Труп ханьской девы-воительницы, которую едва смог одолеть Бельгутай, размазало в кровавую кашу. По всей зале разлетелись звенья порванной цепи от ее кистеня. В бесформенное месиво железа и плоти превратило тяжеловооруженного латинянского рыцаря и свалившего его ханьца, также попавшего под саблю Бельгутая. Татарский нойон, правда, успел вовремя отскочить в сторону.
Отшвырнуло в разные стороны оба лежавших у трона магических кристалла. Один самоцвет, сверкнув гранеными боками, закатился в глубокую канавку.
Далеко — к лестнице — отбросило и желтолицего чародея. Отбросило, но не убило. И даже, кажется, не поранило всерьез.
Вражеский маг сразу вскочил на ноги. Правда, теперь он был без шляпы, а его длинный зеленый плащ зиял прорехами и дымился.
Бормоча неразборчивую скороговорку, чародей крутнулся на месте. Взмахнул обеими руками. Широкие рукава и длинные полы плаща описали круг.
Волна рассеянной боевой магии ударила по всей зале.
Противник бил неприцельно, не выбирая жертв, не отделяя немногих еще оставшихся в живых своих воинов от чужих.
Зато он бил сильно и быстро.
Проклятье! Трижды проклятье! Девятижды!
Нечеловеческим усилием воли Чжао-цзы не позволил себе утратить самоконтроль.
Он только что чуть не погиб! Лишь сотворенное в последний миг защитное заклинание позволило ему уцелеть между копий-когтей, разодравших пространство.
Защита вовремя выпихнула его из опасного места, и он очутился у лестницы, ведущей наверх. Правда, при этом Чжао-цзы на время утратил связь с кристаллами Силы и лишился их бесценной подпитки.
А к нему уже бежали вражеские воины, смявшие «лесных демонов». Ну, или почти смявшие. Ближе всех снова оказался упрямый кочевник, сразивший Чуньси и Байши.
Выбора не оставалось. Чжао-цзы сделал то, что было еще в его силах и на что не требовалось много времени и магической энергии.
Варваров было много, «демонов» — мало. Так что можно было не жалеть никого.
Чжао-цзы не стал использовать сложные смертоносные заклятия направленного действия и наводить чары на конкретных жертв. Он даже не стал никого убивать.
Он ограничился тем, что попроще и побыстрее. Круговым парализующим и останавливающим ударом, наносимым вслепую. Такое заклятие заденет любого человека, который находится в сознании. Любого обычного человека. Опытному магу оно, конечно, не навредит. Да и не очень опытному тоже. Но среди варваров был сейчас лишь один человек, разбирающийся в магии.
И надо было сделать так, чтобы остальные больше не вмешивались в их поединок.
Бельгутай воздал хвалу Великому Тэнгри. Повезло: ему чудом удалось выскользнуть из-под мощного магического удара Угрима. Окажись он чуть ближе к ханьскому чародею, урусская волшба превратила бы его в фарш, как девку с кистенем, как вражеского воина, вооруженного боевыми крюками, и как латника Хейдорха.
Но он уцелел.
Ханьский маг, впрочем, тоже. Значит, битва еще не закончена.
Бельгутай снова атаковал противника. Он подбежал к вражескому колдуну первым. Он уже почти добрался до него.
Еще пара прыжков.
И — еще один.
Взмах саблей и…
Маг резко крутнулся на месте. Зеленый плащ — весь в дымящихся прорехах — мелькнул перед лицом Бельгутая.
В нос ударил запах горького дыма. Воздух вдруг сгустился, уплотнился…
Под доспехи кольнули десятки невидимых стрел, безошибочно отыскавших на теле Бельгутая самые чувствительные точки. Нет, колдовские стрелы не навредили, не искалечили и не поранили его. Они лишь причиняли боль и держали его лучше любых пут и оков.
Невыносимая боль остановила и сковала Бельгутая.
Потом боль ушла. И он вовсе перестал что-либо чувствовать. Он больше не ощущал своего собственного тела.
Пальцы судорожно вцепились в сабельную рукоять, но занесенный над головой ханьца клинок уже не мог опуститься.
И сам Бельгутай был не в состоянии двигаться. Вообще. Никак.
Невидимые колдовские стрелы, пронзившие его насквозь, не позволяли даже упасть. Непонятным образом они удерживали тело пригвожденным к воздуху. Бельгутай как бежал, так и застыл на месте.
Голова при этом оставалась ясной. Все происходящее вокруг воспринималось с непривычной четкостью. Вот только сделать Бельгутай уже ничего не мог.
Люди, находившиеся в зале, словно прилипли каждый к своему месту. Застыли все — и последние остававшиеся в живых ханьцы, и татарские воины, и латиняне.
От воздействия вражеской волшбы убереглись разве что мертвецы да Угрим с Тимофеем, заслоненные колдовским щитом.
Угрим нанес свой удар. Противник не столько прикрылся, сколько уклонился от сверкнувшей в воздухе ветвистой молнии. За спиной ханьца задымились пол, лестница, и стена. Бесермена ударила сзади откатившаяся волна остаточной волшбы. Чародея заметно шатнуло. Видимо, защита у него в этот раз была совсем плохонькой.
