— И хотя не в нашей власти навеки упокоить Неупокоенного, свои ошибки все же надлежит исправлять.
— Надлежит, — согласно закивали пятеро из шести. — Ошибки надлежит исправлять.
— У нас достало хитрости и сил разорвать тварь на части, — продолжал шестой. — Но этого мало. Теперь нужно сделать так, чтобы части эти оставались разделенными столь долго, сколь это возможно. Чем дальше они окажутся друг от друга, тем сложнее будет Неупокоенному вернуть темную власть над миром.
— Темная власть не должна вернуться! — провозгласили пятеро из шести.
— Я останусь при троне и, пока смогу, буду оберегать эту залу. Вы разделитесь и унесете с собой руки, ноги и голову Неупокоенного так далеко, как только сумеете.
— Да будет так! — склонили головы пятеро из шести.
— И главное. — Голос шестого зазвучал громче и настойчивее. — Никогда, слышите, ни при каких обстоятельствах не прибегайте к силе Неупокоенного. Как бы ни было трудно, сколь бы ни был велик соблазн, не пользуйтесь даже малой толикой его могущества. Верьте предостережению, которое сами же наложили на эти кристаллы. Помните: всякий раз пробуждая силу Неупокоенного, вы будите и его тоже. Это слишком опасно.
Говоривший умолк.
— Мы помним! — ответили пятеро из шести. — Мы не забудем этого.
Они подняли кристаллы-саркофаги с пола. Взвалили на плечи. Кристаллы были еще велики и тяжелы. Вмурованные в них куски плоти еще не усохли.
Каждый со своей ношей двинулся к дверям тронной залы. Пять серых фигур уходили. Одна осталась стоять у трона.
На троне в блестящем алмазном плену неподвижно сидело обезглавленное и четвертованное тело.
— А ведь я брал с них клятву.
Видение рассеялось с первыми словами Кощея.
Тимофей перестал быть навьей тварью. И — хорошая новость — паралич постепенно отпускал его. Правда, очень-очень медленно. Тимофей мог теперь вертеть головой. И чуть-чуть шевелить руками. И немного — ногами. Но все же этого мало, очень мало. Он по-прежнему был беспомощен, как рыба, выброшенная на берег.
— Шесть чародеев обещали мне помочь покорить этот мир, — продолжал Кощей. — Они обещали возвести меня на трон владыки мира. И они выполнили свое обещание. Вот только о том, каков будет мой трон, речи в той клятве не шло.
Тимофей думал о другом.
«Шестеро вовсе не желали воссоединения Костей. Они хотели их разделить. Вот как было».
— Да, все было именно так, — кивнул ему Кощей.
Снова между ними шла та же странная беседа. Тимофей не успевал задать вопрос вслух, как уже слышал ответ на свои невысказанные мысли.
— Все было так, — повторила навья тварь. — Но, как я уже говорил, люди жадны до власти и могущества. А жадность затмевает человеческий разум. Люди прознали о силе, кроющейся в кристаллах, и им оказалось проще поверить в то, что мои слуги-чародеи перегрызлись из-за моих останков. Люди, как это часто бывает, судили о других по себе. Им не дано было понять, что кто-то, владея одним источником силы, способен отказаться от борьбы за другие. Кроме того, люди никогда не верят полностью в чужое раскаяние. Особенно в раскаяние тех, по чьей вине погибают миры. Вы, люди, в большинстве своем очень просты и предсказуемы.
«Значит, до нас дошла только ложь? Значит, кривда заменила правду даже в магических книгах?»
— Свою правду люди создают себе сами. Удобную и понятную им. Все остальное осыпается и истлевает без следа. Хотя… — Навья тварь раздвинула губы в улыбке. — Хотя знаешь… Смутный намек на правду сохранили ваши сказки о Кощее.
«Сказки? — Тимофей усмехнулся бы тоже, если бы мог. Если бы слушались губы. — О Кощеевой смерти, хранящейся в яйце? Я слышал эти сказки».
— Ты слышал сказки, сильно переиначенные временем и поколениями сказителей. А потому понял их смысл неверно. Изначальные сказки говорили, что яйцо само по себе есть смерть Бессмертного, заточившая в себе его жизнь. Яичная скорлупа — его погибель. Но внутри яйца-смерти всегда теплится жизнь. Разбив скорлупу — выпустишь ее. Все так и случилось.
Кощей провел рукой, смахивая с трона мелкие осколки яйцевидных кристаллов.
— Люди часто обманывают себя. Еще чаще — других. Но у всех это получается по-разному. Самые великие обманщики те, кто обладает магической силой. Я уже испытал это на себя. И впредь я зарекся брать в слуги чародеев. Чародеи хитры и изворотливы. Чародеи умеют скрывать свои истинные чаяния за колдовской защитой из множества слоев, они путают мысли и прячут сокровенное в хитросплетении пустых словес. За помыслами обычных людей следить легче. Ими проще управлять. Особенно если человек открыт с рождения, если открыт по-настоящему, если не обучен и не любит скрытничать, если без чужой помощи не умеет лгать. Таких людей на самом деле немного. Ты — из их числа.
«Я?!»
— Ты. Поэтому тебя выбрал в помощники твой князь. Поэтому тебя выбираю я. Мне, как и твоему князю, понадобится хороший воевода, которого видно насквозь.
Скверно! Крысий потрох, до чего же скверно, когда выбор делают за тебя!
