– Приплыли, – буркнул Гальяно, делая шаг вперед.
– Мне стало известно, что вы без разрешения покидаете территорию лагеря. – В тихом голосе Шаповалова шипели сотни змей. – Что используете вы для этого ключ от запасной калитки, который украли у сотрудника лагеря.
Со стороны волков тут же послышался удивленный ропот, вепри недоуменно переглядывались.
– Сдали, бандерлоги вонючие, – сквозь зубы процедил Гальяно.
– Где ключ? – Шаповалов улыбался, ну точно отец родной. – Предупреждаю, если вы не отдадите ключ добровольно, то мы с Максимом Дмитриевичем будем вынуждены провести тщательнейшее и пристрастнейшее расследование. Так ведь, Максим Дмитриевич?
Суворов смерил их мрачным взглядом, кивнул.
– Обыск учинят, – шепнул Матвей.
– Гальяно, отдай им ключ, – так же шепотом велел Туча. Вид у него был одновременно решительный и испуганный.
Гальяно вздохнул, сунул руку в карман джинсов. Через мгновение на его ладони появился ключ от заветной калитки.
– Замечательно! – Шаповалов удовлетворенно кивнул. – Думаю, нет нужды напоминать вам о целесообразности наказания? – Последнее слово он произнес так, как будто пробовал его на вкус.
– Карцер, – сказал Гальяно.
– Я Ксанку не нашел… – Дэн сжал кулаки.
– Главное, что не обыскали, – выдохнул Туча.
– Как-нибудь выкрутимся, – подбодрил товарищей Матвей.
– На всю ночь! – подвел черту Шаповалов.
На лице Суворова промелькнула довольная улыбка. Или Матвею это только показалось?
В карцере было привычно темно и привычно душно.
– Допрыгались, архаровцы. – Суворов не стал спускаться, остался на верхней ступеньке. – Ничего, посидите, подумаете над своим поведением. Иногда полезно подумать.
Он уже собрался уходить, когда, что-то вспомнив, вытащил из кармана куртки фонарик.
– Это вам, чтобы не боялись в темноте. – Фонарик упал на лежак из картофельных мешков.
Хлопнула дверь, лязгнул замок, и они остались почти в кромешной темноте.
– Да, попали. – Матвей нашарил в темноте фонарик.
– Самая темная ночь, – сказал Туча шепотом.
– Что? – В голосе Дэна слышалось отчаяние. – Что ты сказал?!
– Самая темная ночь наступит сегодня. – Туча вздохнул, опустился на мешки.
– Откуда ты знаешь? – спросил Матвей, включая фонарик и направляя луч света в лицо Туче.
– Убери! – Туча махнул рукой. – Я не уверен, но у меня такое чувство…
– Особенное, – закончил за него Дэн.
– Да. И еще я сегодня показал Суворову то место, где мы видели блуждающий огонь. Только, мне кажется, там больше ничего нет.
– Это он! – Гальяно хлопнул себя по коленям. – Пацаны, это Суворов нас сдал! Смотрите, как все складно получается: мы на всю ночь заперты в карцере, под ногами не путаемся, а он сейчас прихватит лопаточку и по холодку в лес, искать то, что должны были найти мы! Ну где, скажите на милость, справедливость?! – Он достал из кармана сигарету, закурил.
– Не дыми, – Дэн поморщился, – тут и так дышать нечем.
– У меня нервы! – отмахнулся Гальяно. – Развели нас, братцы, как малых детей! Туча, ты зачем ему без нас то место показал? Надо же было баш на баш, а не так вот бескорыстно.
Туча ничего не ответил, лишь пожал плечами.
– И что теперь будет? – Матвей пристроил фонарик в щель между мешками с картошкой так, чтобы тот освещал их лежак.
– Всякое, – фыркнул Гальяно. – Люди в эту ночь мрут. Тянет их к Чудовой гари, понимаешь ли, точно магнитом, а потом они мрут…
– Ксанка… – сказал Дэн таким незнакомым голосом, что если бы Матвей не видел, как шевелятся его губы, то подумал бы, что говорит кто-то другой. – Ее тоже к гари тянет. И там с ней происходит странное…
– Что странное? – В мертвенном свете фонарика лицо Тучи было похоже на гипсовую маску.
– Это было похоже на транс. Она отключилась, как только переступила границу гари.
– Я тоже ее переступал, и ничего со мной не случилось, – усмехнулся Гальяно. – Может, она просто впечатлительная очень? Наслушалась страшилок про гарь, вот ее и повело.
– У нее были видения. – Дэн зажал голову в ладонях, как в тисках. – Там, на гари. И у меня тоже. Когда я пытался ее вынести за пределы гари, мне показалось, что я горю.
– В фигуральном смысле? – уточнил Гальяно.
– В буквальном. Горю заживо. По-твоему, я тоже впечатлительный?
– Ты – нет. Ты – мистер невозмутимость. – Гальяно загасил сигарету. – Но мне все равно кажется, что всему должно быть разумное объяснение.
– Ага, летающие тарелки выглядят убедительнее, – поддел его Матвей.
– А хоть бы и летающие тарелки! – обиделся Гальяно.
– Сколько раз она ходила на гарь? – спросил Туча.
– Со мной только однажды. – Дэн рывком встал, взбежал вверх по лестнице, подергал за ручку, с досадой пнул дверь ногой.
– А без тебя? – осторожно поинтересовался Матвей. То ли от сигаретного дыма, то ли от дурного предчувствия стало тяжело дышать.
– Не знаю. – Дэн присел на верхней ступеньке. – Она уходила куда-то, я спрашивал, а она… У нее был такой взгляд, как будто она…
– Ничего не помнит, – закончил за него Туча.
