Апельсин оставлял за собой в небе след чистой пронзительной голубизны. Он нес весну. Редкие голубые стрелы, коснувшись земли, тянули за собой первую молодую траву и подснежники.
В этом рисунке чувствовалась детская рука, Аленке явно не хватало мастерства. Однако здесь было нечто большее, чем просто фотографическое сходство с оригиналом. Какая-то необычная свежесть, пронзительность, настроение, от чего перехватывало дыхание.
Папа как-то говорил Ире – перед работой настоящего художника замираешь не потому, что он точно изобразил ту же березу или пылающее перед закатом небо, цифровая фотография, например, много точнее. Захватывает его видение этого мгновения, застывшего чуть позже на холсте, умение вложить в работу собственную живую душу, эмоции, нечто божественное, непреходящее…
Это редкий дар!
Ира недоверчиво покосилась на трудолюбиво склоненную рыжую голову. Послушала азартное Аленкино сопение и осторожно положила лист.
Почему-то стало не по себе.
Откуда подобные фантазии у такой малышки?!
Впрочем, Аленка очень сильно отличалась от других детей. Уж себя-то Ира в этом возрасте еще помнила. Как и подруг.
Аленка самозабвенно рисовала, и Ира, не смея мешать, едва ли не на цыпочках подошла к ней. Встала за стулом и из-за Аленкиного плеча стала рассматривать следующую акварель.
Ирино сердце болезненно сжалось. На этот раз она увидела рыжую девочку в постели. А на полу, рядом с кроватью, дремал огромный черный пес.
Именно Петюнчик любил так спать, укладывая тяжелую голову на передние лапы. И оборачивал вокруг себя пушистый длинный хвост. Как лисица.
Сомнений не осталось, Аленка рисовала себя. Хоть и не показывала лица девочки, в комнате на ее картине слишком темно.
…Худенькая спина на рисунке странно напряжена, Ира прямо чувствовала это непонятное напряжение. Как и взгляд ребенка, с надеждой устремленный на дверь.
А на пороге… на пороге, освещенный яркой электрической лампой из коридора, стоял высокий мужчина. Резкий свет, падая сзади, оставлял его лицо в тени. Зато четко вырисовывались широкие плечи, крупная рука, придерживающая входную дверь и темные, слегка волнистые волосы.
Ира сразу поняла — Аленкин отец. Неизвестный ей Игорь Сорокин. И та Аленка, на рисунке, все же встретилась с ним.
***
Ира ехала домой в почти пустом трамвае и встревоженно думала, что Аленка все же простыла. Малышка к вечеру совсем расклеилась и даже не слишком противилась, когда Ира уложила ее в постель. Предварительно с трудом смыв с Аленкиных пальцев и лица радужные следы красок.
Правда, заснуть Аленка не заснула. Лежала, укутанная по самый нос тяжелым шерстяным одеялом, и ее огромные глаза лихорадочно блестели. А Ира рассказывала ей о предстоящем спектакле и даже прочла несколько самых симпатичных отрывков из «Барышни-крестьянки».
Аленка смеялась и с удовольствием повторяла незнакомые слова. Некоторые из них Ира не смогла толком объяснить.
Например, ПЛИСОВАЯ куртка. Что это такое? Материал, ясно. Но какой? Шерсть, хлопок, бархат? Хоть на что похож?
Или почему вдруг Россию назвали ВАРВАРСКОЙ? Варвар, кажется, просто дикарь, но при чем тут Россия, упрямая Аленка наотрез отказывалась понимать.
Кто такой СТОЛОНАЧАЛЬНИК? А НАПЕРСТНИЦА? ОТЪЕЗЖЬЕ поле? Как можно ЗАЛОЖИТЬ имение?
У Иры голова пошла кругом. Ведь она читала эту повесть, да и слышала сегодня в классе, все казалось понятным. Не заметила она, что ли, этих словечек, а сейчас...
Особенно Ире стало обидно, когда на все ее невнятные и беспомощные попытки растолковать слово «самобытность», маленькая Аленка весело рассмеялась и воскликнула:
—Вспомнила! Антонина Романовна говорила — если человек не похож на других, если выделяется…— И она важно произнесла: — То он — са-мо-бы-тен.
Ира внезапно вспомнила вечный Танин припев об индивидуальности, и мрачно подумала: «Это наверняка одно и то же».
Мысль, что Таня Мишина самобытна, Аленка самобытна, а вот она, Ира, вряд ли, приятной назвать было трудно. Ире вдруг расхотелось говорить о пушкинской повести, и она с трудом перевела разговор на Аленкины рисунки.
Вернее, рисунок. Первый. О втором Ира старалась и не вспоминать, до того становилось жалко Аленку.
Ира покосилась на проплывающий мимо проспект Победы и рассеянно улыбнулась. Маленькая чудачка искренне считала — все люди немного волшебники. Аленке ничуть не казалось странным, что апельсин становится солнцем. Она почему-то уверена — если по-настоящему сильно захотеть…
Наивная Аленка просто торопила лето! Пусть на рисунке.
Перед тем как заснуть, девочка шепотом добавила, коснувшись Ириной руки горячими тонкими пальчиками:
—Если очень-очень стараться… Если по-настоящему верить… Это непременно сбудется!
—Что сбудется? — не поняла Ира.
—То, что я нарисовала.
—Но лето и так придет, — мягко улыбнулась Ира и вдруг запнулась. Она внезапно вспомнила ВТОРОЙ рисунок.