Ответный выпад врага тоже не шибко впечатлил: Угрим легко отвел в сторону небольшой шипящий огненный шар, устремившийся к князю по предсказуемой прямой траектории.
Интересно, почему вдруг так ослабла вражеская магия? Тимофей огляделся. Ага, вот в чем дело…
Через всю залу протянулись две серебристые нити. Отчетливо мерцая в насыщенном магическими токами воздухе, они соединяли тугой пульсацией руки желтолицего колдуна с двумя колдовскими кристаллами. С тем, который откатился от трона, но остался на виду. И с тем, что был впечатан в алмазный трон. Именно из них враг черпал сейчас силу. Но только лишь из них.
Еще одна нить, также тянувшаяся из ладоней колдуна, слепо шарила по полу. «Нащупывает третий самоцвет», — догадался Тимофей. Тот, который закатился в канаву возле трона. Эта тонкая вьющаяся веревочка со свободным концом пока была едва-едва различимой.
Целиком сосредоточиться на поиске чародей не мог: ему приходилось защищаться от магических атак Угрима. Однако и вовсе отказаться от потерянного кристалла он тоже не хотел. Третья нить, извиваясь змеей, подползала все ближе и ближе к канавке с Черной Костью.
Тимофей колебался недолго. Чародеи дрались один на один, и кристаллы Угрима охранять вроде бы уже не от кого. Зато он мог бы помочь князю иначе. Эх, была не была!
Со всей прытью, на которую он только был способен, Тимофей рванулся из-под колдовского щита.
«Куда?!» — раздался в голове беззвучный окрик.
Отвечать князю он не стал. Даже для мысленного ответа пришлось бы потратить время. А времени-то как раз сейчас в обрез.
Тимофей упал в канавку прежде, чем до нее дотянулось серебристое щупальце. И раньше, чем сумел уделить ему внимание желтолицый ханец.
Навалился на Кость. Вжался в пол, пропуская над собой волну гудящего пламени. Глубокий узкий овражек, выцарапанный в толстом земляном слое и каменных плитах, уберег его от запоздалого удара бесерменского мага. Колдовской огонь лишь опалил железные пластины и кольчужную сетку на спине. Толстый поддоспешник ослабил жар…
— Княже! Держи! — Высунувшись из укрытия, Тимофей швырнул Угриму магический кристалл.
Тонкая блестящая нить ханьца взметнулась к самоцвету, стремясь перехватить его в полете. Но взмах невидимого клинка, выросшего из руки Угрима, перерубил серебристую змейку. Еще не связанная с кристаллом и не налитая его силой, она не смогла противостоять удару. Отсеченный обрубок вспыхнул и осыпался на пол мелким пепельным крошевом.
Кристалл подкатился к ногам князя. Угрим быстро огладил ладонью граненый бок, обретая власть над еще одним артефактом. Обретая еще большую силу.
И — окончательно переламывая ход поединка.
Пока князь бормотал новое боевое заклинание, над его головой полыхнула пара ослепительных вспышек. Яркий свет соединился в пылающий росчерк. Еще миг — и сверху, из раздвинувшегося сияющего разреза на Угрима хлынул поток гудящего пламени.
Для любого другого это была бы верная смерть, однако княжеский колдовской щит поглотил всю огненную лаву без остатка. На глазах Тимофея бушующее пламя попросту растворилось в воздухе.
То ли ханец поторопился с огненным заклятием, то ли магическая защита Угрима, усиленная уже не тремя, а четырьмя кристаллами, позволяла князю ни о чем не беспокоиться. Так или иначе, но бесермен ничего не добился своей эффектной волшбой.
Угрим же…
Заключительный слог непростого заклинания князя-волхва наконец был произнесен. Обеими руками выписан сложный пасс и…
Лютая, невыносимая стужа — такая, что заныли зубы и кости, — вот что ощутил Тимофей, лежа в канаве. Навалившийся ледяной глыбой мороз пронизывал насквозь. Причем кое-кого, как оказалось, пронизывал в буквальном смысле.
Крысий потрох! Тимофей увидел растущую из спины и груди ханьца иглу-сосульку. Неестественно тонкую, длинную. Прямую, как древко стрелы. Нет, уже больше — с копейное ратовище!
По мере того как ледяная игла удлинялась, движения бесерменского чародея становились все медленнее. И вот…
Руки ханьца, пытавшиеся вычертить защитный магический знак, замерли. Губы, читавшие заклинание, так и не договорили колдовского слова и остались полуоткрытыми. Застыли, колыхнувшись в последний раз, промороженные полы плаща.
Стужа разливалась от того места, где стоял бесермен, по всей тронной зале. Морозная волна дошла до стен, ударила в них, взметнулась к сводам и откатилась обратно. Воздух сделался настолько холодным, что стало трудно дышать.
Тимофей вдруг понял, почему все происходящее видится ему будто сквозь туманную дымку. Да потому, что изо рта клубится густой пар!
Пушистый иней и тонкий прозрачный ледок покрыли пол, стены и потолок залы. Осел прихотливым узором на трупах и неподвижных человеческих фигурах, все еще стоявших на ногах. Слабое дыхание заколдованных воинов тоже было обозначено струйками пара в морозном воздухе.
Он проиграл.
И этот бой проиграл. И эту войну. И свою жизнь. И власть. И могущество. И вечность.