много-много раз подряд без остановки. К тому времени, когдапризывыБыкова сделались отчетливыми, Джейн была мокрой как мышь и постанывалаот боли, усталости и напряжения.
— Дима! — выкрикнула она звонко.— Я иду, я уже рядом! Держись!
— Джейн? — донеслосьдо нее. — Ты где?
— Я здесь! А ты?
— Здесь!Слышишь меня?
Окончательно сориентировавшись, Джейн продралась сквозьжесткие кусты, едва неоставившие ее без футболки. Прямо перед ней расстилалась обширная песчанаяпрогалина, посреди которой…
(Не может быть!)
…посреди которой лежала…
(Господи, помилуй!)
…лежала бородатая и косматая Димина голова, отделенная от тела.
— Нееееет!!!— завизжала Джейн и ринулась вперед.
Ошеломленная увиденным, потрясенная гибелью любимогочеловека, она едва не бросила свою палку, что было быроковой ошибкой с ее стороны. Во-первых, потому что тогда быона недобежала до Быкова, а растянулась бы где-нибудь насередине дистанции. Во-вторых, потому что в таком случае ей нечегобыло бы протянуть ему, когда стало понятно, что с нимприключилось.
— Не стой на месте! — рявкнул он, высвобождая рукииз песка. — Оставь свою клюку и отползай. Ты мнездесь не нужна.
— Что такое клюка? — спросила Джейн.
— Палкатвоя! Это сейчас самое важное, да?
— Держись за нее, ятебя вытащу!
— Даже не думай. Видишь? Я на нее лег,глубже не засосет. А ты ползи как можно дальше.
— Однойпалки мало, — решила Джейн, тоскливо озираясь. — На неене обопрешься как следует. А вокруг ни деревьев, ни…
Она запнулась.
—Уходи! — потребовал Быков. — Не смей торчать здесь!
—Сейчас, — забормотала она. — Сейчас. Сейчас.
Ломая ногти, онапринялась развязывать и разматывать повязку на своей ноге. Как толькоэто было сделано, в сторону Быкова полетели две плоские дощечки,а потом и скрученная жгутом повязка.
Всякий раз, когда Джейн чувствовала,что песок под ней проседает, она откатывалась в сторону иснова распластывалась на животе. В один из таких моментов еевзгляд упал на молодую поросль неподалеку. Добравшись туда ползком, Джейнстала крутить, рвать и ломать зеленоватые стебли, сооружая из нихохапку, которая тоже пошла в дело. Попутно девушка обнаружила сухойсук, торчащий из песка, подобно сломанной кости некого доисторического чудовища.Она сумела вывернуть его и переправить Быкову, который, извиваясь ивыкручиваясь, лез наверх из своей песчаной могилы.
Вот на поверхности появиласьего шея, затем ключица, затем верхняя часть волосатой груди. Освобождаясь,он не забывал покрикивать на Джейн, требуя от нее соблюденияосторожности.
Песок упорно не желал отпускать добычу. Веток и палок хватилолишь на то, чтобы не дать Быкову погрузиться с головой.Когда уже казалось, что дело пошло на лад, песчаное днопод ним снова просело, и он разом утратил все отвоеванныесантиметры. К счастью, к этому моменту Шовкун, наконец, отправился напоиски товарищей и увидел их с пригорка. Второй огромной удачейстало то, что он не поспешил на помощь без подручныхсредств, а сбегал в лагерь и вернулся с носилками, накоторых была принесена Джейн.
Они-то, эти носилки, и позволили Быкову выбратьсяиз плена зыбучих песков.
— Что ты здесь забыл, Дима? — спросил взмокший Шовкун. — Какая нелегкая тебя сюда занесла?
И Быковприступил к рассказу, который внезапно прервался по той простой причине,что обессилевшая Джейн потеряла сознание.
Глава 20Снизу вверх и сверху вниз
Новыешины, наложенные на ногу американки, лучше прилегали и были примотанынадежнее. Уложенная под навесом, она моментально уснула.
— Вымоталась, бедняжка, — произнес Быков с нежностью.
— Ты о ней, как о своейжинке говоришь, — заметил Шовкун.
— Не выдумывай! Она мне нежена!
— Дело наживное, Дима. Ты подумай, подумай. Какая бы ещебаба тебя спасать кинулась с поломанной ногой?
— Да, Джейн умница,— согласился Быков. — Без нее я бы пропал.
— Ая, выходит, просто так рядом болтался? — обиделсяШовкун. — Не пришей к руке рукав?
— Без тебя я бы тожепропал, Петро.
Беседуя, они остановились метрах в двадцати от Джейн, чтобыне разбудить ее своими голосами.
— Нормальные люди должны выручать друг друга.— Шовкун пожал плечами. — Быть заодно. Иначе нас скоровообще на земле не останется.
— Думаешь, плохих людей больше, чемхороших? — спросил Быков.
— А как же, — удивился запорожскийфилософ. — Если бы наоборот было, то разве мы дотакого дошли бы? Катастрофы бесконечные, войны, эпидемии и прочие напасти.Там от голода мрут, там от дыма задыхаются, там радиациявыше крыши. Этоотчего, скажи мне, Дима? Оттого что людейдобрых и умных много? Ну скажи. Только не поверю ятебе. Факты свидетельствуют против.
— Что-то у тебя мрачно все получается,Петро. Не может быть, чтобы все было так плохо. Добровсегда побеждает. Не сразу, правда. Но в конечном итоге. Побольшому счету.