Аленка задумчиво протянула:
—Перед Новым годом мама читала мне книжку про волшебный мелок. Хорошую, честно, мне понравилась. — И после короткой паузы выдохнула: — Но ведь краски… краски тоже могут быть волшебными? Хоть немного, как считаешь?
Ира не нашлась что сказать, лишь торопливо закивала. Гладила сонную Аленку по кудрявой голове и мысленно слышала глуховатый Наташин голос, рассказывающий о дочери.
О частых разговорах об отце. И о мечтах, как папа до сих пор ищет Аленку, свою маленькую, незнакомую и такую любимую дочь. Потерявшуюся в большом мире. Рыженькую и синеглазую. Свое маленькое солнышко. Или львенка, ведь папа непременно как-то уже сейчас называет Аленку, не зная ее настоящего имени.
Получается, Аленка на самом деле в это верила!
И пыталась хоть ТАК помочь папе найти ее.
Искренне считала – им нужно только встретиться!
Так мало, оказывается, нужно для счастья…
Ира сидела в практически пустом трамвае и говорила себе — она сделает все, чтобы найти Аленкиного отца. И побыстрее. Пусть Аленка считает — помог именно ее рисунок. Ее волшебные краски.
Ира сморгнула нечаянную слезинку: неужели Аленка по-настоящему любит своего нечаянного отца? Ведь никогда его не видела!
«Зато она его себе вымечтала, – Ира сунула в карман носовой платок и с внезапной горечью подумала: – Зря Наташа говорит с ней как со взрослой, зря рассказала Аленке о своей любви. И об отце зря болтала, встревожила только малышку. Могла бы наврать, что он был летчиком и разбился, я где-то о таком читала. Или умер на операционном столе, у него было больное сердце. Или его вообще нет, а младенцев приносят, скажем, аисты. Тогда бы Аленка не забивала себе голову всякими глупостями…»
Ира покраснела: она рассуждала сейчас как… взрослая! Скучная, гадкая, обязательная, правильная, всем ненавистная тетка.
Но ведь ей нравится Наташа!
Именно такая – неправильная, нелогичная, искренняя, непохожая ни на кого. Только у такой Наташи могла расти ТАКАЯ Аленка. Чудная, смешная Аленка, наколдовывающая себе отца! Аленка, умеющая в четыре года вкладывать в рисунки собственную душу.
«Да, папа, это так, – Ира нежно коснулась сотового телефона, вдруг стало необычайно важно, что он давал возможность в любую минуту услышать голоса родителей, пусть – привычно обеспокоенные или сердитые. – Ты сам говорил – только настоящее тревожит, не давая о себе забыть. Выходит, Наташа и Аленка – самое настоящее в моей жизни. И Аленкин рисунок… па, у меня до сих пор сжимается сердце, как вспомню! Так жаль ее делается, так помочь хочется… Хорошо, что ты у меня есть, папа. Вот только… ну почему, почему мы все время ссоримся?!»
Но эта мысль почему-то не прибавила боли. Вдруг показались мелочью все домашние ссоры из-за отметок, тряпок или мальчишек. Главное – у нее есть папа. И он Иру любит. Любит со всеми недостатками, глупыми выходками и капризами. Аленка же…
Она даже не знает, что такое отец! Ее никогда не подкидывали высоко в воздух надежные папины руки. Никто не нес Аленку из детского садика на плечах. Никто не щекотал щеки колючими усами, от которых так странно, так волнующе пахло папой. Никто не встречал поздно вечером на автобусной остановке, это так здорово – видишь улыбающееся папино лицо, смеющиеся глаза, и страх мгновенно отступает: папа с тобой, он рядом, с ним ничего не страшно…
Ира раньше никогда не задумывалась, насколько нужен ей папа!
Маленькой Аленке он нужен вдвойне.
Неужели она, Ира, не сможет помочь малышке?
Ира машинально проводила взглядом ярко освещенный салон проезжающего мимо автобуса и рассеянно подумала: «Забавно, если все так и получится, как на Аленкиной картинке. Например, она ляжет спать, и в это время придет ее отец. Вечером. Он же работает, ведь взрослый. – Ира грустно улыбнулась. – Дверь Аленкиной комнаты распахнется, она приподнимет голову, а на пороге… Высокий, темноволосый, красивый — ОН.
Интересно, тогда мне как считать — Аленкины краски действительно немного волшебные? Она загадала и…
Да нет, глупости!
Просто я захотела и помогла. Сама. При чем тут Аленкина акварель?»
ГЛАВА 6
УМЕНИЕ ЗАБЫТЬ О ЗРИТЕЛЯХ
Ира искоса рассматривала одноклассниц. Странная атмосфера царила в школе. С самого утра. Или только девчонки сходили с ума?
Во-первых, почти все они принесли томики Пушкина. Во-вторых, будто сговорившись, бродили на переменах тоскливыми привидениями и что-то невнятно бормотали себе под нос. А столкнувшись нечаянно с конкурентками, вели себя по-разному.
Одни просто задирали носы, делая вид, что никого не замечают и думают о своем. Другие краснели и прятали книги за спину. Третьи начинали зачем-то оправдываться — мол, забавная идея, почему бы не попробовать. Четвертые приставали с просьбами прослушать отрывок и честно сказать — получается ли. Пятые с потерянными лицами глазели в окна…