Маттео приходит в ярость.
— В игры со мной играете? — рычит он.
— Что? — Я таращусь на него в изумлении.
Он в сердцах топает ногой:
— Значит, говоришь, вырос в шахте и нигде больше не бывал?
— Ты и сам знаешь.
— Ни разу не брал в руки ни меч, ни щит?
— Ага, брал. А еще командовал звездными крейсерами и обедал с преторами, — смеюсь я, но розовый лишь сильнее распаляется:
— Это не игра, Дэрроу!
— А кто говорит, что игра?
Я таращусь в недоумении. Да что с ним такое?
— Издеваешься? — шипит он в бешенстве. — Имей в виду: Сообщество шуток не любит, оно не абстракция, а холодная реальность. Если догадаются, кто ты на самом деле, тебя не повесят, не надейся! — Судя по лицу, розовый знает, о чем говорит.
— Я знаю.
Он продолжает, не слушая меня:
— Черные схватят тебя и отдадут белым, а те бросят в свои пыточные камеры. Выдавят глаза, потом отрежут то, что делает тебя мужчиной. Есть и более изощренные методы, но я не думаю, что получение информации будет их единственной целью — для этого достаточно химии. Когда расскажешь все, они убьют меня, Гармони, Танцора… а потом станут резать на куски твоих родных, включая детей. Такое по телику не показывают! Учитывай последствия, если наживаешь врагов среди повелителей планет. Не чего-нибудь, а планет, сопляк!
По спине бегут мурашки. Я все это знаю, на кой он меня грузит? Мало мне и без того страхов? Лучше бы об уроках думал. Однако Маттео все никак не успокоится.
— Спрашиваю еще раз: Танцор все про тебя рассказал?
Ах вот оно что! До сих пор мне казалось, что Сыны Ареса едины, у них нет разногласий. Похоже, это не совсем так, и Маттео не друг, а скорее союзник. Его насторожила моя ловкость в танцах. Ну конечно, он же не видел своими глазами, как Микки меня ваял, и поверил Танцору на слово. Может ли полемидес получаться у жалкого крота как родной? Розовый растерян, он боится за себя.
— Не волнуйся, Маттео. Я Дэрроу, сын Дейла, проходчик клана Лямбда из Ликоса и никогда не был никем другим.
Он хмуро скрещивает руки на груди:
— Если ты мне врешь…
— Я не лгу своим.
Позже вечером я постарался узнать побольше о разученных танцах. Название «полемидес» в переводе с греческого означает «дитя войны», этому танцу учат юных патрициев, чтобы подготовить к боевым искусствам. Фильм о сражении с участием элитных сил золотых меня потряс. Как они дерутся — это песня! Не разрушительный громовой натиск черных, а стремительные пируэты птиц в порывах ветра. Бойцы наступают парами, кружась в смертельном танце в самой гуще черных и серых полчищ, и оставляют за собой кучи окровавленных и кромсанных тел, словно жнец — скошенные колосья. Золотая броня сверкает, как солнце, мечи пылают огнем. Не люди — настоящие боги!
И я надеюсь уничтожить их?
В эту ночь мне не спится. Поцеловав засушенный красный цветок, долго ворочаюсь на шелковых простынях, а потом все-таки засыпаю и вижу во сне отца, как будто он живой и сам учит меня танцевать. Просыпаюсь, сжимая в руке алую головную повязку, ощущаю обручальную ленту на пальце. Эти предметы греют мне сердце и напоминают о доме.
Но успокоить не могут.
Я боюсь.
Танцор приходит к завтраку:
— Хочу тебя обрадовать: наши хакеры бились две недели и наконец-то заменили имя на сервере бюро стандартов. Теперь ты Дэрроу Андромедус.
— Отлично.
— И это все, что ты можешь сказать? Знаешь, сколько… Впрочем, не важно. — Он мотает головой и усмехается. — Дэрроу… Довольно бесцветное имя. Наверняка будут задавать вопросы.
Равнодушно пожимаю плечами:
— Увидят результаты экзаменов, и вопросов больше не возникнет.
— Золотые слова, — усмехается он.
На следующий день мы с Маттео берем челнок и летим в пригород Йорктона, где находятся конюшни Иштар. Между морским побережьем и линией холмов до самого горизонта тянутся обширные зеленые луга. Никогда в жизни я не видел таких просторов, живых лошадей тоже наблюдаю впервые. Смотрю на странных чудищ с опаской, хоть и знаю про волшебного Пегаса из рассказов Эо про Андромеду. Топот, оглушительное ржание, оскаленные желтые зубы, пышные гривы и хвосты. Невольно замедляю шаг, оборачиваясь к Маттео.
— Это настоящие чудовища, — шепчу я ему.
— Тем не менее, — отвечает он, — патриций должен уметь держаться в седле, чтобы при случае не ударить лицом в грязь.
Сегодня клиентов мало, всего трое золотых. Смотрю, как они скачут мимо, каждый в сопровождении розовых и бурых слуг.
— При каком еще случае? — хмыкаю настороженно. — Ладно, возьму вот этого. — Показываю на огромного вороного жеребца, который нетерпеливо роет копытами землю.
Маттео смеется:
— Этот тебе пока не по плечу. Погоди, я сам подберу.
