Дальше меня препоручили Царю Птиц. Он и его щебечущее воинство отвели меня в горы, за линию снегов, и я уже думал, что замерзну, однако чем выше мы поднимались, тем теплее становилось. Сперва я ничего не понимал, потом догадался, что мы приближаемся к действующему вулкану. Наконец мы остановились на краю широкого, в полмили, лавового потока. Посреди лавы, как остров, высилась черная скала.
Царь Птиц вырвал из хвоста золотое перо и отдал солдату, который взял его в клюв и, перелетев через лаву, положил на самой вершине черной скалы. По дороге туда-обратно он наполовину спекся от жара – у меня аж слюнки потекли!
– Твоя задача, – сказал Царь Птиц, – принести мне это перо.
Я возмутился и сказал, что они явно подсуживают Птеранодону. Такой довод мог бы подействовать на землероек или муравьев, но Царь Птиц и слушать меня не хотел. Летуны – венец мироздания, и справедливость тут ни при чем.
И вот я стоял перед лавовым потоком, пока кожа не задымилась, и не мог придумать, как же добыть перо. Наконец я сдался и пошел вниз, раня лапы об острые камни. Внезапно меня осенило: скала, на которой я все это время стоял, – та же лава, только застывшая.
Дело было высоко в горах, надо мной сверкали снежные шапки и ледники. Я взобрался на самый крутой склон и стал бить хвостом, пока не сошла лавина. Миллионы тонн льда со снегом обрушились на лаву. Повалил пар. Три дня и три ночи я не видел собственных когтей, но на третьи сутки пар рассеялся, и вот – мост из застывшей лавы вел прямиком к черной скале. Я пулей перебежал туда, схватил золотое перо, промчался назад и долго стоял в снегу, остужая лапы. Потом я вернулся к Царю Птиц. Он, разумеется, очень дивился.
Дальше я попал к млекопитающим, все больше землеройкам. Они отвели меня к холмам, к устью большой пещеры.
– Твоя задача, – сказал Царь Землероек, – дождаться Самбо и победить его в единоборстве.
Они ушли и оставили меня одного.
Три дня и три ночи ждал я у входа в пещеру, так что успел хорошенько осмотреться. Сперва я задирал нос, потому что испытание показалось мне самым легким; я не знал, кто этот Самбо, но еще не встречал никого сильнее меня. Однако в первый же день, сидя на хвосте и ожидая Самбо, я приметил россыпь маленьких блестящих пластинок и, приглядевшись, понял, что это – чешуйки. Строго говоря, это были динозаврьи чешуйки, я их узнал – они принадлежали Птеранодону, Анкилозавру и Утараптору и вылетели от мощных ударов о землю.
На второй день я бродил по окрестностям и видел широкие полосы на деревьях – их оставил Утараптор, когда замахивался на Самбо когтями; другие деревья были вывернуты с корнем шипастой дубиной Анкилозавра, а на земле чернели борозды от когтей Птеранодона – значит, он раз за разом пикировал на верткого противника. Тут я не на шутку встревожился; выходит, все мои соперники сразились с неведомым Самбо и проиграли. Если, неровен час, проиграю и я, то выйдет ничья, а по правилам состязания в таком случае съедят всех динозавров и царству Рептилий придет конец. Всю ночь я гадал, кто же этот ужасный Самбо.
На третий день ничего не произошло, и я уже подумывал, не придется ли искать Самбо в пещере. Во все это время я видел лишь одно живое существо: маленький черный мышонок то и дело выбегал из пещеры за провиантом. В следующий раз, увидев его, я спросил (тихо, чтобы не напугать):
– Эй, мышонок! Что там, внутри?
Мышонок сел и, обкусывая черничину, которую держал в лапках, ответил:
– Ничего особенного, просто мое скромное жилище. Очаг, горшочки, сковородочки, немного сушеных ягод, а остальное – скелеты.
– Чьи скелеты? – спросил я. – Других мышей?
– И мышей тоже, но в основном динозавров, главным образом плотоядных.
– Которые вымерли от кометы, – предположил я.
– Простите, сударь, но вынужден со всем почтением вас поправить. Смерть этих динозавров никак не связана с кометой.
– Отчего же они умерли?
– Должен с прискорбием сообщить, что это я их убил.
– Ах, – выговорил я, все еще с трудом веря, – в таком случае вы…
– Мышь Самбо, – отвечал он, – к вашим услугам.
– Нижайше прошу прощения, что потревожил вас, – сказал я вежливо-вежливо, потому как видел, что этот Самбо необычайно учтив, – но слава о ваших подвигах достигла самых дальних уголков Земли, и я смиренно пришел за советом, ибо, как вы, вероятно, заметили, в посткометном обществе зубы – острые ножи и шесть тонн мускулатуры несколько устарели.
Остальное – долгая история, потому что мне многое предстояло усвоить, а Самбо не торопился. Когда-нибудь, Нелл, я передам тебе его науку, только скажи. Но на третий день срока, когда я учился только смирению, хорошим манерам и подметать пещеру, я предложил Самбо сыграть в крестики-нолики. Динозавры частенько забавлялись этой игрой на мокрых глиняных площадках. (Многие палеонтологи чешут в затылках, обнаружив в доисторических пластах расчерченные квадратики с крестиками и ноликами; они обычно грешат на землекопов из местных жителей.) Так или иначе, я объяснил Самбо правила, мы отправились к ближайшему глиняному пятачку, и здесь, на глазах у множества землероек, я сыграл с Самбо в крестики-нолики и одолел его, хотя, признаюсь, в какой-то момент мы шли ноздря в ноздрю. Дело было сделано; я победил Самбо в единоборстве.
