низывает их один за другим, окунаясь по очереди в пестрые миры причудливых звуков.
Училище примостилось в стороне от ночных кварталов на высоких уступах восьмикилометровых стен каньона, похожих на застывшие в зеленоватом камне волны океанского прибоя. Сами здания возведены из белого камня и украшены колоннами и статуями в безупречном древнеримском стиле.
Я не был здесь прежде, но хорошо изучил место назначения и колонны эти разглядывал не раз, как и лицо того, кто нас встретит. Думаю о нем, и желчь подкатывает к горлу. Перед глазами — его равнодушный взгляд, в ушах звучат надменные слова. Не раз я просматривал записи прошлогодних обращений к курсантам и вот теперь должен буду слушать сам, сдерживая бешенство, кипящее в груди.
Челнок садится на площадку, и нас ведут на открытый форум, вымощенный мраморными плитами. За спиной — крутой обрыв, где в холодном ночном воздухе мерцает городскими огнями долина Эгеи, впереди возвышаются парадные ворота училища. Тысяча двести надутых от гордости золотых юнцов выстроились на площади в ожидании. Приятели стоят кучками, самоуверенно поглядывая на величественные белые стены. Не ожидал, что курсантов окажется так много.
Перед воротами над головами собравшихся воспаряет высокая статная фигура в окружении черных телохранителей и свиты. Каменное лицо, золотой блеск в глазах — у меня сжимается сердце. Передо мной лорд-губернатор Марса Нерон Августус. Над площадью звенит металлом знакомая гладкая речь:
— Привет вам, дети ауреев! Полагаю, все вы хорошо осознаете значение этого торжественного события. Из тысячи городов Марса, из сотен благородных семей избраны лучшие. Вы представляете самую вершину человеческой пирамиды, и сегодня начинается ваш путь в ряды самой высшей касты нашей расы. Так же как вы, стоят сейчас ваши ровесники в училищах Западного и Восточного полушарий Земли, Луны, Венеры и Меркурия, Европы и Каллисто, Энцелада и Цереры, на форпостах отважных пионеров в поясе Хильды, Греческом и Троянском скоплениях…
Буквально еще вчера я был пионером освоения Марса и приносил себя в жертву ради человечества, страдающего в тесноте умирающей Земли. Как же эти сволочи наловчились лгать!
Над головой Августуса сияют ночные звезды. Некоторые из них движутся — это не астероиды и не кометы, а корабли Пятого и Шестого марсианских флотов. Слежу за ними, задрав голову. Шестым командует отец Кассия, а Пятым, который поменьше, — лично лорд-губернатор, и бо́льшая часть кораблей принадлежит подопечным семей Августус и Беллона.
Губернатор объясняет, почему мы, то есть они, призваны править, указывая путь низшим цветам, а я гляжу вверх, затаив дыхание, и чувствую себя ничтожной пылинкой. Миллиарды тонн наностали скользят в небесах, словно серебристые искорки в чернильном океане. Такая сила способна уничтожить целую планету; что могу ей противопоставить я, ни разу даже не летавший в космос?
Слушаю высокопарные слова и сглатываю горечь. Когда-то моя ненависть была холодной и отстраненной, но теперь, когда враги здесь, вокруг, она бьет ключом.
— Любая цивилизация проходит стадии варварства, расцвета и упадка. Аристократия возникает на первой, правит во времена расцвета, а потом угасает вместе с цивилизацией.
Августус рассказывает, как сгинула Персия и пал великий Рим, когда их правители забыли о достоинствах своих предков, построивших государство. Долго говорит о мусульманских династиях, европейской изнеженности, китайской замкнутости и о том, как Америка, одержимая чувством вины, кастрировала сама себя. Древние имена сыплются градом.
— Эпоха варварства нашей цивилизации началась в те далекие годы, когда Луна восстала против тирании Земли и сбросила оковы так называемой демократии с ее сладкой ложью о том, что все люди созданы равными.
С убедительным красноречием он распространяется о горькой доле лучших, тащивших не себе весь груз, в то время как слабое и ленивое большинство лишь размахивало плетью, сидя в повозке. В конце концов золотые не выдержали и расставили всех по местам. Я слушаю и вспоминаю другие плети.
— Люди не сотворены равными — мы все это знаем! Есть лучшие и худшие, умные и глупые, красивые и уроды. Алый так же способен командовать звездным кораблем, как зеленый — лечить людей.
Оглядев смеющиеся лица курсантов, лорд-губернатор рассказывает о жалкой участи Афин, где зародилась злокачественная опухоль демократии. Сладкая ложь обессилила нацию и поставила ее на колени перед Спартой, возбудив зависть граждан и заставив изгнать своего лучшего полководца Алкивиада.
— Зависть и соперничество натравливали друг на друга даже земные нации. Североамериканские штаты силой навязали другим идею равенства, однако, к их удивлению, объединившиеся нации тут же выступили против самих американцев. Усредненное, уравненное в правах большинство всегда завистливо! Всеобщее равенство — извечная мечта человечества, но мечта несбыточная и фальшивая… Мы сражаемся против этой сладкой лжи, но есть и другая опасность, другой наш враг, действующий медленно и коварно. Он пожирает нас изнутри, но не как лесной пожар, а как болезнь, разлагающая тело, — болезнь роскоши, изнеженности и упадка. Наше Сообщество прошло долгий путь от эпохи варварства к процветанию, но так же, как в свое время Рим, находится под угрозой упадка и разложения. Вы — лучшая часть человечества, но и самая изнеженная его часть, избалованные дети. Родись вы под другим цветом, у вас уже были бы мозоли и шрамы, вы знали бы, что такое боль.
