— Ты в порядке?
Я оглядываюсь. Касабян выглядит озабоченным. Где-то в процессе я оказался на ногах. Полагаю, я стою здесь уже какое-то время.
— Я в порядке. Спасибо, что разложил всё по полочкам. По крайней мере теперь я знаю, почему Люцифер считал Мейсона единственным кандидатом на своё место.
— Может, тебе лучше присесть и допить?
— Хорошая идея.
Я чувствую себя немного не в себе. Слегка под кайфом. Мы с Мейсоном сиамские близнецы, связанные бедром и стволом головного мозга. Разве это не чертовски уморительно?
— Просто успокойся. Сам хотел услышать эту историю. Не злись на меня.
— Не парься. Я рад, что узнал.
Я беру своё пальто. Проверяю пальцем пулевое отверстие. Всё не настолько плохо, чтобы выбрасывать вещь. Кроме того, я слышал, что кровь — это хит сезона.
Моя сигарета погасла. Я бросаю её в недопитый стакан у кровати и зажигаю другую.
— Теперь я понимаю. Зачем Мейсон хочет и рай, и ад.
— Что ты имеешь в виду?
— Он собирается сделать это снова. Он не хочет быть богом. Он хочет сжечь нас, как сжёг ту гору.
— Зачем ему это делать?
Я смотрю на Касабяна. Он такой же безумный, как любой человек или адовец, которых я когда-либо встречал. Почему же он этого не понимает? Потому, что он паршивый волшебник. Третьего разряда, если дует хороший попутный ветер. Он так и не научился мечтать по-крупному.
— Потому что Вселенная оставила его. Мейсон был напуган. Он видел, как вырезали его семью. Ему нужна была помощь. Он умолял, унижался и молился, но никто не пришёл. Ни его родители. Ни Саб Роза. Ни армия. Ни Бог, ни Люцифер, ни хоть какой паршивый ангел. Маленького мальчика выбросили, как мусор, и теперь он собирается сжечь Вселенную, потому что, когда был потерян, жалок и нуждался в помощи, Вселенная повернулась к нему спиной и вывалила ему на голову помойку размером с планету.
— Откуда ты знаешь это больное дерьмо?
— Потому что это именно то, что собирался сделать я. Вернувшись из ада, я выторговал у мистера Мунинна кое-то, что спрятал в Комнате Тринадцати Дверей. То, что может поджарить каждый атом Мироздания. Обратить всё это пип-шоу в пыль. Я думал, что убийство Круга и отправка Мейсона в ад помогут мне, и мир наполнится солнечным светом, красивыми девушками и серящими холодным пивом синими птицами. Но этого не случилось. Элис по-прежнему была мертва. Бог с Люцифером по-прежнему бойкотировали меня. А Уэллс, Аэлита, Золотая Стража и все работавшие на них всё так же топтали улицы.
Я разжимаю левую руку. Она болит от того, что была крепко сжата в кулак.
— Так что заставило тебя передумать? С того места, где я сижу, мир всё такой же дерьмовый, каким он был, когда ты его покидал.
— Это случилось в ту ночь, когда я убил Бродячих. Было бы так просто сесть, закурить сигарету и дать им сожрать город. Но когда дело дошло до этого, я не захотел. Всё очень просто. Я хотел жить и хотел, чтобы жили Видок, Кэнди, Аллегра и Бриджит. А если бы я убил мир, то стал бы Мейсоном, а я не хотел быть им.
— Ты настоящий гуманист. Кстати, большое, блядь, спасибо, что не включил меня в свой список кого-спасать.
— Ты и так в нём, Альфредо Гарсиа. Я просто не хотел произносить этого вслух, чтобы ты назвал меня Нэнси[104] или Динь-Динь.
— Ага, я бы так и сделал.
— Веди себя прилично, и когда я окажусь в Даунтауне, то, может, найду каких-нибудь адских алхимиков, которые смогут пришить тебя к новому телу. Можешь забрать Мейсона, когда я его убью.
Касабян фыркает.
— Ага. Вот чего я хочу. Каждый раз, когда ссу, смогу посмотреть вниз и увидеть в своей руке член Мейсона. От этого мне не будут сниться кошмары.
— Ты лучше подумай, как расстроится член, когда посмотрит вверх и увидит тебя.
Утром Кэнди, Видок и я отправляемся в Студио-сити на машине Аллегры. Видок одолжил её. Он кайфует от того, что не ездит всё время в угнанных машинах. Для людей, которые изобрели абсент и минет, французы иногда могут быть занудами.
После того, как я вчера вечером услышал рассказ Касабяна, мне не терпелось поговорить с Сентенцами и не хотелось ждать до утра, но у них по улицам шатается отпизженный-злом ребёнок, и меня вовсе не улыбает тащить их обоих с сердечными приступами в отделение неотложной помощи.
Кэнди больший жаворонок, чем я, что удобно, так как я отказываюсь верить в существование 10 часов утра. Но она достаточно настойчива и сильна, чтобы вытащить мою задницу из кровати и перелить меня в какую-нибудь одежду. Она даже нашла на мини-кухне не сломанную кофеварку. Кофе не идеальный утренний наркотик, но сойдёт, пока кто-нибудь не изобретёт жареный адренохром[105] по-французски.
