не стали, чтобы не испортить что-нибудь. Вместо этого Шовкун толкнулоранжевую дверку и вышел на такую же оранжевую площадку, окаймляющуюбашню. Круглая метровая дорожка из рифленого железа была снабжена перилами,доходящими мужчинам до пояса.
— Голова кружится, — признался Шовкун. — Я высоты боюсь.
— Ты держись, — сказал ему Быков.
Максим поднялголову, увидел их на площадке и приветливо помахал рукой. Онипомахали ему в ответ. Он что-то крикнул. Быков приложил ладоньк уху, давая понять, что не слышит. Максим понимающе кивнули пошел к маяку.
— Блин! — воскликнул Шовкун.
— Что случилось?— не понял Быков.
— На двери засов, Дима. Снаружи. Еслизакрыть…
Не договорив, Шовкун сорвался с места и загромыхал пятками поступенькам. Быков ринулся следом. Они сбегали вниз, поворачивали, снова сбегали.Под конец спуска у обоих так закружилось перед глазами, чтодо двери они добрались шатаясь, как пьяные. Поздно. Она былазакрыта.
— Эй! — заорал Быков, пиная створки. — Не дури,Макс!Открой.
— Посидите там, — произнес насмешливый голос Максима. — Прохладно и видно далеко. Теперь это ваш дом. Прекрасный выбор,поздравляю.
— Открывай, подонок! — рявкнул Шовкун. — Иначе пожалеешь.
— Да?И что ты мне сделаешь, запорожец задунайский? Побьешь? Для этоготебе придется сначала дверь прошибить своей башкой. Ты попробуй. Онау тебя крепкая и тупая, должна выдержать.
Посмеиваясь, Максим отошел. Некотороевремя Быков видел его сквозь зазор между створками, а потомтот исчез. Щельбыла узкая, и засов держался крепко, каквыяснили товарищи после десятиминутной тряски и раскачивания дверей. Не принесуспеха и таран, сооруженный из досок разобранных строительных лесов.
— Воттак попали, — процедил Шовкун, посасывая палец, проколотый гвоздем. — Как две мыши в мышеловке.
— Давай попробуем через окно, — предложил Быков. — Может быть, удастся протиснуться.
Не удалось. Совершив двебезрезультатные попытки, мужчины снова пошли наверх, словно надеясь отыскать незамеченнуюдо сих пор брешь в стене. Но ее не было,как не было и подручных средств, чтобы взломать железную дверь.
—Если бы хоть петли были внутри, — рассуждал вполголоса Шовкун.— Или задвижки. Дима, ты видел когда-нибудь идиотов, которые устанавливаютдверные створки щеколдами наружу? Они же заржавеют.
— Я таких идиотовне видел, но точно знаю, что они существуют, — прокомментировалэто высказывание Быков. — Только от этого нам не легче.Мы в западне. И, похоже, самостоятельно нам отсюда не выбраться.
Онивышли на круговую площадку и облокотились на ограждение. Максим, неоглядываясь, приблизился к дому и вошел внутрь. Возле навеса появиласьфигура Джейн. Быков замахал руками, показывая, чтобы возвращалась и оставаласьна месте. К чести ее будет сказано, что она поняласразу и не стала противиться.
— Я не имею права оставлятьее одну, — сказал Быков. — Нужно отыскать способ спуститься.
—Разве что прыгнуть, — мрачно пошутил Шовкун. — Без парашюта.
—Может, веревку связать?
— Из того, что на нас надето? Несмеши. В лучшем случае метров на пять хватит. А тутвсе тридцать.
— В таком случае до площадки перед дверью —двадцать семь.
— Хорошо, — кивнул Шовкун. — Отними от тридцатитри и еще пять. Что получится? Как ты это расстояниепролетишь? Накрыльях?
— Было бы из чего дельтаплан соорудить, ябы рискнул, — сказал Быков.
— Мечтай, мечтай. Не возбраняется.
— Тыбы лучше что-нибудь придумал, чем язвить, — огрызнулся Быков. — У тебя же должна техническая смекалка работать.
— А у тебянет? Ты тоже думай давай, Дима.
Шовкун хотел сплюнуть на далекуюземлю, но ветер подхватил слюну и привесил к ребру площадки.Некоторое время Быков следил, как она раскачивается, растягиваясь, а потомзаявил:
— Придумал!
— Выкладывай, — подбодрил его Шовкун. — Но помни,у меня высотобоязнь. Головокружительные трюки не предлагать.
— Внизу доски, — заговорил Быков задумчиво. — Если их соединить…
— Чем? Соплями?
Оба уставилисьна нить слюны. Она сорвалась и полетела вниз.
— Пальчик болит?— спросил Быков.
— Какой пальчик? — удивился Шовкун.
— Тот, которыйты гвоздем поранил.
— Да я уже забыл совсем.
— А тывспомни. Думай, Петро, думай.
— Ух ты! — Шовкун в восторгеударил себя по ладони кулаком. — Лишь бы гвоздей хватило.
— Хватит, — заверил его Быков. — Там на получего только не валяется. Собьем вместе штук пять досок сперекладинами, это будет уже около десяти метров.
— Мало!
— Больше нельзя— гвозди не выдержат общего веса. Ты полезешь, а ониразогнутся или сломаются.
— Верно, — согласился Шовкун. — Я внизумоток кабеля видел. Прочный вроде. Не знаю, правда, какой длины.
—Привяжем кабель, — рассуждал Быков, — дальше веревку сплетем. Главное,закрепить как следует. А сама конструкция выдержит.
— Может, да, аможет, нет. Бабка надвое сказала.