Кощей поднялся с трона. Шагнул к маленькому съежившемуся трупику, запутавшемуся в княжеских одеждах. К тому, что осталось от Угрима.
— В конце концов, чем твой князь лучше меня? По его воле гибли тысячи и десятки тысяч. Так какая тебе разница, кому из нас служить?
Нога Кощея опустилась на усохшее, сморщенное тельце. В тишине подземной залы раздался отчетливый хруст. Останки Угрима рассыпались в прах. Из-под складок княжеского корзно выкатился череп с пустыми глазницами.
— Прежнего князя больше нет. — Кощей снова поднял и опустил ногу на хрупкую кость. Притоптал несколько раз. Маленький череп стал кучкой пыли. — Есть новый. Если тебе будет проще — считай, что твой князь добился наконец бессмертия и отдает приказы моими устами. Не думаю, что его приказы сильно отличались бы от моих.
«Приказы? Какие приказы?»
Кощей повернулся к Тимофею. От пронзительного взгляда ледяных глаз делалось не по себе.
— Приказы простые. Будешь помогать мне убивать. В этом отныне заключается твоя новая служба. Она, кстати, тоже мало чем отличается от той службы, которую ты уже исполнял при своем князе в качестве воеводы.
«Помогать? Убивать?..» Тимофей еще не понимал всего до конца. Кого убивать? И зачем?
— Будешь гнать на убой одно человеческое стадо, чтобы оно умерщвляло другое. Чтобы с обеих сторон было как можно больше мертвецов. В этом, и только в этом, теперь будет для тебя смысл любого сражения.
Кривая усмешка. Блеснувшие в оскале зубы…
Воеводская служба, которая прежде, в общем-то, была Тимофею по вкусу, как-то сразу ему разонравилась. Если уж так ставится вопрос…
— Знаешь, в чем кроется главный секрет бессмертия?
Тимофей не знал. И отвечать не спешил. Впрочем, его с ответом и не торопили.
В наступившей тишине Кощей, не спеша, вернулся к перекошенному трону без подлокотников и передних ножек. Сел. Откинулся на высокую спинку, поблескивающую зеркальцами адамантовых граней. Протянул руку…
Вывернув шею, Тимофей смог увидеть куда.
К ближайшей группе воинов — тех, кто был еще жив, но застыл в неподвижности.
Распростертый на полу, все еще полупарализованный, Тимофей вертел головой и наблюдал то за навьей тварью, то за бойцами, скованными ханьской магией.
Кощей прикрыл глаза. Чуть шевельнул длинными, тонкими пальцами, словно перебирая невидимые струны.
С наслаждением вдохнул. Вдох твари был неглубоким и коротким, но от этого вдоха с десяток человек, освобожденных от чар, повалились на пол. Татары, трое латинянских рыцарей, один ханец. Их напряженные, сведенные колдовским заклятием мышцы расслабились. А слабость неспособна держать.
Люди попадали, словно срезанные ударом невидимого клинка. Раздался стук доспехов о каменные плиты. Никто не вскрикнул, не застонал. Глаза упавших стекленели, лица обретали то безошибочно узнаваемое выражение, которое отличает мертвого человека от живого.
«Убил! — понял Тимофей. — Кощей убил их всех! Вдохнул в себя. Отправил в навь…»
С тонких губ навьей твари слетела первая слабая и едва-едва заметная струйка пара. Такова, выходит, цена этих человеческих жизней?
На пару мгновений, пока Кощей дышал чужой жизнью, Тимофей ощутил освобождение от чужого ока в своей голове.
Впрочем, время это было слишком кратким, чтобы им воспользоваться. Да и как воспользоваться, если все еще не являешься полновластным хозяином собственного тела?
— Главный секрет бессмертия заключается в том, чтобы нести смерть. — Кощей сам же отвечал на свой вопрос, заданный ранее. — В этом мире, как и во всех других, все взаимосвязано. Смерть убивает жизнь, жизнь взрастает из смерти. И не важно, кто творит смерть и ради чего. Мне нужно убивать, чтобы жить. Или, если быть точнее, чтобы чувствовать себя живым в мире живых. Твой же князь убивал в первую очередь ради обретения власти над миром. Даже бессмертие нужно было ему, чтобы властвовать вечно. Но ведь большой разницы нет. Жизнь — это жизнь, а смерть — это смерть. Ты согласен?
Наверное… Вероятно, в глубине души Тимофей если и не был согласен с Кощеем полностью, то уж, во всяком случае, не мог и оспорить утверждение навьей твари.
Существо на троне вновь протянуло руку к застывшим воинам. К другим уже, стоящим в стороне от тех, первых. Кощей опять шевельнул пальцами. Прикрыв глаза, коротко вдохнул.
Еще полторы дюжины живых людей, выйдя из колдовского оцепенения, тут же рухнули замертво. Еще одна слабая струйка пара вышла из Кощеевых уст. Еще три-четыре мгновения свободных, неподконтрольных навьей твари размышлений было подарено Тимофею. Но что он мог с ними сделать?
Тварь улыбнулась. Открыла глаза.
— Знаешь, когда начинаешь дышать в вашем мире его жизнью, очень трудно остановиться. Это так… увлекает так… особенно после столь длительного заточения.
Еще один вдох. И еще несколько человек лежат на полу.
И — еще. И — снова.
Вскоре из живых в зале остались только Тимофей да Бельгутай, неподвижно стоявший в одиночестве возле замороженного ханьского мага.