Мне достается пони. Довольно крупный, но всего лишь пони. Здесь, видимо, не принято тесно общаться, и наездники, встречаясь, лишь кивают друг другу, но по их улыбкам ясно, насколько я забавно выгляжу. Верховая езда мне не слишком дается и перестает нравиться совсем, когда пони вдруг пускается вскачь, устремляясь в густые заросли. Не удержавшись в седле, я валюсь в траву и слышу вдалеке заливистый смех. Оборачиваюсь и вижу длинноволосую девушку верхом на том самом жеребце, которого я выбрал первым.
— Держись поближе к городу, эльфик! — кричит она и пришпоривает коня.
Поднимаясь на ноги, провожаю ее взглядом. Золотые волосы стелятся по ветру, соперничая своим сиянием с заходящим солнцем.
15Экзамен
Танцор натаскивал меня еще два месяца. Не заставлял ничего зазубривать и даже изучать, а прежде всего готовил мой разум к работе в условиях смены парадигмы. Что, к примеру, будет, если силы гравитации вдруг изменят знак на противоположный? Как подойти к задаче, основанной на такой посылке, вывести уравнение, сделать расчет? Большинству людей такое не под силу. Или такой пример: если у рыбы 3453 чешуйки на правой стороне и 3453 чешуйки на левой, то на какой стороне у рыбы чешуек больше? Ответ: на внешней стороне. Они называют это экстраполяционным мышлением. Именно так я догадался съесть карту с серпом при первой встрече с Танцором. К счастью, мне такое всегда давалось легко.
Танцору и компании со мной сильно повезло, потому что придумать убедительную легенду, подобрать фальшивую семью и биографию хоть и с трудом, но можно, а вот сфальсифицировать результаты экзаменов, как выяснилось, никак. И вот спустя три месяца после начала подготовки я сижу в ярко освещенной классной комнате и пишу ответы на вопросы. Рядом симпатичная золотоволосая девица то и дело задумчиво постукивает стилусом по нефритовому браслету, раздражая всех вокруг. Кажется, что ее подсадили нарочно, чтобы усложнить экзамен. В конце концов я не выдерживаю. Жду, пока она отвернется, выхватываю стилус, прячу в рукаве и сижу как ни в чем не бывало. Девица ошарашенно оглядывается, ничего не понимая. Конечно, начинает хныкать, но другой стилус ей не дают, и она выбегает в слезах. После экзамена классный инспектор из медных промотал у себя на планшете запись с видеокамеры и с улыбкой мне подмигнул. Оказывается, здесь такое одобряют.
Недовольной осталась только девица, которая нарочно толкнула меня в коридоре, прошипев: «Подрезал, да?» Маттео строго наказал ни с кем не болтать, пока не освоюсь, и я с трудом удерживаюсь, чтобы не ответить по-шахтерски. Словечко, однако, засело в голове. Подрезать, перерезать глотку — звучит цинично и безжалостно. Но самое смешное то, что для большинства золотых все это отдает похвалой.
За спиной раздается мелодичный голос:
— Можешь считать это комплиментом. Не обращай на нее внимания. С виду свеженький персик, а внутри гниль одна. Мне приходилось такой надкусывать, если ты понимаешь, о чем я. Сначала вкусно, потом плюешься. Кстати, отличный фокус, поздравляю. Я и сам был готов выцарапать глаза этой дурехе — стучит и стучит, прямо по мозгам.
Голос принадлежит молодому красавцу, похожему на греческого бога. Сама надменность и лоск, идеальный образец породы. Белоснежная улыбка до ушей, кожа как у младенца. Таких ненавижу больше всего.
Он хлопает меня по плечу и пожимает руку в полуформальном приветствии. Стараюсь не переусердствовать, но он тоже не слабак и вдобавок явно стремится показать свое превосходство. Приходится слегка принажать. Красавчик отдергивает руку, глядя на меня с опаской.
— О боги, да ты силач! — хихикает он и тут же представляется Кассием.
Трещит новый знакомец не переставая, и говорить мне, к счастью, почти не приходится, но он все же морщится, слыша мой акцент.
— Дэрроу? — повторяет он. — Необычное имя. — Достает планшет, вызывает мои личные данные. — О, да ты у нас совсем никто, гость из глубинки. Неудивительно, что Антония отнеслась к тебе с таким презрением. Но я прощу тебя, если расскажешь, как сдал экзамен.
— О, ты простишь меня? — Я начинаю кипятиться.
Кассий хмурится:
— Всего лишь стараюсь быть объективным. Мы в семье Беллона не сочувствуем реформаторам, но не отрицаем, что человек невысокого происхождения может обладать достоинствами. Так что держись меня, приятель.
Над таким лощеным красавчиком так и хочется поиздеваться.
— Честно сказать, я ожидал от экзаменов большего, — начинаю небрежно. — Разве что насчет свечи мог ошибиться, но остальное…
Он слушает со снисходительной усмешкой, придирчиво вглядываясь мне в лицо. Я, в свою очередь, представляю, как мамочка по утрам завивает ему кудряшки золотыми щипцами.
— С такими руками ты, должно быть, чертовски хорош с хлыстом… — замечает Кассий.
— Владею немного, — вру я.
Маттео велел этой темы избегать.
— Какая скромность! — смеется он. — Ты не у белых монахов, случайно, воспитывался? Ладно, короче, после физических тестов я лечу в Эгею, хочешь со мной? Говорят, в «Парке соблазнов» наваяли шикарных новых ангелочков, а в «Свиданиях» теперь гравипол, кувыркайся в облаках босиком, сколько душе угодно. Что скажешь, патриций? — Он стучит по своему крылатому знаку и подмигивает. — Персиков навалом, и ни одного гнилого.