Шовкун помрачнел. Должно быть, представлял, какбудет лететь на землю с оторванной доской в руках. Она,зараза такая, падение не замедлит, как ее ни поворачивай.
— Япервый полезу, не переживай, — сказал Быков, вспомнив о страхевысоты, в котором признался товарищ.
— Спасибо, утешил, — сказал Шовкунязвительно. — Все разболтаешь, расшатаешь, а потом давай, дядька Петро,твояочередь.
— Ты не понял. Тебе совсем лезть не придется.
—Что же я тебя одного отпущу?
— Я спущусь и откроюзасов, вот и все. — Быков подмигнул. — Но лестницувсе равно на совесть делай. Как для себя. Я вподмастерьях буду. У тебя опыта и соображения больше.
— Это да,— не стал скромничать Шовкун. — Ладно, цели намечены, задачиопределены. За дело, товарищи!
Они спустились вниз, где занялись сбором подручныхсредств и материалов. Пока все это было доставлено наверх, Быковсовсем выбился из сил, а Шовкун, знай, подгонял его, требуято одно,то другое. Сколько раз пришлось Быкову подняться навысоту девятиэтажного дома с надстройкой и цоколем, он не знал.Потерял счет бесконечным спускам и подъемам. Но усилия того стоили.Шовкун и прочный трап сколотил, и кабель надежно приладил, истальную проволоку использовал в качестве подвески.
— Она гнется тяжело, поэтомуперекладины всего три будет, — объяснял он. Все на высотетвоего роста, Дима. Дальше прощедело пойдет. Я на кабелеузлы сделал, а доски с планками поперечными. Но ты ладонитряпками обмотай, чтобы кожу не содрать.Жаль, страховочный конец сделатьне из чего. Все в ход пошло.
— Обойдусь без страховки,Петро, — сказал Быков. — Давай спускать нашу лестницу, ато вечер скоро. Максима не видно?
— Шляется периодически по двору,— ответил Шовкун. — С американкой о чем-то говорил. Сейчасопять в дом ушел.
— Это хорошо. Но спускаться я всеравно с обратной стороны маяка буду. Поехали.
Они стали двигать ипомаленьку опускать свое хитроумное сооружение, которое до этого было предусмотрительноразложено кольцом по окружности площадки. Слушая, как скрипят гвозди ипостукивают деревянные сочленения, Быков гнал из сердца страх, усиливающийся скаждой минутой. Чтобы не передумать в последний момент, он нестал медлить и приготовился перебраться через ограждение, как только Шовкунзакончил затягивать стальные узлы на опорах.
— До встречи внизу, Петро,— сказал он. — Ты уже можешь спускаться. Жди менявозле двери.
— Успеется.
— Боишься пропустить самое интересное? — подмигнул Быков,сидящий верхом на перилах.
— Я-то не пропущу, — пообещал Шовкуни внезапно, без перехода, схватил Быкова за плечо и повалилна площадку.
— Ты что? Перегрелся?
Пока ошеломленный Быков бормотал эти слова,напарник ловко оседлал перила, перебрался через них и стал обеиминогами на торец первой доски, держась руками за прутья ограды.
—Петро! — прошептал Быков. — Не вздумай! Мы ведь договорились.
—Я передумал, Дима. Я строил, мне и испытывать.
— Ты жевысоты боишься!
— Я много чего боюсь, — признался Шовкун. — Приходится каждый раз страх заново перебарывать. Ну ничего. Дело привычное.
Быковмашинально начал перебираться через перила, ноостановился, понимая, что двоиххлипкая конструкция невыдержит. Она и одного-то держала с трудом.Из-под ног Шовкуна доносился подозрительный хруст, дощатая цепь с шорохомтерлась о бетон башни. Помогая себе зубами, он обматывал ладонизаранее заготовленными полосами ткани отсвоей футболки.
— Петро, — проникновеннопроизнес Быков, протягивая ему руку. — Не дури. Давай переиграем.У меня лучше получится.
— Ты тяжелее килограммов на десять, — сказал Шовкун. — Худей, Дима. Тебя даже голодовка не берет.
Хохотнув,он начал опасный спуск. Несколько секунд Быков следил за ним,а потом отпрянул от ограждения и закрыл глаза. Сам онвысоты не боялся и преспокойно чувствовал себя на любом расстоянииот земли. Он испытывал страх иного рода. Он боялся задругих, боялся, что они упадут и разобьются у него наглазах. Так повелось с детства, когда Быков с другими мальчишкамилазил по деревьям, крышам, фабричным трубам и прочим объектам, словноспециально созданным для повышения уровня детской смертности. Однажды он пережилужас бессилия и вины, когда один из товарищей упал впустой пролет недостроенной девятиэтажки, наступив на кусок фанеры, положенный надпропастью. С тех пор у Быкова все сжималось и холоделовнутри, когда он становился свидетелем того, как кто-то вывешивается изокна, балансирует на канате или просто стоит на краю обрыва.
Открывглаза, он увидел, что Шовкун успел спуститься на вторую доскуи теперь медленно переползает на третью. На обращенной к Быковумакушке проступила первая проплешина размером с теннисный шарик. На землеон ее не замечал. Там все виделось по-другому.
— Осторожно, Петр,— попросил Быков. — Не спеши.
— Ага, — пропыхтел Шовкун.— Буду до ночи тут болтаться. Или лучше до утра.
Сооружениераскачивалось все сильнее по мере того, как он спускался. Чтобыуменьшить амплитуду, Шовкун уперся вытянутой ногой в башню. Подошва соскользнула,