— В том-то и дело, что не сразу. Покадобро раскачается, так зло успевает в лагерях смерти миллионы уморить.Это ты называешь победой? — Шовкун саркастически хмыкнул. — Нет,Дима. Я достаточно на свете пожил, чтобы утверждать: дураков исволочей вокруг больше, чем тех, кого можно отнести к числупорядочных людей. Возьми нашу компанию. Когда мы отплывали, нас былодвенадцать. Ты, я и Джейн — получается трое. Соотношение четырек одному. Как тебе такая арифметика?
— Почему я должен считатьнас хорошими, а остальных плохими? — возразил Быков, скорее, издуха противоречия, чем из любви к истине.
— А ты считаешьиначе? — криво усмехнулся Шовкун. — Ладно, можешь не отвечать,чтобы не кривить душой и не выкручиваться. Расскажи мне лучше,куда подевалась вся эта свора? Готов спорить, они тут какую-топодлянку затевают.
— Похоже на то, Петро. Рано утром Майкл отправилсякуда-то туда. — Быков махнул рукой. — Он явно нехотел, чтобы дружки увидели его. Спешил и крался.
— Шел подороге? — деловито спросил Шовкун.
— Нет. Через кусты и захолмы.
— Значит, вернется.
— Почему ты так считаешь?
— Если быон торопился сбежать, то пошел бы дорогой.
Быков недоверчиво хмыкнул:
— Можетбыть, он боялся, что его догонят.
— Есть и другие соображенияв пользу моей версии, — сказал Шовкун. — Он твоифотоаппараты не забрал. Скажи, он с вещами был?
— Только срюкзаком, — припомнил Быков. — С почтипустым.
— Вот видишь.Почему не взял с собой ничего? Потому что не насовсемушел.
— Если только ему не хотелось быть налегке. Чтобы идтибыстро.
— Тогда бы он выбрал накатанную дорогу, как я ужеговорил, — торжествующе заключил Шовкун.
— Ты у нас прямо ШерлокХолмс, — не мог не восхититься Быков.
— Элементарно, Ватсон. Полезлина маяк?
— Хочешь окрестности осмотреть?
— Почему бы и нет, — согласился Шовкун. — Гляди, кажись, Максим возвращается. Проследим сверху, чтоон делать будет. И других заметим, как только появятся. Может,поймем, из-за чего весь этот сыр-бор.
— Мальчики боятся, что Майклбез них клад отыщет и не поделится.
— Тогда они простодебилы. И Майкл тоже. Посуди сам, если даже карта существует,то какова могла быть ее точность в семнадцатом веке, а?Прикинь, Дима. И вот, пользуясь каракулями четырехвековой давности, кто-то рассчитываетс ходу выйти на нужное место. Тебе не кажется этополной чушью?
Они остановились возле башни, составленной из разноцветных бетонных колец,красных и белых. В стенах темнели беспорядочно размещенные оконные проемы.На белой поверхности отчетливо выделялись рыжие потеки от поржавевших скоби накладок.
— Должны быть какие-то ориентиры. — Быковзапрокинул голову, рассматривая маяк.
— Какие? — спросил Шовкун. — Какиетакие приметы мог выбрать старшина Григорий Черный на безлюдном побережье?Дерево? Скалу? Остов разбитого корабля? Допустим. Но что от всегоэтого сохранилось сегодня? А? Не знаешь? То-то.
Поставив Быкова в тупик,Шовкун двинулся вверх по узким ступенькам, опоясывавшим башню двумя витками.Там была установлена двустворчатая железная дверь, выкрашенная в черный цвет.Шовкун отодвинул засов и открыл одну створку. Из башни пахнулосырым цементом, кошачьей мочой и дохлятиной.
— Заходи скорее, — позвалШовкун. — Пока Максим насне засек.
Морщась, Быков переступил пороги очутился в затененном бетонном колодце. Пол был завален строительныммусором и выпачкан побелкой.
— Ремонт недавно был, — определил Быков.
—Белили, — согласился Шовкун, поднимаясь по лестнице первым. — Иоконные рамы ставили. Видишь, пластик новехонький.
— Кто сюда мог забраться?В такое отверстие взрослому человеку не протиснуться.
— Дуло, небось. Иптицы залетали. Или летучие мыши. Только представь себе, каково подниматьсяпо этой лестнице, когда внутри чайки носятся. Особенно в темноте.
—Тут свет проведен, — заметил Быков. — Иначе как, по-твоему,маяк работал?
Они преодолели треть подъема и остановились передохнуть. Путь наверхпролегал по железным лестничным пролетам, составленным таким образом, что приходилосьпостоянно разворачиваться в обратном направлении.
— Поставили бы обычную винтовую лестницу,— проворчал Шовкун, недовольный таким инженерным решением.
— Ямайцы по-другому рассудили,— сказал Быков.
— Травы своей обкурились, наверное. Чего еще отэтой публики ждать.
— Ты расист, Петро.
— Я реалист, — возразилШовкун. — И люблю, когда все по уму сделано, ане тяп-ляп.
Они возобновили подъем. Во время следующей передышкиБыков открылодно окно и высунул голову наружу. Его взору открылись зеленыехолмистые дали, прорезанные одинокойжелтой дорогой. На площадке внизу стоялМаксим и смотрел по сторонам, словно бы решая, чем заняться.
—Я вниз пойду, — сказал Быков. — Там Джейн одна.
—Она у нас на виду будет, — успокоил его Шовкун.— Давай поднимемся, раз уже сюда забрались.
Они преодолели еще несколькопролетов и очутились под стеклянным куполом, под которым был установленмощный светильник, снабженный сложной оптической системой. К ней товарищи прикасаться