На лице его мудрая улыбка — будто сам он знает, что это такое. Я его ненавижу.
— Вы уверены, что знаете боль, и думаете, что Сообщество — это неотвратимая сила истории, ее конец, но слишком многие думали так же в прежние времена. Правящие круги полагали себя венцом творения — а потому жирели и слабели. Забыв о тяготах сражений, мозолях и ранах, они проводили жизнь в роскошных клубах для избранных, подобных тем, которые вы, молодежь, так любите посещать. Всевозможные развлечения, шелка и бриллианты, живые единороги на день рождения — вот что занимает ваши незрелые умы… Слишком много золотых никогда не жертвовали собой и не заслужили права носить шрам нобиля.
Губернатор показывает на свое лицо. У Октавии Луны такой же шрам.
— Мы правим Солнечной системой не по праву одного лишь рождения, а потому что захотели и добились этого силой… Мы, а не вы!
Будь он поближе, я подарил бы ему еще один шрам, но ребятишки вокруг впитывают его слова как губка.
— Даже те, кто трудится в недрах планеты, крепче вас. Мозоли, шрамы и ненависть привычны для них с самого рождения, они тверды как сталь. К счастью, они не блещут умом. Та Персефона, о которой вы наверняка уже слышали, — всего лишь жалкая девчонка, которая была уверена, что виселица — достойная плата за то, чтобы спеть песню.
Я до крови прикусил щеку, чтобы не выдать себя словом или жестом. Ярость пышет внутри — как смеет этот ублюдок упоминать в своей речи мою жену?
— Девушка даже не знала, что видеозапись попадет в трансляцию, но готовность вытерпеть мучения придала ей силы. Мученики похожи на пчел, которые расплачиваются жизнью за возможность ужалить… Но скажите — кто из вас мог бы вот так отдать жизнь всего лишь за мелкий ущерб, нанесенный врагу? Я уверен, никто!
Глотаю кровь, поглаживая на пальце перстень Танцора, и гнев постепенно утихает. Я не мученик и не мститель, моя цель — исполнение мечты Эо. И все же спокойно выслушивать самодовольные разглагольствования убийцы в чем-то сродни предательству.
— Надеюсь, настанет день, когда вы получите свои шрамы от моего меча, — завершает свою речь Августус, — но сначала их придется заслужить!
17Отбор
— Сын Лайнуса и Лексы Андромедус из братства Аполлона, — скучно бубнит золотой администратор. — Желаешь ли ты сделать особую отметку, что отдаешь предпочтение данному братству?
В первую очередь аурей хранит верность своему цвету, затем семье, планете и братству. В братствах, как и везде, делами заправляют представители нескольких влиятельных родов, на Марсе это семьи Августус и Беллона.
— Нет, — отвечаю я.
Он возится с планшетом, вводит данные.
— Так, хорошо… Как ты оцениваешь свои результаты по речевой идиоматике? Я имею в виду экстраполяционный тест.
— Думаю, мои оценки говорят сами за себя.
— Ты невнимателен, Дэрроу, ставлю тебе минус. Я спрашивал, как ты сам оцениваешь результаты?
— Думаю, я просто-напросто обосрался, сэр.
— Что ж, отлично, — улыбается он, — так и есть, так и есть. Братство Минервы вполне устроила бы твоя сообразительность, Плутона — изворотливость, Аполлона — гордость… Так, хм… Ну хорошо, тогда вот тебе задание, выполни его как можно лучше. Как только закончишь, с тобой побеседуют.
Он дает мне игру с погружением, в которой нужно добыть драгоценный кубок, спрятанный на вершине горы, преодолев множество препятствий. Само по себе это не слишком сложно, и я стараюсь выбрать оптимальный путь, но, когда проказливый гном крадет один из найденных ключей, едва сдерживаю гнев. И так на каждом шагу: то и дело происходят мелкие неприятные случайности, которые невозможно предвидеть, и никакая экстраполяция не помогает. В конце концов я забираю кубок, уничтожаю зловредного колдуна и жестоко порабощаю всю расу гномов с помощью его магического посоха. Гномов мог бы и пощадить, но слишком уж они меня взбесили.
Затем по очереди беседую с кураторами. Все они нобили со шрамами, надзирают за курсантами своих братств и отвечают за них перед лордом-губернатором. Внешность у кураторов приметная: великан с львиной гривой и молнией Юпитера на воротнике, статная женщина с ласковым сияющим взглядом, хитрый непоседа со знаком в виде крылатых сандалий и лицом младенца. Последнего особенно заинтересовали мои руки, и он затеял игру: подставлял ладони и, когда я клал сверху свои, пытался шлепнуть по ним — однако ни разу не успел, чему явно очень обрадовался.
Следом приходит надменный красавец Аполлон с завитыми локонами и знаком в виде лука со стрелами. Этот первым делом спрашивает, насколько привлекательным я себя считаю, и явно огорчен моим скромным ответом. Мне все же удается немного исправить впечатление о себе, когда он интересуется, кем я хочу стать.