– Да. Если бы я мог находиться рядом с ней постоянно.
– В нашем положении это затруднительно. – Матвей вытер выступивший на лбу пот. Все-таки это лето аномально жаркое, даже под землей, в погребе, духотища.
– Она ходила на гарь сегодня днем, – сказал Туча бесцветным голосом.
– Откуда ты знаешь? – Дэн спустился вниз, присел на топчан.
– Я ее видел, когда возвращался с Суворовым из лесу. Мне кажется, она меня даже не узнала.
– А вечером я не смог ее найти! – Дэн ударил кулаком в сочащуюся сыростью стену.
– Не факт, что она в лесу, – попытался успокоить его Матвей.
– Думаю, она в лесу, – сказал Туча шепотом. – Они все сегодня придут в лес.
– Кто – все? – спросил Гальяно, стаскивая с себя футболку.
– Все, кто хоть что-то знает про гарь.
– Ксанка ничего не знает про гарь! – прорычал Дэн.
– Зато гарь знает про нее. Я думаю, это еще хуже.
– Слушай! – Дэн схватил Тучу за ворот футболки, затрещала ткань. – Откуда ты такой умный?!
– Я не понимаю. – Туча мягко и совершенно без усилий разжал пальцы Дэна. – Я просто знаю, и все. Нам не следовало ходить на гарь. Тот старик, Лешак, был прав. Теперь она нас не отпустит.
– Мне нужно выбраться отсюда. – Дэн словно и не услышал того, что сказал Туча. – Если Ксанка там, то и я должен быть возле нее.
– И как ты собираешься это сделать? – Краем снятой футболки Гальяно стер с лица пот. – Уф, духотища! Дверь здесь как в сейфе, а через вентиляционное окошко не пролезу даже я. – Он запрокинул голову к потолку. – Был бы тут Васька, он бы проскочил… – Гальяно не договорил, взял в руку фонарик, направил луч света вверх. – Вот теперь нам, похоже, полный капец, – сказал он вдруг упавшим голосом.
Матвей проследил за его взглядом – вентиляционного окошка больше не было.
– Заколотили чем-то? – спросил удивленно.
– Не заколотили, а заткнули! – Луч света пошарил по стене, подтверждая догадку Гальяно. В вентиляционное окно был намертво вбит деревянный брус. – Замуровали… – Гальяно глубоко вздохнул.
– Как замуровали? – испуганно спросил Туча.
– Вот тебе и духота. – Гальяно словно и не услышал вопроса. – Духота, потому что притока воздуха больше нет. – Он оглядел погреб, наверняка прикидывая, сколько кислорода осталось в этой мышеловке и насколько его хватит четырем человекам. – До утра не дотянем… Ну, Суворов! Ну, гадина! Решил избавляться, так уж наверняка…
– Подождите, а дверь! – Туча тяжело встал, поднялся по лестнице.
– Дохлый номер! – Матвей очень хорошо помнил эту дверь, плотно подогнанную, с законопаченными и просмоленными щелями. – Попались мы, ребята…
– И ничего мы не попались! Сейчас мы этот кляп вытолкнем! – Гальяно снова осмотрелся, застонал. – Черт, черт, черт! Вот зачем он нас заставил ящики вынести! Знал, гад! Туча, а Туча, иди-ка сюда! Если я к тебе на плечи вскарабкаюсь…
– Не выйдет. – Под ложечкой засосало. – Тут глубина метра четыре, а вы же не акробаты. Да и брус этот, я думаю, он не голыми руками забивал. Не получится…
Молчавший все это время Дэн снова поднялся по лестнице, изо всей силы ударил ногой в дверь. Звук получился едва слышный. И даже если они начнут орать в четыре голоса, им еще очень повезет, если снаружи их кто-нибудь услышит. Такая звукоизоляция, черт ее возьми! И дверь открывается вовнутрь, ни вышибить, ни с петель снять. Попались…
Дэн еще раз врезал ногой по двери, к нему присоединился Туча, следом во всю силу легких заорал Гальяно. Матвей посветил на часы – десять. В лагере объявлен отбой. Погреб находится на заднем дворе, в таком глухом месте, куда и днем-то не каждый день заглядывают. «Не тратьте силы! – хотелось ему закричать. – Не тратьте силы и кислород…» Вместо этого он в отчаянии опустился на топчан, принялся считать в уме.
Три часа… Им осталось три часа плюс-минус двадцать минут. И это в том случае, если вести себя осмотрительно, не тратить кислород понапрасну… Гальяно прав, их в самом деле замуровали, похоронили заживо. Если не случится чуда, завтра утром найдут их бездыханные тела…
Игнат ушел из нашей жизни. Я думал, он, как и собирался, уехал за границу. Пусть бы…
Мы обвенчались с Зоей в тихой деревенской церквушке. В подвенечном платье она казалась так прекрасна, что даже нездоровая бледность не могла омрачить ее ангельской красоты. Я был почти счастлив. Почти… Слова Игната едкой кислотой разливались по венам, отравляли кровь и жизнь.
О том, что Зоя ждет ребенка, я узнал спустя месяц после венчания. Чей то был ребенок, мой или Игната, я не ведал, но уже готов был любить его, как родного.
Беременность оказалась тяжелой. Зоя чахла на глазах, рос только ее живот.
– В город! В больницу! – Зосим Павлович хмурил густые брови, смотрел встревоженно. – Расположение плода неправильное, а супруга ваша, Андрей Владимирович, ослаблена беременностью. Повлияйте на нее, уговорите!