкие крики. Снаружи кричали татары и латиняне. На разных языках, но одно и то же.

— Тре-во-га!

В чем дело? В шатре темно. За входным пологом мечутся отблески факелов. Судя по всему, была еще поздняя ночь.

Правая рука Тимофея метнулась к мечу. Левая — подхватила щит.

Князь?

Жив… Угрим, вскочив на ноги, набрасывает на плечи алое корзно.