– Вот-вот, кто-то… – проворчала старуха, ставя в угол ведро и засовывая в него щетку. – Непонятно кто.
– Она просила узнать, не спрашивал ли ее кто-нибудь. – Елена старалась не выдать своего волнения. – К ней должны были зайти. Молодой парень, лет двадцати с небольшим, темные волосы… Такой приветливый, улыбается все время… Он?
– А вы откуда знаете? – По реакции старухи она поняла, что верно описала визитера. Марья Семеновна испугалась. Она заметно вздрогнула, взгляд панически заметался, перебегая с Елены на ее спутника. – Заодно с ним, что ли? Так я милицию вызову.
– Не надо никакой милиции. – Елена сделала шаг вперед, старуха попятилась и уперлась спиной в стену. – Я этого типа не знаю, но мне о нем рассказывали. Да и Александра не знает его. Просто он разузнал ее адрес через третьих лиц, вот почему она думала, что он тут появится.
– Я ничего и слышать о нем не хочу. – Марья Семеновна вытащила из кармана камзола пачку папирос и, ввинтив одну в почерневший от смолы янтарный мундштук, закурила. – К нам тут такая публика не ходит, чтоб вы знали. Да и вы что-то темните – картину принесли на реставрацию… Какой уж она там реставратор? Так, спекулянтка. Возле искусства кормится, а сама ничего еще не создала. Вот и с уголовниками связалась… Странно только, что так поздно.
– А почему вы решили, что парень уголовник? – вкрадчиво спросила Елена, сообразив, что если старуха курит и не порывается убежать, значит, ей все-таки хочется поделиться пережитым.
– На морде написано, – выпустив клуб дыма, ответила та авторитетным тоном. – Явился как путный, тихо-скромно. Я как раз у нее в мансарде прибирала, грязищу вывозила, и тут дверь скрипнула. А я-то не заперлась! Оборачиваюсь – стоит, молоденький, симпатичный, улыбается – все точь-в-точь, как вы сказали! «Можно Сашу?» Я говорю: «Ее нет, подождите!» Сел, ждет, все улыбается, а у меня по спине холодом потянуло. Я на такие вещи чуткая, хуже собаки! Убираюсь дальше, а к нему стараюсь держаться все время лицом, чтобы из виду не упускать. Он поулыбался, огляделся, спрашивает: «А вы кто Саше? Вы не ее мама?» Я ответила, что нет, что я здешняя уборщица, во всех мастерских прибираюсь, кому-то даже еще и позирую.
Марья Семеновна не без гордости повела плечами. Елена воспользовалась паузой, чтобы задать вопрос:
– Когда это было? Когда он приходил?
– Да позавчера, ближе к вечеру.
– В пятницу?
Елена прикусила губу, глядя в сторону, чтобы старуха не заметила страха в ее глазах. «Он явился вечером того же дня, когда убил жену клиента Александры, владельца панно. Наверное, весь день следил за этим домом, надеясь встретить Александру, а вечером решил подняться в мастерскую. Можно было бы сказать, что старуха не понимает, какой опасности избежала… Но она, кажется, что-то понимает!»
– Сашка что-нибудь натворила? – спросила Марья Семеновна, в одну долгую затяжку расправляясь с папиросой. Михаил, стоявший несколькими ступеньками ниже, отворачивался, стараясь не дышать тошнотворно крепким дымом. – Скажите честно!
– Она – ничего, – после небольшой заминки ответила Елена. – А вот этот парень много чего натворил. Если он снова сюда явится, передайте ему, что Александра уехала очень надолго, и главное – старайтесь не оставаться с ним наедине.
– Да больше ни за какие деньги! – Женщина широко перекрестилась, вытряхнула куцый окурок в ведро и тут же ввинтила в мундштук новую папиросу. – Он мне по ночам снится! Вроде ничего страшного в нем не было и вел себя прилично – «здравствуйте», «извините», «до свидания»… Посидел, подождал, ни с чем ушел. Но вот глаза… Глаза его мне не понравились, ох, до чего не понравились!
– В них что-то особенное было? – почти против своей воли спросила Елена. Она не хотела этого знать, но тайна затягивала ее, как омут, над которым так и манило склониться.
– Было, – почему-то шепотом ответила старуха и вдруг прислушалась, склонив голову набок.
Замерла и Елена, насторожился Михаил. Внизу со скрипом открылась подъездная дверь, и послышались торопливые поднимающиеся шаги. Вскоре показался тот самый, нечесаный, заросший бородой тип с рубцом на лбу, так напугавший Елену. Он прижимал к груди бумажный пакет с названием дорогого продуктового магазина. Из зеленоватой оберточной бумаги торчали длинные французские багеты, колбаса и горлышки нескольких винных бутылок, судя по всему, недешевых. Проходя мимо Марьи Семеновны, мужчина что-то неразборчиво прорычал, но старуха великолепно его поняла, ласково ответив:
– Сейчас приду, картошечки отварю. Ты пока чайник поставь.
Тип хлопнул дверью на площадке третьего этажа, на прощание окинув Елену неожиданно трезвым взглядом, который вдруг привел ее в смущение. В этом взгляде не было мужского интереса, но читалась заинтересованность знатока – так любитель скачек мог бы осматривать незнакомую лошадь на конюшне.
– Мой скульптор, – гордо представила его Марья Семеновна после того, как дверь мастерской закрылась. – Ну, пойду я, к нему сейчас друзья придут, надо что-то сготовить.