На следующий день я вышел из пещеры и возвратился на берег, где уже собрались остальные три динозавра, как вы догадываетесь, изрядно потрепанные. Царь Землероек, Царь Птиц и Муравьиная Царица сошлись и короновали меня Царем Пресмыкающихся; тогда это звучало Тираннозавр Рекс. Потом, как и было условлено, трех динозавров съели. Из пресмыкающихся остались только змеи, ящерицы и черепахи; они до сих пор служат мне верой и правдой.
Я мог бы зажить по-царски, но Самбо научил меня смирению, поэтому я вернулся в пещеру и следующие несколько миллионов лет старался перенять его искусство. Только скажи, Нелл, и все эти знания станут твоими.
Судья Ван отправляется в обеденный круиз с мандарином; посещение загадочного корабля; ошеломляющее открытие; ловушка захлопывается
У доктора Икс оказалась не традиционная барка для прогулок по каналам и мелким рукавам Янцзы, а настоящая океанская яхта западного образца. Судя по тому, чем потчевали судью Вана едва не с первых минут, на камбузе имелись все атрибуты традиционной китайской кухни: ревущие как реактивный двигатель газовые горелки, воки размером с зонтик, вместительные ящики для всевозможных грибов, ласточкиных гнезд, акульих плавников, недоношенных крысят, куриных лапок и прочих рожек да ножек тварей, как редких, так и вездесущих. Подавали крохотными порциями на фарфоровой посуде – в Музее Виктории и Альберта ей отвели бы несколько залов. Команда официантов работала с хирургической слаженностью десантной операции.
Судья Ван нечасто оказывался за таким столом – только если его пытался подмазать кто-то поистине значительный, – и хотя никогда сознательно не поддавался на подкуп, но вкусно пожрать любил.
Начали с чая и горячих блюд на баке. Яхта тем временем двигалась по Хуанпу. Слева тянулись старые европейские строения Банда, нездешние в свете пудунских многоэтажек по правому борту. Доктор Икс попросил извинить его на минуточку и спустился под палубу. Судья Ван вышел на самый нос, заклинился в остром угле из поручней, подставил ветру бороду и стал любоваться видами. Самые высокие здания Пудуна удерживали аэростаты – вакуумные эллипсоиды, парящие в сотнях этажей от земли, огромные, больше самих небоскребов, и ярко расцвеченные. Некоторые нависали над самой рекой. Судья Ван крепко оперся локтями для равновесия, запрокинул голову и уставился на самый яркий аэростат. Ядовитые люминесцентные пятна поплыли кругами. Он торопливо опустил глаза. Что-то стукнуло о корпус яхты; судья Ван перевел взгляд на воду – в футе от поверхности плыл, отсвечивая белым саваном в разноцветии многоэтажек, труп.
Яхта вышла в эстуарий Янцзы. Здесь, в нескольких милях от Восточно-Китайского моря, берега расходились почти на милю. Потянуло холодным ветром. Судья Ван и доктор Икс спустились в каюту. В панорамных окнах отражались свечи и бумажные фонарики. Едва они сели, яхта рванулась вперед, и судья Ван понял, что заработали воздушные крылья, о которых он прежде не подозревал; до сих пор они дремали, чтобы гость успел вдоволь налюбоваться городскими красотами.
Разговор состоял почти исключительно из обмена любезностями и неизбежно соскользнул к обсуждению конфуцианской мудрости и традиционной культуры вообще, для обоих собеседников небезразличной. Судья Ван выразил восхищение каллиграфией доктора Икс, и они немного поговорили об этом искусстве. Чтобы не оставаться в долгу, доктор Икс поздравил судью Вана с образцовым несением службы в непростых условиях варварского округа.
– Пример глубокой мудрости являет случай с девочкой и ее книгой.
Доктор Икс словом не обмолвился о мальчике, который, собственно, книгу и украл. Любопытно. Видимо, доктор имеет в виду не самое судебное дело, а последующие усилия защитить девочку.
– Внимающий благодарен, но заслуга всецело принадлежит Учителю, – ответил судья Ван. – Решение по делу основывалось исключительно на его принципах, как, безусловно, подметил бы многоуважаемый доктор, случись нам лицезреть его в Доме Всепочтенного и Всесокровенного Полковника.
– Ах, и впрямь огорчительно пропустить такое собеседование, – произнес доктор, – и не умножить мое, столь несовершенное, понимание принципов Учителя.
– Кто бы осмелился высказать подобную дерзость! Напротив, почтеннейший доктор направил бы невежд к более верному решению, нежели то, которое было принято.
– Возможно, мое присутствие в Доме Полковника было бы обоюдной удачей, – сказал доктор Икс, изящно восстанавливая равновесие.
Наступила тишина, пока вносили новую перемену и официант наливал сливовое вино. Потом доктор Икс продолжил:
– Особенно сожалею, что не слышал премудрого суждения о том, где находиться книге.