Что меня бесит, так это то, что мне придётся танцевать вокруг многого из того, что я узнал о Хантере и его приятелях. К.У. с Джен вряд ли захотят услышать, насколько Хантер был близок с некоторыми по-настоящему гнусными наркоторговцами. И я чертовски уверен, что не хочу рассказывать им об Аэлите. Я всё ещё не знаю, зачем ей понадобился брат Ти Джея. Непохоже, что сведение парня с ума угрожает кому-то из тех, кто мне дорог. Включая меня. Я в любой момент мог бы бросить дело, и это ни черта бы не изменило в моей жизни.
Мы подъезжаем к дому Сентенц около одиннадцати. Их машина и грузовичок стоят на подъездной дорожке. Ничего удивительного. К.У. кажется настоящей рабочей пчёлкой, но пропавший ребёнок заглушит вашу трудовую этику. Мы втроём поднимаемся по каменной дорожке, и я звоню в колокольчик.
Спустя минуту или около того Джен открывает дверь. Она в красном шёлковом халате. У неё растрёпаны волосы и красные глаза. Она плакала, и похоже, только что встала. Она ничего не говорит. Просто отходит в сторону и впускает нас.
— Новости не очень хорошие, да?
— Почему вы так решили?
— Хантера с вами нет, и вы выглядите ненамного лучше, чем я себя чувствую.
К.У. спускается по лестнице. На нём синий спортивный костюм. Похоже, он в нём спал.
— Вы нашли его?
— Боюсь, что нет, — отвечает Видок. С его акцентом плохие новости звучат лучше. — Но мы знаем гораздо больше, чем когда уходили от вас вчера.
— В том, что случилось с Хантером, нет его вины. С ним это сделали. Может это звучит не очень, но на самом деле это хорошие новости. Раз его подставили с одержимостью, значит, кто-то хочет привлечь внимание, чего ещё не произошло. Это означает, что тому, кто это сделал, он всё ещё нужен. Где бы Хантер ни был, я уверен, что он всё ещё жив, — добавляю я.
Когда они слышат это, их состояние меняется. Я чувствую, как ослабляется тугой узел их нервной системы. Дыхание и сердцебиение приближаются к норме. К. У. даже ухитряется выдавить крохотную улыбку.
— Отличные новости. Итак, зачем вы здесь? Вам ещё что-то нужно от нас?
Тут вмешивается Джен.
— Кто мог сотворить такое с Хантером?
Я ни за что не отвечу на этот вопрос.
— Мы не уверены, — отвечает Кэнди, — вот почему мы здесь. Нам нужно задать вам ещё несколько вопросов.
— Я поставлю кофе, — говорит Джен и направляется на кухню. К.У. кивает в её сторону, и мы следуем за ней.
Кухня большая и просторная. Испанская плитка и медные кастрюли. Она залита светом сквозь ряд стеклянных дверей, выходящих на огромный задний двор с аккуратными деревьями и бассейном. Мы садимся на стулья за сервировочным столиком посреди помещения. Сомневаюсь, что мог бы себе позволить даже фильтры для кофе, которые Джен вставляет в дорогой немецкий агрегат. Он больше напоминает нечто, выпавшее из космической станции, чем кофемашину.
— Что вам нужно знать? — спрашивает хозяин.
Вчера вечером я понял одну вещь. Раз в этом деле замешаны Мейсон с Аэлитой, то они не просто хотят, чтобы парня нашли, они хотят, чтобы его нашёл я. Это означает наличие информации, которой я пока не располагаю. Так как я не знаю, где искать, ничего не остаётся, кроме как вернуться к самому началу.
— Хантер общался с кем-нибудь из практикующих магию друзей Ти Джея?
Видок с Кэнди глядят на меня. Ладно, я начинаю где-то слегка эгоистично. Я хочу знать, знают ли Сентенцы, что мы с Ти Джеем связаны. И это вполне законный вопрос. Ти Джей мог быть знаком с какими-нибудь Саб Роза вне нашего Круга. Сомневаюсь в этом, но никогда не знаешь наверняка. Как я уже сказал, я хватаюсь за соломинки и росичку[106].
— Мне об этом неизвестно, — отвечает К.У. — Джен, ты что-нибудь знаешь?
Она стоит у кофемашины — далеко через всю стойку от нас, словно боится подцепить плотоядный вирус.
Джен качает головой.
— Мне об этом неизвестно. Если он и был знаком с кем-то из них, то держал это в тайне.
— У него была привычка держать всё в тайне? — спрашивает Видок.
— Нет. Это было больше характерно для Ти Джея. Хантер — хороший парень, — говорит К.У.
— Он один семестр был в дискуссионном клубе школы, — добавляет жена, словно это доказывает, что Хантер — ангел, и что ничего этого не происходит. — Но ему пришлось уйти ради бега.
— Он хорошо учился в школе? Никаких изменений в его оценках? — спрашиваю я.
— Он был трудоголиком, — отвечает Джен.
К.У. печально улыбается и кивает.
— Он делал все домашние задания, и его оценки были приличными, но стать стипендиатом Родса[107] ему не грозило.
Пока кофе булькает, Джен начинает доставать из буфета чашки. Она ставит одну и замирает. Её тело снова напрягается. Сердцебиение быстро нарастает. Она старается не заплакать. Наверное, не хочет выглядеть слабой перед кучкой незнакомцев, говорящих об её пропавшем сыне, как об украденном грязном велосипеде. К.У. встаёт, подходит к ней и кладёт руки ей на плечи.
— Почему бы тебе не присесть? Я принесу кофе.
Она не отвечает, но подходит и садится на стул, который только что освободил К.У. Скрестив руки на груди, она, не поднимая головы, смотрит на стойку. Кэнди протягивает руку и легонько касается руки Джен.