– Вы не договорили… – задержала ее Елена. – О глазах того парня. Что в них было особенного? Понимаете, это важно знать, его ищут.
– Не хотелось бы вспоминать… – поежилась та. – Да так просто и не скажешь… Вроде глаза как глаза, то ли серые, то ли голубые – там лампочка тусклая, такой свет слабый, что не разберешь. Но взгляд… Будто на тебя гадюка из травы смотрит – вот как это было. Улыбка отдельно, взгляд отдельно. До того этот парень меня напугал, что я даже отказать ему не смогла, когда собралась уходить, а он попросился еще Сашку подождать.
– Он оставался в мастерской один?
– То-то и есть… – скорбно протянула Марья Семеновна. – Вот хоть режьте меня, не смогла я его выставить. Он только и сказал: «Вы идите, а я ее подожду!» – спокойно так, с улыбкой. И я ушла… Простить себе не могу! Через полчаса снова туда поднялась, смотрю, он в ее письменном столе роется. Тут меня зло разобрало, я крикнула ему: «Хватит, мне надо дверь запереть!» Он, впрочем, не возражал, попрощался и ушел. Так что, милая дамочка, я вас туда не пущу, как хотите. Я потом с Сашкой не рассчитаюсь!
– Тот парень что-то унес?
– В руках ничего не было. А насчет карманов не знаю! – мотнула головой женщина.
– Хорошо, но мне все же надо подняться в мастерскую, – спокойно, с прежней приветливой улыбкой повторила Елена. Возможно, пару месяцев назад она бы и отступила, наткнувшись на несговорчивую старуху, но служба в отеле научила ее многому, и в числе прочего – бить в одну точку, пока не будет достигнут результат. – Пойдемте с нами, вы сами все увидите. Мне надо оставить картину и взять из стола коробку с бумагами.
– Я ни на какие комбинации не пойду! – вдруг выкрикнула старуха и, метнувшись на площадку, исчезла за дверью квартиры, куда вошел скульптор. Щелкнул запираемый на три оборота замок. Михаил и Елена переглянулись. Мужчина покрутил пальцем у виска:
– Вот ведьма!
Елену разбирала злость. Она не ожидала, что Марья Семеновна, уже, казалось, проявившая к ней некое доверие, вдруг оставит ее с носом. Придется возвращаться ни с чем.
– Давай все-таки поднимемся, – вздохнув, предложила она своему спутнику.
– С тобой – хоть на край света, – любезно ответил тот. – А любопытные тут вещи происходят, я смотрю. Ты ничего не хочешь мне рассказать?
– Это строжайшим образом запрещено.
– Кто это смог тебе что-то запретить?
Она оставила его ироничный вопрос без ответа. Поднявшись на последний, мансардный этаж, где была всего одна дверь, обитая ржавым железом, они убедились, что мастерская заперта. Елена для очистки совести постучала, но не получила ответа. Тогда она достала из сумки мобильник и набрала номер Александры.
– Марья Семеновна отказалась впустить меня в мастерскую, – сказала она, услышав взволнованное «алло!». – Мы поднялись и ждем вас у дверей. Похоже, внутри никого нет.
– Бегу! – кратко откликнулась та.
Спустя пять минут далеко внизу хлопнула подъездная дверь. По лестнице взлетели легкие торопливые шаги, затем на площадке третьего этажа послышался шум, рокот нескольких возмущенных голосов, и вскоре перед Еленой и Михаилом появилась сама хозяйка мастерской, раскрасневшаяся не то от смеха, не то от негодования. Она одновременно хмурилась и улыбалась.
– Сейчас была сцена из «Двенадцати стульев», – сообщила она Елене, вставляя ключ в скважину замка. – «Барин! Из Парижа!» – «Что ты, Тихон, вовсе я не из Парижа!» Представьте, тетя Маня даже мне ключ еле-еле отдала. Сказала, сюда повадились какие-то бандиты – это вы, что ли?
Елена не торопилась пугать художницу и молча вошла вслед за ней в открывшуюся дверь, сделав знак Михаилу не отставать.
Ее поразила нищета обстановки – старая, полуразвалившаяся мебель, которой место на помойке, хаос сваленных по углам подрамников и эскизов, на которых из-за слоя бурой пыли невозможно было ничего различить. Хотя Марья Семеновна, по собственному признанию, делала уборку только позавчера, в это трудно было поверить, взглянув на затоптанный пол, клочья паутины, свисающие с низкого растрескавшегося потолка, и мутные стекла в небольших полукруглых окнах. Однако Александра тут же отметила перемены.
– О, как у меня чисто! – восхитилась она, беря со стола пепельницу и закуривая. – И мусор весь вынесла, вот молодец, и окурки вытряхнула! И даже подмела!
– Колоритное местечко, – вступил в светскую беседу Михаил, по-видимому, считавший своим долгом быть любезным. – Сразу видно, что здесь живет творческий человек. Можно посмотреть ваши картины?
– Их здесь нет, – резко ответила Александра, разом перестав улыбаться. Она послала Елене выразительный взгляд и сделала отрицательное движение головой. Та все поняла и потянула кавалера к выходу:
– Подожди меня внизу, а если спешишь, можешь ехать.
– Ты уверена? – шепотом спросил он, еще раз окидывая мастерскую взглядом, в котором не было и тени восхищения, проявленного им на словах. – По-моему, тут что-то неладно.